Пещера на склоне горы

Другие охотники, женщины, дети, старики - все понемногу выбирались из пещеры и недоуменно останавливались перед входом.

Великолепная мишень! Нарочно лучше не придумать...

Одиноко треснул выстрел.

Средний брат не рассуждал: у него были свои счеты со Снежными людьми.

Но ружье дало осечку.

Иней, выпавший к утру, тонким слоем покрывал площадку перед пещерой.

Люди племени зябко переминались с ноги на ногу. Как видно, они ни в чем еще не разобрались.

Младший сделал было шаг к Чингизу, но, поскользнувшись, громко выругался и левой рукой ухватился за выступ скалы. Он не стрелял.

И, вероятно, _не_сумел_ бы так же хладнокровно свой спустить курок...

Чингиз это чувствовал.

Недаром младший тоже любил от времени до времени глядеть на звезды и даже что-то пел о них, когда ему казалось, что никто его не слышит.

Кровь от крови - он должен был забунтовать в конце концов. Повиноваться поначалу, разъяриться, а потом...

То, что случилось дальше, проплыло в сознании Чингиза наподобие дурного наваждения.

Он так и не понял, _как_ все это произошло и почему, он только зафиксировал - бездумно, ужаснувшись, благодарно, навсегда...

Колдун вдруг вытянул руки перед собой и, страшно скалясь, медленно шагнул вперед. Глаза его казались крупинками чистого горного льда...

Вслед за тем он застыл, будто наткнувшись на невидимую стену, и тотчас резко вскинул руки.

Средний брат как раз успел перезарядить ружье и снова взвел курок, уже не целясь...

Мир пронзила поразительная тишина.

Чингиз обернулся.

Братьев не было.

Точнее, они стояли, как и прежде, в тех же самых позах, какие приняли в момент, когда колдун что-то такое, колдовское, сотворил...

Но их теперь как будто бы и не стало, таких знакомых и живых... Они не шевелились, перестав дышать, преобразившись в изваяния, - то ли смерть настигла их мгновенно, то ли колдун заставил их оцепенеть, подобно мертвецам...

Колдун умеет, это точно. Теперь он показал, на что способен...

– Как?!
– отступил невольно к братьям перепуганный Чингиз.
– А я? Тогда уж - и _меня_!

– Ты друг, - пожал плечами сгорбленный колдун.
– Мы знаем. Ты их привел не для того, чтоб быть беде. Ты нам хотел помочь. Я сразу понял. Но они!.. Ты слишком прост, Чингиз. Иди к себе, если душа твоя зовет...

Из-за спин охотников робко выглядывала Рева.

– К себе, - убито повторил Чингиз.
– Но там...

И тогда оцепенение прошло.

Внутри у него словно отворилось потаенное оконце: с этой секунды он обязан действовать - немедленно, наверняка.

Там, позади, остался трудный спуск в долину, где затаились одиночество, неверие, тоска...

Его, Чингиза, уж давно похоронили, его в селении никто теперь не ждет...

Конечно, быстро разберутся, может быть, смеяться станут, но...

Он оглядел охотников.

Его спасители...

Он был _им_ нужен, и его спасли. Не рассуждая, не раздумывая долго.

И он им был полезен - все полгода. И понимал, что это - лишь начало... Начало долгого тернистого пути. Нет, не в долину - там им не прижиться, это ясно. Путь будет новый, а тропа - узка. Ну что ж...

Со стороны, они беспомощны и вроде безоружны: копья, палицы - не в счет.

Что стоит людям из селения вооружиться? И придти сюда... И мстить...

Нет, вовсе не за то, что выходили, вопреки всему, чужого человека и держали столько времени, не выпуская, а за то, что это племя чуждое, другое, не такое, как они, еще не знающее, что несет с собой _цивилизация_.

Она - двуликий Янус... Вроде бы - и знания дает, и понимание премудростей исконно сокровенных, и силу, связанную с этим пониманьем. И одновременно - тоже силу, только злую и слепую, ненавидящую так, как может ненавидеть вся цивилизация единым махом тех, кто к ней как будто не причастен. Кто не исповедался у алтаря насильственной культуры...

Она нетерпима. По сути, она вся насаждена - огнем, мечом, и это в кровь вошло и в дух ее носителей. Словно объяла их чума...

И по-другому в мире не бывает... Это - путь культуры. Но почему _так_?

Ведь вот же племя снежных гор - оно, откуда ни взгляни, пока другое.

Пока...

В том-то и дело!

Или закон таков в природе, что все разумное, идя к вершинам, должно пройти и через ненависть к себе подобным, и через убийство, и - через страх?

И вновь Чингиз сказал себе: абсурд!

Дурной пример заразителен - да. Но если этого примера вовсе нет?

А есть только добрая воля, благодарная, способная любить, любимая, в конце концов, которая немало знает, понимает и пробует от глупостей хоть горсточку разумных уберечь?! Тогда - что?

Это в его силах. Он готов.

Пусть не мудрец он, пусть не ясновидец, однако ж помощь оказать он сможет. Посильную.

Никто ведь и не требует иного!

Конечно, племени здесь оставаться ни к чему. Они уйдут дальше, в горы, - места всюду хватит, много еще места на земле... И вечерами, возле очага... Он племени и детям передаст все свои знания, свое умение и, главное, завет: любить, не убивать впустую.

Ему казалось, что он сейчас могуч, как вся Вселенная... А впрочем, он был ее законным сыном, подобно остальным, и почему теперь не смел обращаться от имени зачавшей его бесконечности?!

Кто-то подошел к нему и с робкой ласковостью тронул за плечо. Это была Рева.

Чингиз улыбнулся ей в ответ и нежно, как бывало, провел ладонью по ее спине.

Братья?

Он не знал, что с ними сталось. Может быть, и впрямь погибли, а может, лишь, окаменев, уснули... Застыли до поры до времени, а там...

Когда?

Ни с чем похожим ему сталкиваться не доводилось.

В одном он только был уверен: какой-то непостижимой, но реальной силой племя обладает.

Учитель из селения ему бы объяснил: гипноз, наверное, чего там голову ломать!..

Но не было учителя поблизости, и потому Чингиз истолковал случившееся на свой нехитрый лад.

Сила... Удивительная... Он это видел сам. Сила, способная разить опасного врага бесшумно и молниеносно. Без мук и крови.

Не по-людски, подумал неожиданно Чингиз. И - сам же возмутился.

Кто сказал, что путь у всех один: стрелять, колоть, глумиться, уж если надобно убить?!

Живое бесконечно. И способы жить - бесконечны. Едино только _знание_, но подступов к нему не счесть. Наверное, в своей основе они все - равноценны. И злые, и прекрасные - кому как суждено...