Первый свиток. Император
Шрифт:
— Конечно, — согласился Луций. — Подготовьте купчие. Оплату получите немедленно и сверх вложенных нами денег, — успокоил он купца. — Но это еще не все…
Макрон напрягся, услышав последнее предложение и даже невольно облизнул губы. Лонгин мысленно усмехнулся, представляя, как могут использовать конкуренты и продавцы такие моменты.
«Как же он торгуется, столь явно показывая свои желания?» — мысленно удивился он. И продолжил разговор, уже аккуратно выбирая выражения. — Есть… как бы это точнее выразить… некие мнения и размышления… А также результаты гаданий… Которые показывают что настоящий остров невезения отнюдь не тот, что нашел где-то в море корабль Мардония. Увы, но похоже Аполлон перестал покровительствовать своему острову и ожидать возрождения былой славы Делоса не стоит. Пиратство, несмотря на все усилия по борьбе с ним, пока не уничтожено. К тому же очень трудно бороться с ним здесь, в Эгейском море, среди всех этих островов, островков и скал. Поэтому надежды на возрождение старых торговых путей нет.
— Гадания. Насколько они могут быть точными? — спросил Корд.
— Полной уверенности нет. Но полагаю, лет через десять все сбудется. Поэтому прошу, уважаемый Корд, постепенно начать перевод основных торговых сделок на порт Александрии.
— Хорошо, — вспомнив о том, что Рим не признал действующего царя Египта, согласился Макрон. — Начну постепенно переводить главную контору туда. Кого можно еще предупредить?
— Только членов вашего братства и то осторожно, намеками, — разрешил Луций.
А в триклинии продолжался пир. Гости любовались танцами рабынь и никто не заметил длительного отсутствия хозяина и одного из главных гостей…
Спартак против…
Спартак против… Spartacus versus…
681–682 г. г. ab Urbe condita
Простая истина
Мятеж не может кончиться удачей, —
В противном случае его зовут иначе.
С. Маршак
Мальчик, скорее беги за венками,
Дай нам елея, вина, что при марсах созрело
Если от полчищ бродящих спартаковских что уцелело
Г. Флакк
Две либурны неторопливо и аккуратно притирались к деревянному причалу порта.
— Остия, — радостно улыбаясь, констатировал Красс-младший. — Мы уже дома…
— И дым отечества нам сладок и приятен, — заметил Луций Кассий Лонгин. Отчего все, стоящие рядом, даже не засмеялись, а заржали. Отсмеявшись, Марций Филлип- младший заявил, показывая на воду. На которой среди мусора покачивались тушки мертвых птиц и животных, отравляя воздух миазмами разложения.
— Дыма отечества пока не чувствую, а вот вонь…
Все опять засмеялись и начали демонстративно зажимать носы, так как ветер, слегка переменившись, донес до борта корабля не менее неприятные запахи, которыми тянуло от Тибра, несшего в Тирренское море нечистоты Города, расположенного всего в двадцати милях выше по течению. Впрочем, ветер быстро переменился и очередной его порыв донес до носов друзей приятные ароматы жарящихся на углях колбасок или, скорее, мяса из ближайшей к пристани таверны. Ушлые хозяева специально поставили ее поближе к пристани, чтобы привлечь одуревших от сухомятки и кислого вина матросов запахами свежеприготовленной еды. Что оказалось вполне действенно, даже всегда молчаливый Гай Антоний не выдержал и предложил сразу зайти в таверну и съесть что-нибудь погорячее. Его поддержал Марций. Но тут Красс-младший наконец увидел встречающих и всем стало не до еды. Спустившись по сходням на причал, приятели оказались среди толпы моряков, портовых грузчиков, рабов, вольноотпущенников-управляющих и купцов. Запряженные в груженные повозки лошади и мулы, роняя на ходу навоз, пробивались сквозь эту толпу, словно слоны сквозь строй войск во время битвы. Со всех сторон доносились обрывки разговоров и крики на разных языках. А кроме свежего навоза, пахло тухлой рыбой и мясом, потом, душистыми приправами и свежим хлебом, пылью и сушенными травами, засыхающей мочой, конопляными канатами, деревом. Вся эта невообразимая какофония звуков и запахов била по голове спустившегося с борта корабля путешественника не хуже удара меча по шлему. Ошеломленные этой вакханалией друзья первое время с трудом пробирались вперед, даже несмотря на то, что дорогу расчищали охранники. Но, наконец оправившись от первого потрясения и к тому же добравшись до лошадей и повозок они наконец заметили главное. Столпотворение в порту и прилегающих к нему улицах, да и количество пришвартованных у причалов кораблей оказалось не столь большим, как им показалось вначале.
— Клянусь Юпитером Капитолийским, — высказал свое удивление Луций Лонгин, — когда я с отцом посещал Остию, здесь было куда оживленнее…
— Да, и кораблей, с которых разгружают зерно, как я вижу, совсем немного, — добавил Красс, успевший осмотреться вокруг.
— Увы, мои господа, Рим переживает не самые лучшие дни — ответил встречающий их управитель дома Кассиев Лонгинов, вольноотпущенник Кассий Лентул. Как самый старший, он заодно командовал и прибывшими встречать остальных спутников Луция рабами. — Набеги пиратов и восстание гладиаторов привели к тому, что все меньше кораблей появляется в Остии. А из Кампании доставляют все меньше
зерна и оливок. Поэтому в самом Риме все сложнее купить не только роскошные вещи, но даже простой хлеб.— Восстание гладиаторов? Когда? Где? — обрушились с вопросами удивленные друзья. И только Луций Кассий молчал, словно в этой новости для него не было ничего необычного.
