Пёс Дождя

– -Почему-то я в этом не сомневалась, сразу же, как только ты мне здесь свидание назначил, поняла, что будет что-то подобное...
– Линни теснее прижалась к нему, взяв под локоть.

– -Наше место, - вздохнул он.

– -Жаль, что сейчас холодно, а то показали бы мы этим скучным птицам, что есть вещи поинтереснее рыбы!
– игриво хмыкнула девушка.

– -Высший пилотаж?..
– засмеялся Йоки.

Парочка неспешно брела по рыжему, словно якорная ржа песку, вдоль шепчущего о вечном прибое. Думал ли он, глупый, самонадеянный орк, что случайная встреча с девчонкой-хумансийкой, начавшаяся с детских бесед и глупых обид окажется столь важной...

– -Лин, - нарушил он молчание, - а тебе снится тот подвал, ну... тот?

– -С тех пор, как мы вместе нет. Рядом с тобой мне только хорошие сны снятся, правда развратные немножко, - он, даже не видя ее лица, чувствовал, что она улыбается, - а почему ты спросил?

– заинтересовалась девушка.

– -Просто представил, что если бы все было чуть иначе...
– честно признался Йокерит.

– -Все было так, как было, зачем же об этом думать?
– возразила она.

Действительно, зачем об этом думать?

Но не думать не выходило. Орк шел, слушая Линни, которая будто советуясь с ним, а на самом деле все давно решив, просто упорядочивала предстоящие им дела. Плывя в мягком потоке ее голоса, он искоса поглядывал на свою подругу, на насмешливый острый носик, слегка вспухшие от его поцелуев яркие губы, огромные зеленоватые глаза...

Подумалось: "Странно, мне всегда казалось, что я видел ее глаза даже до того, как увидел ее саму. Там... в гулких коридорах Универа".

"Гы...", - гыкнул ехидный голос предков, - "зато теперь ты и на другое внимание обратил - не менее пленительное, чем глазищи..."

– -... приедем, и пока нам не дадут комнату, остановимся у моей тетки...
– ухватил он обрывок ее фразы.

– -Алли, мы едем в Столицу, - шепнул он в ухо девушке.

– -В Столицу?
– на этот раз ему удалось удивить ее по настоящему.

– -В том-то и дело, - улыбнулся Йоки.

– -Но МЫ?
– выделив "мы", тихо спросила Линни.

Йокерит вновь притянул девушку к себе, а когда поцелуй, наконец, завершился, оставив сладкое послевкусие на губах, шутливо рыкнул:

– -"Я" и "ты" больше нет, теперь есть только МЫ!
– вдохнув запах ее волос, он неторопливо начал приготовленную заранее речь:

– -Господин Рорх... помнишь, я тебе про него рассказывал? Мой препод из ВВШ, прислал сегодня письмо...

– -А я его помню, - перебила девушка, - симпатичный такой толстячок, он к тебе в госпиталь заходил, - она улыбнулась, - кажется, это ему я истерику закатила и отняла какую-то бутылку?

– -"Эльфийское одуванчиковое", - вспомнил Йоки тот далекий день.

Грустного, немного растерянного, так непохожего на себя Рорха, явно не знающего, что ответить разъяренной девице, справедливо требующей не отравлять слабый организм выздоравливающего хмельным...

– -Ну... в общем, - чуть сбившись, начал Йокерит, - общий смысл письма такой:

– -Прекращай инвалидствовать, давай-ка сынок учиться... И рекомендательное письмо магистру Йохару Йодо приложено.

– -Йок, - Алиена всегда, когда хотела подчеркнуть серьезность разговора, произносила его имя твердо, на северный манер, - а нас не разлучат?

Орк внутренне сжался, все же разговор выходил не совсем таким, как планировался.

"Только вперед!" - скомандовал голос предков.

Он повернул девушку лицом к себе - теперь в ее глазах золотистыми искорками плескалось осеннее солнце и, положив руки на узенькие плечи, объяснил:

– -Никто не в праве разлучать мужа с женой - это закон, - не давая ей опомниться, вытащил из кармана отделанное черным янтарем ожерелье - темные похожие на запекшиеся капельки крови камни скрепляла застежка в виде оскаленной морды пса.

Стараясь не морщиться от все еще сковывающей временами боли он опустился на колено и, согласно древней традиции глядя только на ее ступни, чувствуя себя полным дураком играющим в плохом представлении, попросил:

– -Линни, прими меня в мужья!

