Пес войны

Впрочем, спустя какое-то время Гирхарт, как и обещал, навестил её, не желая давать пищу для пересудов о разладе в императорской семье. Эджельстана встретила его сухо, всем своим видом демонстрируя оскорбленную невинность, слишком хорошо воспитанную, чтобы выяснять отношения. Гирхарта это вполне устраивало. Он прожил в Дай Марон несколько дней, устроив себе маленький отпуск от государственных дел - катался по окрестностям, ловил силками перепелов, записывал свои комментарии к трактату Миора Хайса, читал тининских историков, обсуждал с конюхами, к каким кобылам подпустить Угля, и только жалел, что нельзя было взять с собой Фрину. С Эджельстаной он, как и прежде, встречался лишь во время трапез, но всё же тащить в дом жены, пусть и опальной, любовницу - это уж слишком.

За оставшиеся до родов месяцы он выбирался к ней ещё пару раз, а между этими визитами к нему регулярно поступали отчёты, составляемые людьми Шармаса. Судя по ним, Эджельстана вела себя безупречно, но смирилась ли она с поражением, оставалось только гадать. Следовало бы, конечно, поместить её под надзор много раньше, ведь у Гирхарта с самого начала было не то чтобы предчувствие, но недоверие к ней. Не предупреди его Каниэл, он, вполне возможно, уже был бы мёртв, ну да всё хорошо, что хорошо кончается. И всё же, даже под надзором, она была опасна.

Роды пришлись на конец зимы. Как только в Сегейр прилетел голубь с долгожданным известием, Гирхарт выехал в Дай Марон. С заранее подготовленными подставами он одолел двухдневный путь меньше чем за сутки. Личный врач императрицы, дородный пожилой человек с окладистой седой бородой - ну прямо картинка из учебника по лекарскому делу - с порога обрадовал его известием, что родился мальчик, крупный и здоровый. Гирхарт спросил, нельзя ли ему увидеться с женой и услышал в ответ, что Её Величество ещё слишком слаба, и ей нужен покой. Император зашёл в детскую, подержал на руках новорожденного сына, сказал несколько приветливых слов кормилице и няньке и отправился в свои покои.

Близился вечер, за окном был виден обширный двор, в котором суетились слуги, готовясь к праздничному пиру. Потом суета усилилась и приобрела какой-то судорожный характер. Гирхарт отложил книгу, которую пытался читать, и подошёл к окну. И тут в дверь постучали. Дежурный слуга доложил о приходе врача Её Величества, который, едва войдя, повалился Гирхарту в ноги.

– Встаньте, господин лекарь, - недоумённо сказал Гирхарт.

– Ваше Величество... Умоляю Вас не гневаться... Беда!

– Что случилось?

– Её Величество...

– Что с ней?

– Скончалась!
– выдохнул врач.

– Как скончалась?!

– Ваше Величество... Роды прошли благополучно. Ничто не предвещало... Но потом... потом...

– Что потом? И встаньте же, наконец!

– У Императрицы началась лихорадка. Ваше Величество, мы сделали всё, что могли, но...

– Я уверен в вашей компетенции и преданности, - медленно и внятно произнёс Гирхарт.
– Вашей вины в происшедшем нет. Как она умерла?

– Во сне. У неё был жар, ей дали лекарство, и она уснула. Сиделка тоже задремала, у нас у всех была бессонная ночь...

– Понимаю. И что же?

– Часа через два сиделка подошла посмотреть, как себя чувствует Её Величество. Но... Она была уже мертва. Судя по всему, её смерть была лёгкой.

– То есть она не проснулась?

– Да, Ваше Величество.

– В таком случае сиделка ни в чём не виновата. Даже если бы она не спала, Императрица не могла позвать её на помощь.

– Разумеется, Ваше Величество, - с явным облечением согласился врач.

Пройдя в спальню императрицы, Гирхарт постоял у изголовья умершей - её лицо и впрямь было совершенно спокойным. Отдав все необходимые распоряжения, он в одиночестве заперся в своих комнатах. Всё прошло без сучка, без задоринки. Императрица умерла родами, обычная история. Теперь Эджельстана больше не ввяжется ни в какую авантюру. Жалости к ней Гирхарт не испытывал, но всё же была какая-то грусть. Вот и ещё один кусочек его жизни ушёл в прошлое и никогда не вернётся.

Его сыновья стали сиротами, но они потеряли мать слишком рано, чтобы страдать от этой потери. К тому же Фрина с удовольствием играла с Лериэном, второго мальчика она тоже не обидит. Надо выбрать для него имя, хотя что тут выбирать, он назовёт его Керном, в честь своего опекуна. Немного жаль, что не девочка, Гирхарту, честно говоря, хотелось дочку. Но двое сыновей - тоже совсем неплохо. А дочерью он, может быть, ещё и обзаведётся, он отнюдь не стар, и хотя вряд ли женится ещё раз, но какая-нибудь из подруг вполне может сделать ему такой подарок. Хорошо, что Фрина не ревнива.

Императрицу требовалось похоронить со всеми почестями, поэтому её тело, омытое и должным образом наряженное для погребения, перевезли в Сегейр. Сына, вместе с кормилицей и няньками, Гирхарт оставил в Дай Марон, решив, что ни к чему без особой необходимости таскать младенца по зимним дорогам. Вот подрастёт чуток, - тогда он возьмёт его во дворец, а пока пусть поживёт в деревне. Свежий воздух полезен не только беременным, но и детям, и кормилицам.

Хоронили императрицу, как и положено государыне великой Империи - с многочисленными жертвами, многоголосыми молениями и богатыми дарами духу умершей. Гирхарт, как и положено безутешному вдовцу, лично заколовший жертвенного тельца, мысленно попросил у души Эджельстаны прощения. Он не боялся явления разгневанного призрака - и потому, что был не суеверен, и потому, что верил в заступничество своих Богов, но все мы смертны. Кто знает, с кем и как мы встретимся за Чертой, а в то, что его супругу допустят в небесные кущи, верилось с трудом.

Тело сожгли, прах собрали в урну, которую поставили в храме. Гирхарт решил построить для своей жены мавзолей, как это делали в Коэне, хотя и не такой роскошный. Однако возвести его за те дни, что прошли между смертью и погребением, было, разумеется, невозможно.

После похорон он написал соболезнующее письмо Ваану. Спустя некоторое время гонец привёз такое же от эманийского царя. Оба письма были в равной степени фальшивы: Гирхарт не испытывал скорби, которую тщательно расписал в своём послании, а Ваан в неё не верил, хотя и благодарил зятя за то, что тот разделяет с несчастным отцом его горе. Но все приличия были соблюдены.

Жизнь потекла своим чередом. Гирхарт носил траур, запрещавший какие-либо праздники, кроме самых необходимых, но он и раньше не был большим любителем развлечений. Его жизнь практически не изменилась, но в первое время Гирхарт ловил себя на мысли, что во дворце стало как-то пусто. Вместе с императрицей исчез и её двор: те служанки и немногие дамы, что поехали с ней в Дай Марон, остались там присматривать за новорожденным принцем, остальных он отпустил ещё раньше. И, странное дело, опустел дворец уже тогда, а почувствовал это Гирхарт только сейчас.