Первый удар. Книга 2. Конец одной пушки

— Надо двери открыть!

Коровы обезумели. Дико мычат и рвутся с привязи. Слышно, как они бьются в стойлах о перегородки.

— Если открыть, они убегут!

— Пусть бегут!

— Открывай дверь!

— Ну и сволочи!

Но коровы, не дожидаясь, пока их выпустят, сами решили вопрос. С треском вылетела дверь, и в проеме застряло несколько ошалелых от ужаса коров с висящими на шее обрывками цепей. Две коровы пытаются выскочить одновременно, остальные напирают на них сзади. Слышно, как они лягают друг друга, мечутся по хлеву, бьют копытами о каменный пол и так мычат, что становится жутко… Может быть, им вспомнилась страшная картина пожара, когда два вола и корова сгорели живьем! Люди не знают, что делать. Пожалуй, надо спасаться от разъяренного скота. Гранжон, однако, решил броситься наперерез коровам. Зачем? Вероятно, он и сам не знал. Первая же корова, которой удалось вырваться из хлева, опрокинула его. Он поднялся на ноги, но за первой неслась вторая — и сноса сшибла его. Ему опять удалось встать, и тогда он отскочил к стене. По лицу у него текла кровь. Перепуганные животные бежали все скопом. Первая корова перепрыгнула через канаву, другие, оступившись, падали на лед, но все же выбрались, помчались полем и с ревом унеслись в разные стороны.

А в хлеву мычали коровы, которым не удалось оборвать привязь.

— Что же будет с женщинами!

— Вот беда!

— Ведь они идут сюда полем!

Видно, как солдаты в самом конце двора перестраиваются.

— Надо бежать ловить коров!

— Гляди, собираются атаковать!

— Всем оставаться на месте!

— Не расходись, ребята. О коровах потом. Не расходись!

— Охранники только того и ждут!

— Пусть попробуют подойти!

— Мы им покажем!

— Подлецы! Отыгрываются на скотине!

— Но что же будет с женщинами?

— Коровы их не тронут. Они сами-то сейчас людей боятся!

— Вот именно.

— Никак нельзя отсюда уходить!

А солдаты стоят строем. Гранжон, вытирая кровь с лица, выходит на середину двора.

— Ничего страшного не будет, — говорит он. — Отойдите немножко. Сейчас выбегут остальные. Кричите: «Эй, эй!» Они и шарахнутся в сторону.

В темноте со всех сторон доносится мычание разбежавшихся коров — должно быть, мчатся, спотыкаются, падают, разбиваются и пугаются собственной крови. В старину бывало к рогам коров прикрепляли смоляные факелы и выпускали ночью на берег — пускай в диком страхе носятся между скалами, сбивая с толку огнями вражеские корабли…

К счастью, пришли женщины. Дорогой они не встретили бегущих коров и не знали, что случилось.

Во всех соседних деревнях и на одиноко стоящих фермах заливались лаем собаки.

Из хлева вырывается еще одна корова. Несется вскачь и, как слепая, натыкается на стену. Криками люди погнали ее в поле, на территорию военного склада.

— Все перекалечатся! — стонет Гранжон.

— Эх, вы! А еще людьми называетесь!.. — кричит кто-то по адресу охранников.

Защитники фермы вновь выстроились посреди двора, и хотя никто не подал команды, все двинулись разом, прямо на черную шеренгу солдат. Наступали медленно, но уверенно…

В шеренге охранников смятение.

Теперь темнота страшна для охранников, они стараются разглядеть, что в руках у докеров, у крестьян, у металлистов…

— Надо с ними покончить… — слышатся голоса.

— Да поскорее. Может, еще успеем поймать скотину!

Не успели пройти и трех метров, как зарычали моторы. Охранники удирают.

Брошенные напоследок бомбы со слезоточивыми газами не долетели до людей.

Сквозь поднявшийся с земли едкий туман видно, что охранники удрали все до одного.

