Пещера бессмертных

— По-вашему, это бог-павлин?

— Превосходная догадка, мистер Ливингстон! Я отыскал все упоминания о «Павлиньем молоке» в одном весьма необычном буддийском тексте под названием «Чёрная сутра». Существовало божество по имени Йитра. Или, как вариант, Йидра. Впрочем, я не уверен насчёт «божества» — писание гласит, что асура был захвачен на обломках металлической сферы. Существо источало прозрачную жидкость, которую народ «волосатых» собирал, чтобы пленять злые души вечной иллюзорностью майя [2] . У Пао знал, что культ Йитра обосновался где-то в здешних горах. Он предполагал, что асура давно мёртв. Он также говорил, что просто испить эликсир недостаточно, нужно в правильный момент произнести заклинание.

2

Майя (буквально «иллюзия», «видимость») — понятие в индийской философии, особая сила, или энергия, которая одновременно скрывает истинную природу мира и обеспечивает многообразие его проявлений. Майя является иллюзией не от того, что она лишена бытия, а от того что она — преходящая. Человек из-за своего неведения (авидья) строит в уме ложное представление о существующем мире, такое представление о мире является майей. Для индуизма и буддизма характерно сравнение майи с постоянно меняющимися очертаниями облаков, пузырями на воде и т. п.

— Когда вы узнали?

— Я выяснил это ещё в восьмидесятых. Позже прочитал маленькую заметку в военном журнале, озаглавленную «Спасаясь от Талибана в пещере со странным павлином». Удивительная история Майкла Ливингстона, ваша удивительная история о том, как вы прятались в маленькой пещере с чудовищным идолом внутри. А потом я унаследовал деньги моего младшего брата Фрэнка. Деньги открывают любые двери, мистер Ливингстон. Я отыскал вас, затем, с помощью этих надписей, отыскал это.

Доктор Мортлейк подошёл к стене пещеры и постучал семь раз, бормоча какую-то тарабарщину: «Зодикаре об зодираму». Участок стены раскрылся; внутри было небольшое гнездо, полное хрустальных яиц. Точнее это были маленькие сосуды в форме яйца с хрустальной крышечкой наверху. Сперва мне показалось, что все они пустые.

— Сказка про Аладдина, — сказал доктор Мортлейк. — Осталось только три наполненных яйца. Три, мистер Ливингстон. Для меня, для Анджелы и для вас. Мы — бессмертные. Я владею миллионами долларов, а теперь ещё и целым миром и всем временем.

Он извлёк три хрустальных яйца из груды пустых.

— Целый мир, мистер Ливингстон, целый мир.

Передал яйца мне.

— Аккуратнее, друг мой. Разрешаю вам всё рассказать Анджеле. Завтра, когда Луна и Меркурий займут правильные места на небе, мы выпьем эликсир. Я произнесу нужные слова из записок У Пао. И мы будем жить вечно.

Я знал, что он верит. Но был совсем не уверен на свой счёт. Пить странную жидкость, то ли исторгнутую, то ли нет, инопланетной задницей в уединённой гималайской пещере — как по мне, не слишком надёжная перспектива приобщиться к чужой вечности. Я был готов отступиться, только забрал бы с собой Анджелу. Конечно, мы бы остались без миллионов — а с какого-то момента я уже начал думать о миллионах Мортлейка (и о его жене) как о своих. Пока Натан произносил свою вдохновенную речь, Анджела потихоньку оделась и спустилась в нижний грот. Я хотел было ответить Мортлейку, но поймал её предостерегающий взгляд. Следующие шесть часов стали особым адом нелепостей и недомолвок. Я ощущал на своей коже запах тела Анджелы, когда пытался приготовить ужин из армейских пайков, — и пытался по глазам разгадать её мысли. А доктор Мортлейк продолжал распинаться про религиозные обманки, и что подлинное бессмертие вовсе не духовное состояние, но физическое, и что наши предки контактировали с иными расами/сущностями, и что их полузабытые истории впоследствии превратились в систему контроля, именуемую религией. И что лишь немногие исследователи, вроде него самого, отринули слепые предрассудки, навязанные человечеству. И как нам с Анджелой повезло быть с ним знакомыми. И что у нас буквально будет целая вечность, чтобы возблагодарить его за то, что мы собираемся сделать. В общем, доктор Мортлейк нагнал безмерного пафоса и завершил вечер кощунственной интерпретацией Тайной Вечери. Я подумал, что ему не слишком удалась аллегорическая история, в которой Анджеле была отведена роль Марии Магдалены, а мне (конечно же) Иуды. По своему обыкновению, доктор Мортлейк заснул через час после трапезы, состоявшей из безвкусных соевых фрикаделек со спагетти.

Когда он захрапел, я взмолился:

— Нам нужно уходить. Знать не хочу, что там в этих хрустальных яйцах, и не желаю это пить. Нужно уходить прямо сейчас.

У Анджелы было другое мнение.

— Ты просто не понимаешь. Я в жизни не встречала человека умнее его. Если он утверждает, будто волшебное зелье дарует людям бессмертие, значит, так оно и есть. Я тебя не держу, можешь уходить, если хочешь. Но ты не знаешь Натана так же хорошо, как я. И я верю в «Павлинье молоко».

