Пес войны

– Что?!
– ошарашенно переспросил Гирхарт.
– Я не ослышался?

– Вы не ослышались, господин маршал.

– Вы хотите уйти в отставку сейчас? В разгар боевых действий? Когда мы в шаге от победы? Могу я узнать хотя бы, почему?

– Почему?
– генерал снова взглянул ему в глаза, и Гирхарт увидел в его взгляде неподдельную боль.
– Да потому, что это - мой город! Как бы то ни было - мой!

– Это - город предателей и убийц, погубивших нашего императора, - жёстко сказал Гирхарт.

– Это мой город, - повторил Эрмис.
– И я больше не могу видеть, как вы уничтожаете его кусок за куском. Не могу!
– и он, опустив голову, добавил словно про себя: - Я ничего не смог для него сделать, ничего... Даже убить вас. Но и участвовать в этом я больше не собираюсь.

Повисла тягостная пауза.

– Ну, что ж, - сказал наконец Гирхарт, - Очень жаль.

Он подошёл к двери и окликнул болтавшегося в приёмной адъютанта:

– Пригласи сюда полковника Дарнилла.

Полковник появился очень быстро, словно ждал вызова. Он отсалютовал и вопросительно посмотрел на Гирхарта.

– Генерал Эрмис выразил желание сложить с себя полномочия командующего пехотой и звание генерала, - официальным тоном сказал маршал.
– После окончания военных действий я решу его судьбу, а пока передаю его на ваше попечение. Приказываю обращаться с ним с должным уважением. Принимайте командование, генерал Дарнилл.

Дарнилл снова молча отсалютовал, не выразив никакого удивления, потом шагнул к бывшему командиру и требовательно протянул руку. Тот так же молча отдал оружие.

– А убив меня, вы бы Коэну не спасли, - мягко сказал Гирхарт, когда они уже повернулись к выходу.
– Так что пусть вас это не мучает, господин Эрмис.

ГЛАВА 16

Тараны старались вовсю, и камни кое-где уже начинали шататься. Ещё немного, и можно будет начинать приступ, последний, как хочется думать. Гирхарт отрешённо рассматривал стены, его мысли сейчас были заняты другим. Главным образом Эрмисом. Что с ним делать? Шла бы речь о ком другом - казнил бы, не задумываясь. Но Эрмис был при нём с самого начала, и Гирхарт успел проникнуться к нему искренней симпатией. Может, когда Коэна падёт, он со временем остынет и переменит решение? Нет, вряд ли. Бывший генерал из тех людей, которые решают однажды и навсегда. Он может смириться, но не продаться. Значит, отпустить с миром? Опасно. Кто знает, что он способен выкинуть.

А что я, собственно, себе голову ломаю, спросил сам себя Гирхарт. Вряд ли я переживу взятие Коэны, мне ведь ещё предстоит поединок с Арном. Держать ответ перед Богами - это не союзников дурачить, так что разбираться, что будет после победы, предстоит не мне. Пусть оставшиеся решают. Правда, если судьбу Эрмиса возьмётся решать Дарнилл, два против одного, что бедняга будет казнён. Но мне-то что до этого? Разве что добавится ещё одна гирька в чашу моих прегрешений. Но их и без того будет столько...

Решающий штурм начался под вечер. Рухнула целая секция стены, и почти сразу же - ещё одна. Окрестности, потемневшие от обилия собравшихся под стенами города вооружённых людей, огласились криками радости. Самые крупные отряды собрались напротив проломов, но множество бойцов готовились штурмовать стены с осадными лестницами. Вот они поднялись, все одновременно, и орда людей, отсюда больше похожая на муравьёв, разом поползла вверх.

Сам Гирхарт стоял на холме, в значительном удалении от города. Высота позволяла ему видеть большую часть разворачивающегося действа, кроме противоположной стороны, заслонённой стенами города. Но там был Дарри, и можно было не сомневаться, что он не подведёт. Вархнот любил Тиокреда, любил так, как не никогда не мог любить Гирхарт, и был готов мстить за него до конца. Гирхарт снова обвёл взглядом последнюю уцелевшую треть общегородских укреплений и увидел, как ворота, всю осаду простоявшие запертыми и, можно не сомневаться, заваленными всем, чем только можно, открываются - сами, отпертые изнутри, и из них стройными шеренгами выходит коэнская пехота. Коэнцы решились принять бой в поле? Не иначе, пришли к выводу, что такая смерть почётнее. Ну и флаг им в руки. Почему бы не уважить хозяев?

