Пес и его поводырь

Когда он проснулся в следующий раз, то обнаружил, что на голове его закреплены скотчем электроды. Руки оказались растянуты наручниками в разные стороны. Одна рука ладонью касается стены, другая — какой-то чурки. Таких огромных гвоздей он не видел никогда. Из них получились отличные скобы для «браслетов». Ноги просто связаны. На этот раз ему дали попить воды — теплой, из носка чайника. И только потом «доктор» включил ток. Так больно ему не было еще никогда. Он знал, что по инструкции должно быть не больше ста пятидесяти вольт и что два раза в сутки это будет случаться. А через несколько суток он забудет про все инструкции. Забудет про многое, происходившее с ним. К нему применили жесткую процедуру. Потом будут наушники с текстом, потом уже его можно будет развязать, разомкнуть руки. «Доктор» просто загипнотизирует его. Также он знал, что можно было спасти какие-то крохи своей личности неимоверным усилием воли, чтобы потом, по этим крохам, воссоздавать себя заново, но на это многие лета нужны. Но его должны были использовать разово. Потом его выдадут белки глаз, вялые интонации голоса, неправильная речь, ему будет трудно сосредоточиться, реакция станет замедленной. Ничего страшного. Человек после отпуска может быть любым. А информацию об «отпуске» ему вложат в сознание. Он расскажет о том, где был и кого трахал. Даже фотографии покажут, и он запомнит их на весь короткий остаток жизни.

Они менялись с «доком», заступали на дежурства и отдыхали. Пес попробовал ловить рыбу в пруду, потом посмотрел на скользкого холодного подъязка, на червей, подумал, что и Созинов становится примерно вот таким, и оставил это занятие. Он смотрел телевизор, читал детективы, которых приобрел при случае с десяток, ждал. Книги попались плохие, некоторые читать было просто смешно, и он смеялся. В это время «доктор» вел многочасовые беседы с тем, кто еще совсем недавно был Костей Созиновым, с тем, кто, выпив сухого вина, спешил домой, чтобы надрезать хороший арбуз и утром отправиться в Финляндию.

Два раза в день «пациента» выводили на свежий воздух, с черным мешком на голове. Он неприятно долго мочился или присаживался возле канавы. Затем его подмывали из шланга. Раз в два дня в подвал приносили ведро с водой и «пациент» совершал омовение. Можно было этого и не делать, но после специфических процедур запах стоял в подвале мерзкий.

На тринадцатые сутки доктор поднялся наверх и объявил, что все закончилось.

Еще пять дней они откармливали зомби. Для окончания работы была припасена икра, свежее масло, баночки джина с тоником, пиво и многие другие нужные ему сейчас продукты. Зомби загорал, ловил рыбу, отчего приходил в неописуемый восторг, играл с «администрацией хутора» в футбол невесть откуда взявшимся мячом. Потом его одели в свежую рубашку, одарили сумкой с финскими газетами и буклетами туристических фирм, сувенирами. «Доктор» последний раз проверил кодировку и Пес отвез Костю Созинова в аэропорт, прямо к рейсу из Хельсинки. Тот теперь искренне считал, что только что сошел с трапа самолета.

Вечером Пес прослушал все телефонные разговоры Кости, убедился, что с ним все в порядке и «доктор» убыл в Россию. На хуторе все следы работы исчезли. Можно было вернуться «в нору» и приготовиться к следующему этапу.

Когда Костя сделал свое дело, его распухший труп был найден на берегу озера. Патологоанатомы однозначно определили причину смерти. Но после начались невеселые открытия. Патологические изменения в организме — замаскированные многочисленные следы электрошока. Следы инъекций на сгибах рук. А анализ крови дал весь спектр транквилизаторов, применяемых при спецдопросах.

Труп Созинова можно было утилизовать или надежно спрятать. Весь ужас заключался в том, что его оставили вот так, на виду.

