Пес, который взломал дверь

— Пойдем, мой мальчик, — тихо сказала я.

С меня стекал пот, и, когда я вытерла рукой шею, на ней осталась собачья шерсть. Я сделала несколько быстрых шагов, но Рауди приостановился, чтобы исследовать что-то на своем пути — то ли обертку от жвачки, то ли вообще неизвестно что, зловонно разлагающееся под грудой листьев. Фонарик, слава батарейкам «Эвереди» и Л. Л. Бин, все еще освещал наш путь.

— Рауди, вперед! — скомандовала я, облизав засохшие губы.

Я потянула за поводок, и пес послушно последовал за мной. Я осветила то место, где он остановился, и убедилась, что ничего важного в куче листвы Рауди не обнаружил, после этого направила свет фонарика на тропинку. Словно указывая нам путь, луч застыл на чем-то белом, висящем на низкой ветке кустарника. Я приказала Рауди двигаться вперед и сняла с ветки клок белой шерсти, хозяйка которой была мне так хорошо знакома. Я дала Рауди понюхать шерсть, а затем радостно погладила его мохнатую шею. Сама того не ведая, Кими передала нам привет, клочок своего подшерстка, висящий на ветке в полутора футах от земли. Она здесь либо прошла, либо пробежала. Эта шерсть не могла здесь висеть с воскресенья — пух наверняка сдуло бы ветром.

Но от Лии приветов не было. В то воскресенье Кими исполняла танец внезапной свободы, без устали носясь по лесным просторам; ей наверняка это понравилось и сегодня, возможно, захотелось повторить. А Лия тем временем, может быть, лежит где-то в паре ярдов от нашей тропинки. А может, и гораздо дальше.

Но я еще не все обдумала. Семейство Броли провело весь вечер дома, и, судя по виду их гостей, компания никуда не выходила. Никому и в голову не взбредет взять и выбежать из дома в разгаре ужина, разбить окно машины, напасть на водителя, сделать Бог знает что с шестнадцатилетней девочкой и большой собакой, а потом неторопливо вернуться к гостям и продолжить трапезу. И к тому же до меня дошло, в какую сторону мы с Рауди движемся; для меня это стало настолько очевидным, что я пустилась со всех ног.

Очень опасно заставлять маламута бежать в знойную погоду. Я перешла на быстрый шаг, но Рауди передался мой настрой, и он устремился вперед, да так живо, словно его запрягли в сани и поставили на лед.

— Эй, потише, — крикнула я ему, — не так быстро!

Затем я взяла себя в руки и приказала ему стоять рядом, освещая тройную развилку, к которой мы подошли вплотную. Мне казалось, что мы должны двинуться по правой тропинке. Или все же по той, что в середине?

— Куда нам идти, Рауди? — доверчиво обратилась я к псу, хотя с таким же успехом можно было кинуть монетку. Его не учили идти по следу. Я давно собиралась этим заняться. Все руки не доходили. Лень было. Конечно, Рауди выберет тропинку, но она может нас вывести к крольчатнику или же к молоденькой суке.

Была не была — я ослабила поводок и позволила ему выбрать тропинку самостоятельно. Вам известно, как выбраться из затруднительных ситуаций? Забудьте о курсах психологической подготовки менеджеров! Заведите маламута! Ему незнакомы сомнения. Рауди выбрал правую тропинку. Может, он что-то унюхал?

Или просто прочел мои мысли? Это мне было неизвестно, и я последовала за ним. Спустя минуту или две, когда я остановила его и направила фонарик на нижние ветви кустарника, мне стало стыдно, что я могла хоть на секунду засомневаться в своем псе. Я увидела именно то, что искала, — клочки Киминой шерсти, которые было невозможно не заметить. Мы рванули вперед.

Наша пробежка завершилась быстрее, чем я предполагала. Мы с Рауди оказались на небольшой поляне. Тропинка снова разветвлялась. Одна дорожка уходила резко вправо, в горку, а другая — вперед. Но слева от нас была низкая каменная ограда, заросшая кустарником и диким виноградом. Неподалеку горел уличный фонарь. Мы оказались прямо через дорогу от дома Джека Инглмана.

Глава 26

Когда-то у меня была собака по имени Рейф весом фунтов в сто, которая страшно боялась грома. С первыми раскатами пес начинал трястись и пускать слюни. Его мало утешало то, что я рядом. Стоило буре разразиться ночью, как он пулей мчался ко мне в постель и трясся в ней так сильно, что кровать ходила ходуном. В такие ночи мне снилось, что я нахожусь в дешевом мотеле и кровать моя снабжена электрическим массажером, а на тумбочке полно монет в 25 центов. Рейф также боялся лифтов, мусорных машин, почтальонов, ветеринаров, сирен, свистков и велосипедов. Мое собственное беспокойство, пусть даже самое легкое, немедленно передавалось бедняге Рейфу, самое пустяковое волнение для него становилось леденящим кровь ужасом.

