Первый толчок

— Ты зачем приехал? — стал смеяться над ним Гусейн. — Барашка покупать? Или курочку? Это же кро–ко–дил! Он бешеные деньги стоит, тебе я задаром предлагаю. Мне из них всего–то сотня достанется. Ветеринару надо дать, чтобы акт составил о гибели? Надо. Заведующему? И еще кое–кому…

…Нет у него денег! Солтан стукнул кулаком по кровати, шепотом выругался. Но тут же вспомнил: есть они! Бумажник с пачкой денег, которые он копил на бусы Сенем, в самом деле лежали под матрацем! Солтан заколебался. Обменять дорогой его душе подарок на какую–то зубастую тварь? На чудовище? Нет, Солтан не мог этого сделать…

Но не привык он отступать, если принял решение! «Накоплю еще! — подумал Солтан. — Деньги — трава: ее косят, а она растет…»

И он, пересилив себя, вынул бумажник.

Да, конечно, хорошо было бы подержать аджаху дома… Но нельзя. Еще пронюхает кто–нибудь.

Он потащил ящик к озеру. Крокодил был тяжелый, да еще ящик кое–что весил. Солтан задыхался под этой двойной тяжестью, сердце у него колоколом билось и гудело не только в груди, но во всем теле. Однако этот гул казался ему праздничной музыкой.

Озеро, как всегда в ночные часы, лежало перед ним во всей своей торжественной красоте. Серебристая под луной поверхность его была недвижимой, словно бы озеро к вечеру вдруг замерзло. Даже круги от играющей рыбы не расходились по воде. Озеро спало, безмятежно раскинувшись под бархатно–темным небом. Только неведомая птица анадиль тревожила ночную тишь все тем же настойчивым вопросом: «Нашел ли? Нашел ли?»

— Нашел! — возбужденно засмеялся Солтан. — Вот какого я красавца нашел!

Руки у него дрожали, когда он развязывал веревки на ящике и стаскивал мокрую рогожу. Ящик–клетка был надежно сколочен, крокодил едва мог шевельнуться в ней, но как только под лунным светом тускло блеснула спина и морда животного, Солтан отскочил. Ему показалось, что крокодил приподнимается на коротких лапах и клетка потрескивает под напором, могучих мышц.

— Ну ты, балуй! — прикрикнул на него Солтан, как на непослушного жеребца. И сам осмелел от своего окрика. Это ведь для других крокодил — чудовище, аджаха, а для него, Солтана, всего–навсего зубастая тварь, купленная им к тому же за бешеные деньги! Он — хозяин твари, единственный и полноправный. От этой мысли Солтану стало легко, и он уже без страха опустился на траву возле самого ящика.

— Ну что, браток? — спросил он. — Плохо тебе в клетке? Плохо, понимаю!

Крокодил смотрел на Солтаиа немигающим взглядом, бока у него тяжело вздымались и опускались. Солтаи зачерпнул кепкой воды из озера, вылил ее на морду зверя, и тот вдруг слабо, но явственно замычал. Словно бы поблагодарил.

— Ишь ты! — удивился Солтан. — Прямо не знаю, что с тобой, браток, делать. Даже жалко отпускать. Нырнешь — и поминай как звали. И не вспомнишь, кто тебя выпустил на свободу. Эх ты, аджаха, аджаха!

Он замолчал, удивившись сам себе: «Как с Сиротой разговариваю! Нет, дорогой, Сирота за меня жизни не пожалеет, а ты, пожалуй, моей жизни не пожалеешь, если вырастешь. Только не вырастешь, подохнешь скорее всего, как холода начнутся. Зато воли хлебнешь, на воле помрешь. А уж рыбки нажрешься… На том свете будешь вспоминать да облизываться…»

Вздохнув, Солтан уже совсем безбоязненно отодвинул засов у дверцы клетки и распахнул ее. Крокодил не шевельнулся. Подождав минуту–другую, Солтан подобрал на берегу Хворостину и ткнул ею в спину зверя, поближе к хвосту. Крокодил заворочался, медленно стал вылезать из ящика. Вылез, постоял неподвижно, опустив морду в траву, вдыхая сладкие запахи сырой земли, водорослей, скользкой рыбьей чешуи. Дрожь пробежала по его телу, но то ли он не верил в неожиданную свободу, то ли не мог прийти в себя после заточения в клетке — с места не двигался. Тогда Солтан, совсем освоившись, легонько стегнул его хворостинкой. Неуклюже выворачивая ноги, крокодил шагнул вперед.