– Генерал Диар!
– Гирхарт кивнул застывшему рядом кавалеристу. Тот вскинул руку в салюте и, не о чём не спросив, ибо всё и так было ясно, поскакал к своим. Застоявшийся Уголь попытался было последовать за ним, но маршал придержал его. Не время. Он примет участие в бою, но позже. Глядя на разворачивающую конницу, Гирхарт почему-то не сомневался, что на этот раз всё получится с одного раза, и они возьмут наконец этот трижды проклятый город, которому лучше бы вовсе не появляться на свет.

– Мой маршал!
– молоденький вестовой осадил коня и отдал честь, глаза его горели восторгом.
– Генерал Дарри докладывает - ему удалось пробить Речные ворота, его люди в городе!

– Прекрасно. Передай генералу, пусть удерживает захваченное, сейчас к нему подойдёт подмога.

– Слушаюсь!

Гирхарт ещё раз оглядел открывавшуюся ему картину. Всё новые и новые отряды лезли на стену, и у коэнцев явно не хватало сил их сдерживать. Особенно слева, там командует Арн, его бойцы бьются как одержимые, и помощь им явно не нужна. Марх сейчас рядом с Дарниллом, его стрелки поддерживают пехоту Гирхарта, медленно, но верно втягивающуюся в пролом. Эти двое тоже сами справятся. Прямо перед ним его конница атаковала строй коэнской пехоты, и та уже начала прогибаться под её неистовым напором. Единый порыв охватил всё союзное войско, то самое последнее неистовое усилие, которое заставляет человека выкладываться полностью, без остатка, а потом падать без сил, но пока оно ещё в разгаре - творить чудеса. Гирхарт и сам почувствовал себя частью этого порыва и понял, что ему пора покидать командный холм. Кипящая кровь властно требовала действия, но те, кто прямо перед ним, сами сделают всё, что нужно, а вот у Дарри сил может и не хватить. Его отряды сильно поредели во время последних боёв. Гирхарт приподнялся на стременах и взмахнул рукой, подавая знак оставленному им при себе резерву:

– За мной!

За спиной грянул слитный топот тысяч копыт. Поплыли мимо стены, сцепившиеся в схватке люди, дымы успевших вспыхнуть в городе пожаров. Показались Речные ворота, знакомые до последней щербинки на створах. Сразу за ними стоял дом Далесов, где Гирхарт провёл несколько лет детства и юности. Скоро ему предстоит быть разрушенным вместе со всеми... Гирхарт отогнал непрошенные воспоминания. Не время и не место.

В воротах держались люди Дарри, но сразу было видно, что им приходится несладко. Длительная голодовка никак не сказалась на ожесточении, с которым дрались коэнцы, отстаивая свой последний рубеж. Пехота спешно посторонилась, пропуская подошедшую подмогу, Гирхарт разглядел Вархнота, больше чем когда-либо напоминавшего разъярённого медведя. Маршал рванул меч из ножен, да шпоры коню и, по уже сложившейся традиции, первым врубился в ряды противника.

Завертелась кровавая круговерть боя. Звенела сталь, кричали люди, ржали кони. Ветер наносил дым от близкого пожара, от него першило в горле, а на глаза наворачивались слёзы. Разглядеть, что впереди, было невозможно, Гирхарт видел только ближайших противников, убивал их, а на их место вставали новые. На него брызнуло кровью, кажется чужой, хотя в этой горячке и собственной раны не заметишь. Уголь ступал по крови, заливавшей плиты мостовой, прекрасной гладкой мостовой аристократических кварталов, и однажды чуть не упал, запнувшись о чей-то труп. Гирхарту и его людям удалось выдавить защитников за поворот, в лицо повеяло свежим воздухом, и маршал вздохнул с облегчением.

Впоследствии Гирхарт не мог вспомнить подробностей этого боя. В памяти всплывали лишь отдельные эпизоды: площадь, где столкнулись два пехотных отряда, ни один из которых не хотел уступать, пока не подошла конница под командованием Гирхарта; контратаку коэнцев, отбросившую их назад, так что пришлось обходить противника переулками под стеной; встречу с таки взявшими эту стену воинами Дарнилла... Солнце неумолимо скатывалось к горизонту, и на город опускалась темнота, усугублявшаяся дымами пожаров. Закат был багровым, словно само небо в этот день окрасилось так щедро проливавшейся кровью, и на редкость красивым, что Гирхарт смог оценить даже в горячке боя. Небо с перламутрово подсвеченными облаками то и дело мелькало в щелях улиц, в промежутках между домами, а иногда разворачивалось во всю ширь, когда бой вырывался на очередную площадь. Оно словно знало, что людям сегодня некогда смотреть вверх, и само спешило продемонстрировать себя во всей красе.