Поймать удалось только десять коров. Они тяжело дышали, были все в поту, от них валил пар. Пришлось отвести их на соседние фермы — на ферме Гранжона в хлеву, несмотря на открытые окна, стоял противный запах, щипало глаза и горло. В первом стойле от разорвавшихся бомб растеклась по полу скользкая лужа. Но если плеснуть водой, пожалуй еще хуже будет…

Остальных коров придется искать поутру, когда рассветет. Может, они убежали далеко.

Раненых оказалось только двое: Гранжон и Сегаль. У Сегаля ссадина на носу — охранник ударил прикладом, и Сегаль все вытирает платком кровь, приговаривая:

— Пустяки! Хорошо, что легко отделался.

У Гранжона дело серьезнее: рассечена левая бровь. Должно быть, обо что-то ударился, но обо что, сам не помнит. Придется позвать доктора. А сейчас он сидит в кухне верхом на стуле, и невестка пробует остановить кровотечение перекисью водорода.

— Элен, мне же больно! — кричит Гранжон.

— Скажите, пожалуйста, какой неженка, — говорит Ноэль.

— Потерпи немножко, пощиплет и пройдет, — успокаивает Элен.

Жена смотрит на Гранжона суровым взглядом, осуждая противозаконные действия мужа. Все-таки, что за баба! Вот чучело! Ну хорошо, пусть противозаконно, пусть непорядок! А что же она думает, — тебя грабят, а ты кланяйся и благодари?

Всем оставаться на ночь не для чего. Только еще половина восьмого, но надо решить вопрос теперь же — Анри должен ехать на собрание и перед отъездом хочет все организовать.

— Сегодня, надо полагать, они уже не сунутся, — говорит Гранжон.

— Значит, достаточно десятерых. В случае чего опять пустите в ход пилу.

— Кто остается? Молодежь? Бертен, останешься?

— Да я хотел пойти на танцы.

— Ах да, ведь сегодня вечеринка, танцы. Завтра сочельник.

— Назначьте меня на другой день, ладно.

— Я останусь, — заявляет Юсуф. — Что для меня танцы!

— На другой день? — спрашивает Бертранда у Гранжона. — Это что же? Так будет каждую ночь?

— Да-с, каждую ночь, если потребуется, — раздраженно отрезал Гранжон. Красная опухоль над бровью придает его лицу очень сердитое выражение. Но жена не унимается:

— К чему все это? Все равно придется выехать.

— Почему ты так решила? — гневно кричит Гранжон и глядит на Анри и на всех стоящих вокруг людей, словно ищет у них поддержки. — Почему ты так решила? — повторяет он уже спокойнее.

Кричит он только для того, чтобы убедить самого себя.

— Это тоже зависит во многом от парохода, — подала свой голос Полетта.

И только тут Анри заметил жену. Он подошел к ней и тихо сказал:

— И ты пришла! Со мной вернешься или останешься?

— С тобой вернусь.

— Только я на велосипеде.

— А ты посади меня на раму…

Анри идет к Гранжону проститься. Тот смотрит на него, подмигивая одним глазом. Второй глаз заплыл, а ранку не разглядишь — очень уж густые у него брови.

— Ну, до скорого!

— До свидания! — отвечает Гранжон. — Я у вас в долгу. За мной не пропадет.

Ноэль поглядел, как Анри и Полетта уезжают вдвоем на велосипеде, и вспомнил, о чем он хотел поговорить с Гиттоном.

— Послушай, может ты недоволен, что мальчишка берет твой велосипед, когда приезжает навестить меня?

— Нет, что ты! — отвечает Гиттон.

А Ноэль надеялся услышать другой ответ.

— Ну все-таки. Иной раз, поди, велосипед тебе самому нужен, а мальчишка выпросит. Наверно, уж бывает так. Вот мне и пришло в голову подарить к рождеству… Словом… купил я по случаю велосипед — тут, в деревне, один парень продавал… Ну, я купил и сам перекрасил. Он, пожалуй, высок для мальчишки, придется на педали что-нибудь набить… Да ничего, сойдет… А мальчику-то можно сказать, что мы с тобой вдвоем купили…