Рауди относился к опасности столь же безрассудно: если Рейф боялся всего, то Рауди — абсолютно ничего. Думаю, он просто не понимал, что такое страх. Например, когда мы остановились на этой маленькой полянке напротив дома Джека Инглмана, он, скорее всего, неправильно истолковал напряжение, охватившее все мое тело, учащенное биение моего сердца и прерывистое дыхание, так как для него это обозначало не что иное, как радостное предвкушение перспективы неминуемой собачьей схватки.

Сделав глубокий вдох и выдох, выключив фонарик, я перелезла через стену, которую вслед за мной одним прыжком перемахнул Рауди. Стоило ему приземлиться, как тотчас раздался удар грома и начался летний ливень, не иначе как земля сотряслась и небеса разверзлись от его проворного прыжка. На первом этаже в доме Джека света не было, а вот в окнах второго этажа, в тех, что выходят на подъездную аллею и дом Джонсонов, горел яркий свет.

— Рауди, за мной, — мягко скомандовала я, сделав несколько шагов по мостовой и потянув за поводок. — За мной!

Тут вода, подумала я. Он всегда ее ненавидел. Первые ванны, которые я заставляла его принимать, были настоящими побоищами, и даже теперь он скулил, когда я терла губкой его живот. Только один раз я видела, как он плавает, и то когда Кими случайно столкнула его в пруд в Аулз-Хед. Тогда он опрометью выскочил на берег, принялся стряхивать с себя капли воды, а затем еще минут десять носился по суше, таким образом выражая свой гневный протест. Но в данном случае перед нами был сущий пустяк, всего лишь лужа, которой он не боялся. Он просто питал к ней отвращение.

— Сюда, Рауди, — настойчиво повторила я и собралась уж было приказать ему идти рядом, но совесть не позволила мне сделать это. Я вспомнила первую заповедь покойного св. Майло Пирсола, основателя современного метода дрессировки: «Да услышь Собаку свою и да воззри на предметы с Ее точки зрения».

— В чем дело? — доверчиво спросила я. Если бы его беспокоили запахи, доносящиеся из леса, то ливень наверняка уже уничтожил их. А может, он что-то услышал? Или он просто узнал дом Джека, вспомнил, что уже был здесь? Как и все ездовые собаки, он всегда предпочитал известный маршрут неизведанному и всячески упирался, когда я предлагала ему совершить обходной маневр, вместо того чтобы просто пойти по оставленным нами же следам.

— Идем, — настаивала я.

Наконец он радостно перебежал через дорогу, обошел лужу под уличным фонарем напротив дома Джека Инглмана и со знанием дела направился к подъездной аллее. Как и всякий прирожденный золотистый ретривер, я послушно засеменила за ним, держась за поводок. В тот вечер, в пятницу, подумала я, Роз и Каприза отправились на теннисные корты. Не будучи дрессировщиком, Джек остался дома. Остался дома в одиночестве? И дома ли вообще? Его об этом хоть кто-нибудь спросил? Лично я не спрашивала. Мне это не приходило в голову.

Асфальтовая дорожка привела нас к двухместному гаражу. Двери гаража были заперты, но Рауди не проявил к нему никакого интереса. С умным видом он обогнул дом и подошел к той стене, около которой был перевернутый мусорный бак с вывалившимся на землю содержимым. На миг, доверясь Рауди, я перепугалась, но затем ко мне вернулось самообладание, а вместе с ним и понимание того, что пища — это единственный объект, который может выследить мой пес. Свет фонарика осветил разодранный пакет для мусора и клочки фольги, в которую, судя по всему, был некогда завернут камамбер. Несмотря на бурю и дождь, моя благородная собака на поводке быстро и безопасно провела нас по маршруту енота, совершившего набег на мусорный ящик Джека Инглмана.

Рауди зарылся носом в большой обрывок фольги. Прижимая бумагу лапами, он принялся слизывать крошки.

— Фу! — строго сказала я.

Будь то обыкновенная гантель, она немедленно оказалась бы на земле, но что делать с гантелью, обвалянной в сырных крошках? Рауди проигнорировал команду. Я знала, что могу зажать его между ног, раскрыть ему пасть и заставить выплюнуть добычу. Но я предпочла силой оттащить пса от мусора. Аляскинских маламутов гигантами не назовешь. Я весила фунтов на тридцать больше, он же был раз в десять или двадцать сильнее меня. На нем даже не было надето специального тренировочного ошейника. В промежутках между раскатами грома я слушала, как он лижет фольгу. Дождь хлестал по мусорному баку, вода с шумом стекала по водосточной трубе гаража.