– -Так вроде приняла уже, - он вновь почувствовал ее улыбку.

Ожерелье соскользнуло с его раскрытой ладони. Но лишь, когда щелкнул замочек обручального ошейничка орк поднялся на ноги.

– -Да и попробовала бы не принять!
– продолжала веселиться девушка, - Снасильничал ты меня, бедняжку, господин Йокерит, - снова улыбнулась она.

На самом деле все случилось само собой. Да и не могло быть иначе... Слишком многое неожиданно связало их с этой девушкой, дикие узелки ниточки-судьбы, а сильнее всего одиночество... Они ведь даже жили в одной комнате. Линни, своей (так неподходящей ей), а потому особенно страшной яростью, даже вынудила помешанного на глупой морали господина Ская, выделить им общую комнату... Бедняга-Гур, попытался было прочитать свою лекцию о падении нравственности в Империи... Йокерит ухмыльнулся, вспоминая разнос устроенный Скаю взбешенной Алиеной, он сам не ожидал такого потока весомых аргументов в защиту чистой любви... Хотя у той развалины, которой он был прошлой осенью, на "грязную"любовь просто не было сил... А потом случилось то, что случилось. Он помнил тот день, словно все произошло лишь накануне...

Идея искупаться пришла ему. А может быть, уже тогда Йокерит знал, что последует дальше. Во всяком случае, все робкие отговорки девушки о том, что она не взяла купального костюма, Йоки отмел спокойно. Купаться он будет один, а она пусть не беспокоится. Впрочем, Йоки знал (а может догадывался или надеялся), что Лучик не пустит его одного в воду. Было самое начало лета, и раздробленная иглами из эльфийского огневика нога была в то время еще совсем слабой, гипертрофированно тонкой...

Вода встретила их обжигающим, выдавливающим дыхание холодом, они только лишь окунулись и тут же выбрались обратно, повизгивая, как обиженные щенята, стараясь быстрее добраться до спасительного, прожаренного солнцем, песка. Какое-то время они просто лежали на теплом пропахшем море песке, приходя в себя, пока ласковое солнце согревало озябшие тела. Искрившаяся кристалликами соли девушка неожиданно напомнила Йоки прекрасное творение ювелирного искусства - от нее не хотелось отводить глаз... А когда воспоминание о холоде морской воды окончательно были изглажены горячими солнечными лучами, им показалось излишним снова одеваться, в пределах видимости не было ни одной живой души, а стесняться парусов у далекого горизонта, казалось так же глупо, как и кружащихся в небе чаек. Так что они нагишом гуляли вдоль берега, стараясь делать друг перед другом вид, что все нормально... Впрочем, для Линни вид его обнаженного тела не был чем-то особенным - ведь это ее руки ухаживали за почти парализованным, чудом выжившим после действия эльфийского яда орком... Она ухаживала за ним самоотверженно, игнорируя его истерики и робкие попытки персонала выставить ее из палаты, вызывая удивление, а потом откровенное сочувствие лекарей, принимавших эту симпатичную хумансийку за невесту покалеченного курсанта...

Потом они набрели на выброшенную на берег лодчонку, наверное, растяпа-хозяин недостаточно крепко привязал ее перед отливом... В лодке нашелся сверток мокрой парусины, раскаленный песок уже немного жег кожу и они расстелили парусину на песке, сложив в несколько раз, словно постель. Неожиданно Линни рассмеялась и заключила его в объятия, и они дико, радостно обнимались, а с разгоряченных тел сыпались соляные кристаллы, и они хохотали, словно идиоты.

С тех пор Йоки часто думал о том, как им повезло, что они были уже достаточно близки, не физически, духовно, иначе они чувствовали бы себя страшно неловко. Они шутливо боролись в складках теплой влажной парусины, все еще хохоча, извиваясь, когда материя липла к влажным телам; им хотелось прикасаться друг к другу так долго и так плотно, как только можно.

И тут он поцеловал ее в соленые мягкие губы, впервые поцеловал по-настоящему, и разум окончательно покинул его. Изголодавшееся по женщине тело действовало само, он же будто наблюдал со стороны, как тогда, во время поединка с эльфом. Он просто чувствовал, что лежит на ней сверху, а она шевелится под ним, расставив ноги и соприкасаясь с ним упругими бедрами... А потом они впервые стали одним целым и он, увидев как ее лицо исказила гримаса, сжал себя в кулак и быстро остановился, проклиная себя, потому что причинял ей боль, платя похотливым злом за все ее терпение и доброту.