ПОСЕЛОК КУЗЬМОЛОВО

… Поезд мягко ткнулся своей доброй мордой в раз и навсегда указанное ему место. За окном — перрон. Ленинград-город. На Санкт-Петербург как-то не тянет. Камни великого города и жлобство пупковое. Питер — кликуха уголовная. От Ленинграда еще что-то осталось.

— Вставай, Саша. Приехали.

Саша что-то заспался.

От вагона до спуска в метро пятьдесят метров.

— Был ли ты когда в метро, брат?

— Откуда, брат?

— Наше метро лучшее в мире. Московское вообще отдыхает.

— Отлично! А сейчас мы куда идем?

— В него и идем. Метрополитен имени Ленина. Правда теперь просто метрополитен, но это дела не меняет.

— А почем оно? Рубля три, наверное?

— Несколько больше. Я и сам не помню.

Пес купил десяток жетонов и отдал за них сто двадцать рублей.

— По двенадцать, что ли? — усомнился Саша.

— И это еще не предел. Куда совать догадаешься? Смотри за мной.

И они миновали турникеты.

Ехали двадцать минут.

На платформе — народ с рюкзаками, палатками, удочками и баллонами с водой и пивом.

— Это какое примерно место? — все продолжал спрашивать господин-товарищ Болотников.

— Это, конечно, не центр, но тоже неплохо. По пивку?

— А тебе можно?

— Нужно.

На платформе никакого пивка что-то не было. Можно было выскочить на «пятак» со стороны торговой базы, там, где маршрутки. Там тебе и магазинчики, и разливочный сарай с кавказской кухней, и многое другое. Но лучше вот так, в конце платформы, «Охоты» светлой для себя и «Балтики»-семь для Саши. Рыбок всяких вяленых, кальмаров и даже креветок сушеных без числа.

Псу так хорошо не было давно. Солнышко, платформа, пивко. Край земли и вместе с тем окраина второй столицы. Можно по платформе ходить и сиськи на журнальных обложках разглядывать.

— Хочешь знать, откуда есть пошла человеческая земля? — спрашивает он Болотникова.

— Известное дело. С Севера. Гиперборея-матушка.

— А как же семь дней создания? Циклопы, греки, анисовка?

— Это нам не ведомо, но все было не так. Цивилизация шла с Севера.

— И остановилась в Каргополе…

— Да ладно тебе, — машет рукой с недопитой банкой Саша.

Пес все же покупает познавательную книгу, про первые дни творения, пирамиды и топонимические выверты. Протоцивилизация. Атлантида. Там курган первотворения. Скоро доберемся туда. И снимем печать с той самой книги. Такое тогда начнется…

Электричку ждали минут тридцать, потом втиснулись, и еще три остановки, стоя и потея, слушали вялотекущую дурь про тарифы ЖКХ и МТС, пропускали теток с мороженым и газетами. За пятнадцать минут прошла еще одна маленькая жизнь. Саша вертел головой и все ждал, когда появятся соборы и памятники за окном.

— Выходи, брат.

— А где мы?

— Станция Кузьмолово. Можешь называть это пригородом. Оно, примерно, так и есть. Тут хорошо.

Дом, кирпичный, пятиэтажный, недалеко от станции. Сосны, холмы, новостройки на горе, «Пятерочка», «Магнит», новодел под насыпью, то ли рынок, то ли тюрьма народов, неизбежные азербайджанцы и бабищи в шортах с сумками прут товар на реализацию. Дети, бабушки и дети — с пивом в баллонах.

Квартира на четвертом этаже окнами во двор. Скромная стандартная мебель, холодильник, телевизор и газовая колонка. На антресолях чистое белье, в шкафчике — посуда.

— Как тебе? — Пес щелкнул кнопочкой на пультике телевизора, на экране задергались тетки, затрясли попами. Потекли шампуни, загорелись дома, трупы на асфальте осклабились проникновенно и привычно. Пес пощелкал еще и остановился на футболе. На каком — не важно.

— А что здесь?

— Так. Знакомый один живет, ключи оставил. Ты это… жрать хочешь?