Первый нехороший человек

Моча, падая в контейнер, производила неловкий громкий звук, но я напомнила себе, что мой врач посещал университет в Дэвисе и так далее. Перелив через край представлял опасность, однако его не случилось. Я держала горячий контейнер в руках и поглядывала на доктора Тиббетс через крошечную прореху в ширме. Доктор Тиббетс смотрела в потолок.

– А доктор Бройярд женат?

Она совершенно замерла.

– Он женат. У него супруга и семья в Амстердаме.

– А ваши отношения с ним?..

– Три дня в году я принимаю на себя роль подчиненной. Это игра, в которую нам нравится играть, чрезвычайно удовлетворяющая взрослая игра. – Она все еще смотрела в потолок, ожидая следующего вопроса.

– Как вы познакомились?

– Он был моим пациентом. А затем, много лет спустя, после того, как он давно оставил наш с ним анализ, мы вновь встретились на занятии по перерождению, и он сказал мне, что ищет кабинет, вот я и предложила такие условия. Это случилось лет восемь назад.

– Вы предложили только ту часть, которая про кабинет, или все целиком?

– Я зрелая женщина, Шерил, я прошу о том, чего желаю, и если желание не взаимно, что ж, по крайней мере, я не потратила никакого времени на мысли о нем.

Я вышла из-за ширмы и уселась, осторожно разместив контейнер рядом со своей сумочкой.

– Это половое?

– Для занятий любовью у него есть жена. Наши отношения для меня гораздо мощнее и глубже, если мы не спрессовываем энергию в гениталиях.

Ее гениталии, спрессованные. Образ вызвал волну тошноты. Я прижала кончики пальцев ко рту и чуть склонилась вперед.

– Вам дурно? Вон там есть мусорное ведро, если вам нужно тошнить, – ровно сказала она.

– Ой, я не поэтому… – Я несколько раз коснулась своих губ, чтобы показать, что это у меня просто такая привычка. – Вы в него влюблены?

– Влюблена? Нет. Я не вхожу с ним в связь ни интеллектуально, ни эмоционально. Мы договорились не влюбляться: это пункт нашего договора.

Я улыбнулась. Потом отлыбнулась – она говорила всерьез.

– Убеждена, что преобладающая логика состоит в том, что гораздо романтичнее угадывать намерения другой стороны. – Она помахала крупными ладонями, и я вообразила кур с растрепанными перьями, бестолковых и квохчущих.

– А договор у вас письменный или устный? – Ноги у меня переплелись между собой, руки держались друг за дружку.

– Как вы себя чувствуете в отношении этих новых данных? – спросила она здравомысленно.

– Его юрист составлял?

– Я загрузила бланк из интернета. Это просто страница текста, что в отношениях допустимо, а что нет. Он у меня не с собой.

– Ничего, – прошептала я. – Давайте поговорим теперь о чем-нибудь другом.

– О чем желаете поговорить?

Я рассказала ей про отпор. История получилась менее победоносная, чем мне думалось, особенно потому, что Кли все еще оставалась у меня в доме.

– И как вы себя почувствовали после того, как она ушла из комнаты?

– Хорошо, по-моему.

– А сейчас? Как ваш глобус?

Ощущение фламенко продлилось недолго. Утром Кли не показалась мне слишком запуганной – более того, она выглядела после потасовки более расслабленной, более в своей тарелке.

– Не очень, – призналась я, чуть стискивая горло рукой. Рут-Энн спросила, можно ли ей пощупать; я подалась вперед, и она мягко сжала мне кадык кончиками четырех пальцев. Рука у нее по крайней мере пахла чистотой.

– Он и впрямь довольно тугой. Какое неудобство.

Ее сочувствие вызвало у меня отклик плача. Ком поднялся и уплотнился, я поморщилась, держась за шею. Трудно было поверить, что совсем недавно он был таким рыхлым.

– Может, вам будет вечером облегчение.

– Вечером?

– Если у вас с Кли случится еще одна… – Она изобразила руками боксерские кулаки. – …стычка.

– Ой нет. Нет-нет, надо, чтобы она съехала. Я уже терплю это все гораздо дольше, чем должна была бы. – Я подумала о Мишель – как быстро она ее выперла. Теперь очередь Джима или Накако.

– Но если глобус…

Я покачала головой.

– Есть другие методы – операция, вернее, нет, не операция, а психотерапия.

– У нас сейчас с вами психотерапия.

Мой взгляд упал на малиновые ногти Рут-Энн. Накрашены, но со сколами. Секретарше такие ногти нужны, а психотерапевту – нет. Через три месяца сделает свежий маникюр.

Я поехала прямиком в «Раскрытую ладонь»: то был мой присутственный день. Все сотрудники смотрели на меня странно и искоса, словно у них под столами не надето штанов, гениталии не спрессованы. Была ли Рут-Энн без штанов под столом, когда мы познакомились? Омерзительная и негигиеничная мысль, я отмела ее и принялась за работу. У нас с Джимом состоялся мозговой штурм с интернет-дизайнером «ПниЭто. ком», нашей молодежной инициативы. Мишель призвали координировать прессу. Еще не усевшись, она откашлялась и сказала:

– Джим и Шерил пусть ведут заметки – у них заметки получаются лучше всех…

Джим оборвал ее:

– Садись, Мишель. Это для групповой работы.

Она вспыхнула. Псевдояпонские ритуалы – штука для новых сотрудников всегда причудливая. В 1998-м Карл съездил в Японию на конференцию по боевым искусствам, и тамошняя культура произвела на него неотразимое впечатление.

– Они дарят подарки при каждом новом знакомстве – и подарки всегда упакованы безупречно.

Он вручил мне что-то, завернутое в тканую салфетку. В те поры я еще была стажером.

– Это салфетка?

– Они там используют ткань как оберточный материал. Но я такого не смог найти.

Я развернула салфетку, и оттуда выпал мой собственный кошелек.

– Это мой кошелек.

– Я на самом деле не дарил тебе подарок – я пытался показать культуру. В подарок годятся наборы из чашечек для сакэ или что-нибудь в этом роде. Мне такие ведущий конференции подарил.

– Вы лазали ко мне в сумочку для этого? Когда вы это проделали?

– Когда ты была в уборной, несколько минут назад.

Он составил список указаний по конторе – чтобы добиться более японской атмосферы. Узнать, насколько они подлинные, было трудно, потому что больше никто из нас Японию не посещал. Почти двадцать лет спустя я единственная, кто знает происхождение правил в конторе, но я в это никогда не вдаюсь, поскольку теперь у нас работает несколько американцев японского происхождения (Накако и Ая – в преподавании и связях с общественностью), и я не желаю их задевать.

Если задача требует групповых усилий – к примеру, передвинуть тяжелый стол, – за нее сначала должен браться один человек, а затем, после почтительной паузы, может присоединиться второй, склонив голову со словами: «Джим способен сдвинуть стол в одиночку, у него лучше всех получается двигать столы, я присоединяюсь, хотя помощи от меня немного, поскольку в двиганье столов я не мастак». Затем, еще через мгновение, может приобщиться и третий человек, сперва склонив голову и заявив: «Джим и Шерил способны сдвинуть стол в одиночку…» и т. п. И далее, пока не соберется нужное количество людей, чтобы выполнить эту задачу. Такие вот штуки поначалу кажутся скукотищей, но потом делаются привычкой – вплоть до того, что невыполнение ощущается хамством, почти враждебностью.