— И ты хочешь жить вечно вместе с ним? Ну, возможно, у него достаточно денег на такой долгий срок.

— Да нет же, глупый. Я хочу жить вечно вместе с тобой. Мы молоды и прекрасны, и мы могли бы стать очень богатыми к тому времени, когда человечество начнёт строить венерианские города под куполами, — если бы ты не струсил. Если бы ты был мужчиной, которого я могла полюбить.

Её слова меня задели.

— Но если мы все выпьем это зелье…

— Не все. — Анджела взяла одно из хрустальных яиц. — Натан не знает, каково зелье на вкус.

Она потянула хрустальную пробку, та подалась со слабым звуком — чпок. Анджела вылила прозрачную маслянистую жидкость на пол пещеры. Серый песчаник впитал эликсир, должно быть, приобретя бессмертие.

— Дай мне свою фляжку.

Я подчинился. Анджела наполнила хрустальное яйцо чистой водой, вставила пробку на место. Затем она сняла с пальца бриллиантовое кольцо и нацарапала на яйце с водой маленький крестик.

— Мы дадим Натану это, — сказала Анджела. — А сами выпьем настоящее зелье.

Потом мы занялись сексом. Натан храпел.

Я уговаривал себя, что он — безобразный, алчный старик. Что он труслив и эгоистичен. Что он не преподнёс дар вечной жизни всему человечеству. И что я получаю гораздо больше тридцати сребреников.

На другой день я, наверное, раз десять проверил, которое из хрустальных яиц помечено маленьким крестиком. Когда перед церемонией Натан вручил каждому по яйцу, мне досталось именно это. Но прежде чем я начал ломать комедию, он вдруг спохватился:

— Я забыл свиток с заклинанием в нижнем гроте. Скоро вернусь.

Доктор Мортлейк положил яйцо на пол и отправился вниз.

— Видишь? — сказала Анджела. — Сами боги желают нам удачи.

После вчерашней лекции я был не слишком уверен в идее божественного вмешательства, но, тем не менее, быстренько махнул одно яйцо на другое.

Доктор Мортлейк приковылял обратно, держа в руках небольшой свиток из бурого пергамента. Прогулка туда и обратно стоила ему изрядных усилий, у него подкашивались ноги. Отдышавшись, Мортлейк сказал:

— Я прочитаю заклинание, потом мы выпьем эликсир.

Он поднял с пола хрустальное яйцо, и на какой-то момент у меня появилась дикая мысль, будто Мортлейк проверяет нет ли на его сосуде метки.

Он развернул пергамент. Мы уселись, скрестив ноги, лицом к идолу, тридцать семь статуй были позади. Каждый из нас держал в левой руке хрустальное яйцо, пока доктор Мортлейк читал заклинание. Не знаю, зачем оно было нужно, если мы готовились испить выделения инопланетной твари. Голос доктора Мортлейка разносился по пещере странным эхом. Я не замечал, чтобы от наших голосов появлялось эхо, уж точно не с такой задержкой и вызывающей интонацией. Вероятно, у меня разыгралось воображение, но казалось, будто лампы мигают, пока звучало заклинание. Наконец Мортлейк закончил, и — Чпок! Чпок! Чпок!

«Павлинье молоко» оказалось густым, маслянистым и омерзительно горьким. Моя бабуля искренне верила в целительную силу касторки, так что мне доводилось глотать дрянь похожей консистенции. Но ладно бы горький вкус, ничто на земле не могло подготовить ко вкусу эликсира. Судя по выражению лица доктора Мортлейка, вкус его разбавленного пойла также был гадкий. Его сразу же одолел сильный приступ кашля. Анджела выглядела сосредоточенной. Не уверен, что я хоть когда-то так же страстно чего-то желал, как она желала чуда от «Павлиньего молока».

Совладав с кашлем, доктор Мортлейк улыбнулся.

— Действие эликсира вы почувствуете практически сразу. К сожалению, вы никак не сможете сообщить мне об этом. Был бы весьма ценный материал для завершения моей статьи.

Я хотел было подняться, но понял, что у меня скованы ноги. Посмотрел на Анджелу и увидел страх в её взгляде. Попробовал заговорить, но не смог открыть рот. Я почувствовал, как моё лицо застывает в гримасе ужаса.

— Вы прекрасно проведёте время, любуясь друг другом целую вечность, — сказал Мортлейк. — А ведь я просил тебя только об одном: любить меня всем сердцем. Неужели это было так трудно? Мне осталось жить месяц. Едва ли хватит времени, чтобы закончить статью. Последователи культа Йитра развивали в себе такую силу разума, чтобы продолжать медитации целую вечность. Те йоги, что похожи на неандертальцев, они действительно неандертальцы. «Чёрная сутра» гласит, что все они по-прежнему пребывают в сознании. Очевидно, их мысли текут медленно, после нескольких столетий с ними начинает говорить бог. А вы, вероятно, через пару месяцев сойдёте с ума. Как ужасно созерцать друг друга в сумраке пещеры. Разумеется, после моей кончины сюда придут другие искатели. Может быть, если они станут двигаться медленно, вы сумеете заметить их присутствие. Надеюсь, что изваяния не станут вытаскивать наружу — будет очень печально, если вас определят в разные музеи, правда?