Первый президент. Повесть о Михаиле Калинине

Вспомнился разговор с Фритьофом Нансеном несколько месяцев назад в этом же кабинете. Знаменитый норвежец был тогда полон энергии, искренней веры: Запад не оставит в беде своих страдающих братьев.

Мужественные, сильные люди почти всегда бывают наивны в политике, в житейских делах. Нансен поехал в Поволжье, и то, что он увидел там, потрясло его. Вернувшись на родину, он писал о детях, похожих на скелеты, о женщинах, высохших будто мумии, о трупах на дорогах, на железнодорожных станциях. Он обращался с призывами к правительствам разных стран, просил миллионеров пожертвовать часть средств. Но правительства и миллионеры не очень-то прислушивались к его голосу. Ни одного фунта стерлингов не внесла богатейшая колониальная держава Великобритания. Столь же «щедрым» оказался и Совет Лиги наций. А вот сам Нансен отдал в фонд помощи голодающим почти все сбережения. Славный он человек.

Надо сердечно поблагодарить этого великого исследователя, героически пробившего путь через вечные льды мертвого Севера, но оказавшегося бессильным перед жестокостью, своекорыстием и бездушием правящих кругов капиталистических стран.

Скоро откроется Всероссийский съезд Советов, пусть он и отметит большую помощь Нансена, отправит ему благодарственную грамоту. Норвежцу приятно будет признание его заслуг в благородной и важной работе.

4

Вот уже несколько лет в Москве жила Татьяна Александровна Словатинская - давний друг семьи, но Калинины редко виделись с ней. У нее служба, дети. Да и Михаил Иванович постоянно в разъездах. А Екатерину Ивановну крестьяне Кимрского уезда выбрали председателем Печетовского волостного исполкома. Знали земляки Калинина: жена у него деловая, хозяйственная, строгая. Что нужно - потребует, но в обиду никого зря не даст.

Екатерина Ивановна много времени проводила теперь в селе, иногда по две-три недели не приезжала в Москву.

– Скучаю по Кате, - сказала Татьяна Александровна по телефону.
– Забыла уже, когда и встречались-то.

– Это беда поправимая, - шутливо ответил Михаил Иванович.
– Собираюсь к ней. На машине. Буду рад, если вместе.

– Договорились.

Из Москвы выехали ночью. До города Кимры добрались без задержки, а дальше и дорога пошла хуже, и останавливаться пришлось в каждой деревне. Люди узнавали Михаила Ивановича, машину окружали ребятишки да бабы, степенно подходили мужики.

К Калинину они обращались по-свойски, на «ты», называли его не иначе, как Михаиле И каждый раз он вылезал из автомобиля, разговаривал с крестьянами, смеялся, отвечал на их вопросы.

– Легко вам тут, - не без зависти произнесла Татьяна Александровна, когда машина миновала околицу.
– Вы тут совсем свой. С удовольствием в родные места ездите?

– Легко, говорите? Как бы не так!
– возразил Калинин.
– Здесь мне гораздо трудней, чем в других волостях. Не удивляйтесь, сейчас объясню. Многие земляки меня еще мальчишкой помнят, всю родню наперечет знают. Я для них равный среди равных.

– Это и хорошо.

– С одной стороны. А с другой - что получается? Местные крестьяне, особенно которые постарше, считают, что я не дорос учить их, задают самые занозистые вопросы. Недаром же сказано: нет пророка в своем отечестве, - пошутил Михаил Иванович.

– И все равно приятно в родных краях, - улыбнулась Словатинская.
– Я вот даже по вашему лицу, по глазам вижу.

– Ну, конечно, корень же мой в Верхневолжье. Машина медленно въехала в село Печетово. Здесь недавно прошел дождь. В колеях стояла вода.

Неподалеку от избы, где помещался волостной исполком, догнали группу женщин. Мокрые, с грязными ногами, они шли с поля, с работы. Одна обернулась. Низко надвинутый платок, старенький плащ, сапоги - Словатинская не сразу узнала в ней Екатерину Ивановну. Вылезла из машины, обняла ее, радостную и удивленную.

– Вот молодцы, что навестили меня!
– весело говорила Катя.
– Заходите в дом, умывайтесь, располагайтесь, а я сейчас самовар поставлю...

Очень хорошо, спокойно провели они этот вечер, вспоминая молодые годы, встречи в Ревеле и Петербурге. Наконец Михаил Иванович отодвинул чашку, прислушался, как шумит по крыше осенний дождь, спросил жену:

– Продналог собрали?

– Весь.

– А еще хоть немного сможете? Каждый пуд - это жизнь человеческая.

– Зачем ты меня убеждаешь, Миша?

– Знаю, как трудно, да ведь нужно. Вот в Курской губернии крестьянские конференции провели...

– А мы не так, - улыбнулась Екатерина Ивановна.
– Помнишь, ты говорил, что в хорошем доме баба три угла держит?

– Народ так говорит.

– Вот мы к бабам и обратились. Женщины ведь отзывчивее. Походила я по дворам со своими помощниками. Много походила. Сапоги-то, видишь, совсем сносились.

– А прок?

– Есть и прок, - с гордостью сказала она.
– Завтра в Кимры зерно повезем.

5

Ноябрь выдался холодный, мороз по ночам сковывал не укрытую снегом землю, затягивал льдом стоячую воду. Пустынно и уныло было в голых полях. Потерявшие листву леса казались темными островами, лишь неувядаемая зелень ельников и сосняков радовала глаз, разнообразя пейзаж.

Глядя в окно на мокрые деревья, на почерневшие от дождей придорожные строения, Михаил Иванович думал о том, как странно получилось в его жизни: изъездил половину России, с малолетства считает себя тверяком, а вот в «столицу» губернии собрался первый раз, да и то в унылое осеннее время.

Раньше всегда приезжал и уезжал из Верхней Троицы либо через Кашин, либо через Кимры, губернский город оставался в стороне. И теперь не простое любопытство влекло его в Тверь, а горькая надобность добыть хлеб голодающим.

Поезд замедлил ход. Михаил Иванович надел пальто, теплую каракулевую шапку. Взял портфель.

Секретарь губкома партии был в отъезде. Калинина встретил заместитель секретаря Андрей Александрович Жданов: широкоплечий, осанистый, с жесткими короткими усами на смуглом лице. Кожаная фуражка, шинель, сапоги - почти военная форма. Сильно тряхнул руку Калинина, представил своих товарищей. Предложил:

– Сюда проходите.

Михаил Иванович оглядел красивую сверкающую машину. Такой еще не видел.

– Это что за марка?
– поздоровавшись, спросил оп водителя.

– «Берлие».

– Французская?

– Выходит, так. Одна у нас на весь город. Командир полка в ней ездит.

– Вы что, ее мобилизовали?
– повернулся Михаил Иванович к Жданову.

– Для вас, - улыбнулся тот.
– По городу провезем, Тверь покажем.

– Если останется время, - кивнул Калинин.

Через два часа в Большом пролетарском театре начался митинг. Михаил Иванович привык к многолюдью, но тут даже он удивился. Зал был заполнен так, что ни один человек больше не вместится. Люди теснились в дверях, стояли в фойе, в коридорах. Калинин сразу заговорил о главном: