ПЕС

Минут через десять к скверу подъехал экипаж полиции. В свете проблесковых огоньков учитель разглядел, как двери машины открылись и двое полицейский, поправляя на ходу амуницию, не спеша подошли к подросткам. Послышался глубокий бас, но слов было не разобрать. Через несколько минут, полицейские вернулись к машине, коротко крякнули сигналкой и уехали.

«Как так? – удивился Юрий.– Они обязаны их арестовать!» В отчаяние он вернулся к телефону.

– Алло, полиция!?

– Дежурный Катышев. Слуша…

– Вы их не арестовали!

– Кого их? Представьтесь.

– Хулиганов. У художественной школы.

– Секундочку, – зашипела рация. – Тридцать второй два ноля, прием.

– На связи, – расслышал сквозь помехи учитель.

– Что там с хулиганами на Александровской? Прием.

– Местная шкалота. Ничего серьезного. Прием.

– У меня сигнал. Примите меры. Прием.

– Я уже уехал, Николайч! Малолетки там местные, сейчас рассосутся. Прием!

– Тридцать второй. У меня жалоба! Отбой.

«Молодцы, – у учителя отлегло от сердца. – И там есть ответственные люди!». Шаг за шагом, медленно, как зверь на охоте, он приблизился к дверям. Вспотевшую ладонь с ножиком отвел за спину. В узком проезде замигали красно синие огоньки. На этот раз, полицейским не пришлось выходить из автомобиля. Коротко крякнула сирена, и в свете фар Гайанский различил нескладные подростковые фигуры покидающие сквер.

Гайанский облегченно вздохнул, сложил нож и спустился в мастерскую. Вспрыснутый страхом адреналин вызывал смутное беспокойство. «Куда же они пошли?– терзали его параноидальные сомнения – А если они вернутся? Озлобленные, пьяные». Учитель огляделся. «Телефон уже не поможет. Наверняка эти провод оборвут. Не дураки. Витражная входная дверь и фанерная в мастерскую. Для бандитов это пустяки» Он снова огляделся. Ничего подходящего для обороны.

Воздух кругом набух, как нарыв, перед низвержением накопившегося гноя. Все кругом, стены, двери, лестницы, картины, все здание изливало какое-то неощущаемое, скрытое напряжение. Силу, да силу, накопившуюся где-то глубоко в недрах действительности.

Гайанский ринулся в дальний конец мастерской. Там кладовка, куда он скидывал весь хлам. Может в ней найдется более серьезный аргумент защиты? В случае чего можно там спрятаться. «Гори огнем эта школа!» – проклинал всех и вся Гайанский.

Отбросив в сторону останки мольберта, перекошенную рамку и коробку с засохшими кисточками, художник освободил дверь коморки. «На вид крепкая!» – обрадовался учитель. С внутренней стороны, к своему ликованию, он обнаружил добротный засов, накрепко привинченный к двери. «Странно, – успел подумать учитель. – Кому понадобилось закрываться в коморке?». Оставив этот вопрос на потом, он вошел и, немного повозившись с несмазанным засовом, все-таки плотно его захлопнул. «С таким раскладом готов выдержать любую осаду. Даже оружия не надо, – расслабленно вздохнул Гайанский и прислонился к стене»

Но, беспокойство не проходило. Свет он не включил, побоялся. Лучи могли выдать его, просочившись сквозь щели. Через пять минут, не выдержал, и щелкнул переключателем. «Надо найти что-то увесистое, – шептал ему страх. – Арматуру, трубу или, на крайний случай, швабру» В скудном свете, энергично перебрал старье, детали поломанной мебели, смятые ведра, пришедший в негодность инструмент. Ничего подходящего. Перекладывая ящик скарба, мужчина почувствовал, как под ногами что-то прогнулось. С ужасом, ожидая увидеть под собой сам ад, мелено опустил глаза. Юрий стоял на металлическом люке. Застыв, Гайанский разглядывал под собой прямоугольный контур. «Еще один подвал? Никто мне не говорил о нем»

Рациональная часть умоляла его оставить все как есть, дождаться утра, и привести сюда сантехника Иваныча. Уж он то, все ходы выходы знает. Но другая часть, как, ни странно, самая трусливая, гнала его как можно дальше от хулиганов, в безопасное и надежное место.

Трусость победила. Недолго раздумывая, Юрий Евгеньевич потянул крышку и тут же, отпустил. Из щели на полу пробивался свет. По легкому мерцанию художник догадался, свет электрический.