— Сейчас, господа, я только отдам указания и расскажу вам все новости, — Лентул, отправив повозки к кораблю вместе с рабами, сопровождавшими путешественников, отвел друзей в сторону, под тень одинокого дерева. — Здесь будет удобнее дожидаться ваших вещей, господа. А сейчас я вам поведаю новости…
И он поведал внимательно слушающим его друзьям и их охранникам удивительную и печальную историю восстания гладиаторов из школы ланисты Лентула Батиата, что в Капуе. Возглавляемые неким Спартаком, который, по слухам, по происхождению был фракийским вождем. Он и стал главой заговора, в котором участвовали почти все гладиаторы школы — целых две сотни человек.
— … Однако среди заговорщиков нашелся благоразумный человек и рассказал все самому Батиату. Тот попытался схватить заговорщиков с помощью местного ополчения и охраны школы. Но гладиаторы. Но восставшие не сдались. Они сражались неистово, голыми руками, захваченным у погибших охранников оружием и даже, говорят, кухонной утварью. Множество из них было убить или тяжело ранено, а остальные, около семи десятков, вырвались из города, прорвавшись сквозь строй ополченцев… — Лентула перебил Луций Лонгин.
— Они, конечно, гладиаторы и мятежники, но надо признать, не лишены храбрости. Клянусь Юпитером Капитолийским, чтобы атаковать с голыми руками воинский строй надо иметь немалое мужество. И что с ними было дальше?
— Фортуна оказалась благосклонна к ним. Беглецы перехватили обоз со снаряжением гладиаторов, которое дополнительно закупил для своей школы Батиат, — продолжил рассказ Лентул. — Потом они дошли до Везувия. Уже у подножия Везувия беглых гладиаторов настиг римский отряд, посланный из Капуи. Восставшие рабы разгромили его и получили дополнительное оружие и доспехи. После этого отряд восставших поднялся на гору и разбил лагерь прямо возле кратера потухшего вулкана. Засев в хорошо укрытом месте, они начали грабить окрестности и к ним потянулись беглые рабы, преступники и воры. Силы шайки росли и капуанские магистраты, понимая, что своими силами справится не способны, отправили сообщение о ней в Рим. На подавление восстания отправили пять когорт, собранных в городе для пополнения войск в Испании и Азии, во главе с претором Гаем Клавдием Глабром. Он решил заблокировать повстанцев на Везувие, тем самым лишить их воды, пищи и вынудить сдаться. Легионеры перекрыли все спуски с вулкана. Но гладиаторы, как говорят, сплели лестницы из лоз дикого винограда и спустились вниз по отвесным стенам. После этого они внезапно напали на лагерь и разгромили наши когорты наголову. Поэтому сейчас против мятежных рабов, чьи силы после этого поражения еще более увеличились, отправили два полных легиона под командованием претора Публия Вариния.
— Зная, по рассказам отца, и Глабра, и Вариния, — заметил Луций Кассий Лонгин, — не уверен, что даже эти два легиона справятся с мятежниками.
— Ставлю два сестерция на победу Публия Вариния, — азартно заявил Гай Антоний.
— Поддержу ставку еще двумя, — усмехнувшись, поддержал его Марк Красс.
— Ставлю три против ваших четырех, что Вариний не сможет победить, — вступил в спор Луций Лонгин. — Не тот полководец… да и войска у него — сплошные, как я понимаю новобранцы.
— Откуда же взяться ветеранам, когда Рим ведет сразу две тяжелые войны? — ответил вопросом Марций Филлип. — Но я спорить не буду, останусь свидетелем.
— Спорим, — согласился Марк Красс-младший.
— Согласен, — подтвердил Гай Антоний.
На этом серьезные разговоры закончились, потому что подъехали уже загруженные повозки с вещами. Путешественники сели на лошадей и неторопливо тронулись в путь. Колонна получилась внушительной. Шли пешком рабы, катились, поскрипывая, груженные повозки, неторопливо, шагом, двигались кони. Поэтому к дому Луций подъезжал уже в сумерках. Мать и братья встретили его на входе в атриум. Отец, как оказалось, еще не приехал из курии Гостилия. Трудно быть консулом в тяжелые для Республики годы. Тем более, что ни отец Луция Гай Кассий Лонгин, ни его напарник Марк Теренций Варрон Лукулл не имели достаточного авторитета, чтобы их предложения принимались сенаторами без разногласий и возражений. А где возражения, там и споры и решать их приходилось не только на заседаниях Сената, но и переговорами с главами отдельных группировок. И такие переговоры могли тянуться до самого традиционного вечернего обеда, а иногда и позднее. Сегодня Кассиям повезло. Отец приехал как раз к обеду, после которого смог уделить внимание сыну. После обеда они проговорили в таблинуме целых полтора ночных часа*. Обсудили мятеж Спартака, положение на стройке в Мизинуме, необходимость усиления там охраны и возможности постройки новых кораблей в следующем году. Семья Кассиев и Рим жили своей жизнью, с семейными делами, интригами группировок перед предстоящими выборами магистратов, обсуждением подорожания продуктов, войн в Испании и Азии, постройкой гигантских и, невиданное дело, общественных терм Красса. Жили, ожидая известий о победе легионов, отправленных против восставших рабов. И только Луций и еще один человек в Риме знали, что все не так однозначно…