— Но! Но! — Солтан подстегивал его, подгоняя. — Давай! Обленился на готовеньком!

Крокодил заковылял к воде. У самой кромки он остановился, прощально оглянулся на Солтана, взрезал острой мордой водную гладь озера и тотчас исчез из вида.

«Нашел ли?» «Нашел ли?» — беспокоился анадиль, и крик его становился все тревожнее, все громче.

Озеро молчало. Только расходился на его поверхности большой сверкающий круг в том месте, где нырнул крокодил. Словно огромное ожерелье.

Солтан не отрывал глаз от серебристой лунной дорожки. По–прежнему тихо было на озере, как будто ничего не произошло. Хотя Солтан понимал, что так и должно быть, что тишина только на руку ему, он был разочарован: слишком обыденной, незаметной показалась ему месть, которой он отдал столько сил.

И тогда лунная дорожка раскололась, из нее поднялась огромная шипастая спина, а затем и все чудовище рсплыло на поверхность. Да, это был уже не крокодиленок, чуть больше метра длиной, а тот страшный аджаха с пастыо–пещерой и кабаньими клыками, которого Солтан видел в зверинце. Чудовище молча уставилось на него, и Солтан с криком побежал прочь от озера.

…Он рванулся с кровати, едва удержавшись на краю, и потом долго сидел, тряс головой, стараясь поскорее вернуться в реальный мир, от которого отключился час или два назад.

«Привидится же такое! — подумал он с досадой. — В другой раз встречу Гусейна–гиену — стороной обойду»!

* * *

Алыш перестал появляться на озере.

Солтан понял причину, застав как–то мальчишку за работой.

Алыш выдолбил у подножия горы верхнее углубление и теперь спустился к платану, чтобы устроить там главную чашу родника.

Некоторое время Солтан наблюдал за тем, как Алыш укладывает камни в основание, скрепляя их цементным раствором. В иное время он равнодушно прошел бы мимо, но теперь все, что касалось мальчишки, кровно интересовало его. Аджаха словно бы связал их единой веревочкой. Этот сон! Солтан до сих пор не мог освободиться от ночного наваждения. Только теперь заметил он, что Алыш все взял у матери и ничего у отца: удлиненные, как у Сенем, карие глаза с длинными ресницами, пушистые волосы, нежный овал лица, ямочки на щеках… Пожалуй, Алыш сейчас был больше похож на юную Сенем, чем она сама — поседевшая, располневшая, потерявшая краски молодости.

— Что делаешь, парень? — спросил Солтан хрипло.

Алыш поднял голову, увидел соседа, всегда неприветливого, мрачного, не отрываясь от работы, сдержанно объяснил.

— Отец, что ли, придумал? — продолжал допытываться Солтан, прикидывая, какую выгоду может извлечь Осман из странной этой затеи. Он был уверен: хитрит что–то сосед, кто будет нынче тратить время и силы на дело, которое никакой выгоды ему не принесет?

— Сам, говоришь, додумался? Людям польза. — Солтан ухмыльнулся. Парнишка, видно, неплохой, вон как старается. Только откуда бы ключу в скале взяться?

— Мама говорит, — произнес Алыш, словно бы угадав его мысль, — у вас колонка течет, вода к нам стекает… Я, правда, не верю…

Мальчишка смотрел на Солтана с надеждой, ждал ответа. А что он мог ответить? Был бы тот его сыном — Солтан бы сюда все озеро спустил, если потребовалось бы… А так…. Пусть работает. По крайней мере на озеро не ходит, отца рыбкой не ублажает!

Солтан подумал так, а сказал совсем иное:

— Может, и права мать–то…

— А колонку почините, дядя? — спросил Алыш. Солтан нахмурился, вспомнив, как подступал к нему недавно Осман с таким требованием. Ишь ты, парень лицом в мать, а повадкой в отца. Не ответив Алышу, он пошел прочь.