Гайанский задумался. Что же там может быть? Заброшенный погреб? Вряд ли, ни запаха сырости, ни ветхости нет. Техническое помещение? Тоже вряд ли, тогда бы через его мастерскую ежедневно шныряли сантехники, электрики, и прочие «специалисты». Что же это? Бомбоубежище? Точно, бомбоубежище. «Как у Высоцкого, на случай ядерной войны, – думал учитель.– Поэтому и сухо, и затвор, и электричество!» Осенившая догадка развеяла сомнения. Он уверенно взялся за ручку. Люк подался на удивление легко. Прямо под ногами начиналась железная лестница, сваренная из толстых металлических прутьев и выкрашенная в ярко красный цвет. Удивительно, но на вид краска была свежей. Ни обшарпанная, ни стертая, казалось, ее нанесли не больше недели назад. Хотя толстый слой пыли и тонкие нити паутины указывали на то, что красили очень давно.

Юрий обреченно вздохнул и шагнул вниз.

***

Освещения хватало на полкомнаты. Подвешенный к потолку абажур в виде широкого железного конуса, лениво лил густые, желтоватые лучи. Гайанский ожидал найти здесь горы мебели, матрасов и прочего хлама. Но просторное помещение оказалось совсем не похоже на бомбоубежище, во всяком случае, так, как он себе представлял. Серые бетонные стены, ровные и гладкие. Кое-где, оставались выпуклости – следы от опалубки. Вдоль потолка тянулись четыре ригеля, укрепленные стальными шпалами. К одной из таких шпал и был грубо привязан железный абажур. Из-за ширины помещения создавалось впечатление, что потолок низкий. Оказавшись на сером, пыльном полу, Гайанский пригнулся. Но, посмотрев вверх, с удивлением обнаружил, высоты более чем достаточно, чтобы встать в полный рост.

Посередине, в нескольких шагах от лестницы, прямо под лампой, стояла железная койка. Рядом табурет. К стене напротив, шагах в десяти, был привинчен умывальник. Выше зеркало.

Гайанский огляделся. Стоя у лестницы и опасливо вглядывался в темные углы, он боялся шагнуть дальше.

– Здравствуйте! – крикнул он темноте.

В замкнутом пространстве голос прозвучал глухо, как-то придавлено. В ответ из умывальника капнуло. Тихий удар воды об эмалированную жесть прозвучал как неосторожный рядник. Как будто кто-то брякнул колокольцем и, испугавшись, тут же зажал его в ладони. Гайанский вздрогнул. Еще минуту он, не моргая, смотрел на умывальник.

Из умывальника снова капнуло. На этот раз звук не напугал, скорее наоборот, повторяющейся последовательностью, придал уверенности. Учитель приблизился к источнику звука. Изящный медный барашек указывал на внушительный возраст устройства – прошлый, а может и позапрошлый век. Гайанский, судорожно копался в памяти, пытаясь вспомнить, когда же в родном городе появился централизованный водопровод. Файл с этими данными куда-то подевался, или вовсе отсутствовал. Это его разозлило. Он поднял взгляд на зеркало, висевшее над краном. Увиденное сковало тело путами ужаса.

Зеркало оказалось окном в другую комнату. Даже не окном, а окошком, из-за небольших размеров, сантиметров сорок в диаметре. В нем Гайанский видел отражение этой же комнаты, но … живой. Железная койка находилась на том же месте, только по-армейски заправлена белоснежным, накрахмаленным бельем. На спинке из зеленых прутьев, висел выглаженный офицерский китель. Под ним стояли, до блеска начищенные, хромовые сапоги. На табурете – портупея.

Гайанский нервно оглянулся. Он по-прежнему находился в сером подвале. За спиной, обнажив пружины, скучал скелет койки и одиноко громоздился обшарпанный табурет. Но, стоило взглянуть в зеркало, взору представали заправленная кровать и гордый дифрос.

Мужчина зажмурился. Замотал головой, прогоняя прочь навязчивую галлюцинацию. Затем снова посмотрел в зеркало. Оно по-прежнему оставалось окном в другой, неизвестный ему подвал. Серые стены, железный абажур, заправленная койка, табурет. Все это искаженное отражение. Но что-то было не так. Когда смутные сомнения собрались в осознанную мысли, новая волна ужаса накрыла учителя. В зеркале не хватало его собственного отражения.

Очевидная догадка, как пинок телохранителя, оттолкнула учителя от зеркала. Гайанский в панике оглянулся. Все было на своих местах. Значит, опасности нет. Он неуверенно поднял одну, потом вторую руку. В зеркале ничего не происходило. Он помотал головой, подпрыгнул. Ничего. Там, в той комнате его просто не было. «А может, и здесь меня нет?» – усомнился художник, и настороженно взглянул на свои ладони.