Пещера

Она грешила раньше. Где мое счастье? Тогда между ними всегда присутствовала тень другого мужчины. Тогда она оглядывалась вокруг себя и не находила никого. Дуреха ты, дуреха. Счастья захотела.

– Дима уже приехал?

– Нет еще. Наверно, скоро.

– Как его Тамара отпускает?

– Сама знаешь как. Куда она денется? Знала, за кого выходила.

– Откуда она знала? Вышла девчонкой.

– Ты тоже вышла девчонкой.

– И я не знала. Как у них?

– Сама знаешь. Не похоже, чтобы она была очень счастлива. Пацан их держит пока. Ожидает чего-то. Непонятно чего. Дима никогда не притворялся. В этом его обвинить нельзя.

– Захотел себе молодую жену?

– Наверно. Почему бы и нет?

Кто бы мог им быть? Никто другой? Веселое усатое лицо с небольшим шрамом на щеке. Интригующим. Почему у нас не получилось? Из-за меня. Из-за меня? Почему я сделала такой выбор? Она не сомневалась в том, что выбор был ее. Почему? Потому что выбирала не двадцатилетняя девчонка, а та, которая всегда живет во мне. С которой я родилась. Мудрая и острожная. Правильный выбор она сделала. А вдруг?

Мария улыбалась внутри, не подозревая, что ее выдают огоньки в глазах. Павлу приятно было их видеть. Он радовался их участившимся появлениям. Будут еще ужины, яблочные пироги. Теплое, мягкое тело. Прощающее и умудренное. В их уютной кухне, в многоквартирном доме, в утихающем на ночь районе большого города.

Ночью к ним обоим пришло желание. Нечастой силы и свежести. Павел ласкал грудь жены. Не растерявшую совсем свое девичество грудь. В его глазах. Под ней стучало гулко ожидающе сердце. Самое близкое на свете сердце. Малознакомой умудренной земной женщины.

* * *

Нет в мире аэропорта жарче, чем в родном городе. И более медлительного персонала. В душном салоне Дмитрий наблюдал через окошко вместе с остальными пассажирами, как люди снаружи неспешно и, казалось, безучастно приготавливаются к тому, чтобы выпустить их наружу. Он не сообщил домой, каким прилетает рейсом, и не был уверен, что его встречают.

Его встретили. Сначала он увидел издали голову высокого Андрея, рядом светловолосую голову жены, и вдруг перед ним оказался сын, который уже успел перебраться через ограждение.

– Папа!

Дмитрий подбросил мальчика вверх и сразу почувствовал, как напряжение в руках неприятно отдалось болью в спине. Тяжелый стал для такого упражнения. Вырос. Он прижал сына к себе. Волосы мальчика испускали запахи кухни. Они подошли к Тамаре и Андрею. Дмитрий обнял их по очереди. Тело жены с готовностью притянулось к нему. Он обратил внимание на ее усталые глаза и бледную кожу. Андрей снял с его плеча сумку.

– Давай рюкзак тоже.

– Зачем, мне не тяжело.

– Ну как съездил?

– Хорошо съездил, очень красивый район. Обязательно вернусь туда еще раз. Выбери время поехать со мной.

Андрей кивнул головой в знак согласия. Горы уже не разъединяли отца и старшего сына. Взрослый Андрей перестал стыдиться отсутствия интереса к ним, смотрел на отца умудренным взглядом мужчины, гордился и даже завидовал его достижениям. Они сделали несколько восхождений вдвоем. На них не очень умелый Андрей не стеснялся чувствовать себя маленьким, нуждающимся в поддержке отца.

– Ты на машине?

– Да.

Внутри машины свободно гулял наполненный всевозможными запахами теплый воздух города. Запах возвращения, запах обновления жизни. Тамара закрыла свое окно, поток изменил направление и стал трепать волосы Дмитрия.

– А это что такое?

– Новый бар открыли. Почти год строили, не помнишь? Пиво хорошее. Зайдем, когда у тебя будет время.

– Пиво хорошо.

– Можно сегодня вечером.

– Сегодня не будет времени.

Вечером Дмитрий зашел к матери. Она ждала. На столе стояли теплые его любимые пирожки с мясом. Он с удовольствием их попробовал, несмотря на забитый плотным домашним ужином желудок. Ей, как обычно, не понравилась его худоба и обгорелый нос.

– Когда ты уже перестанешь из дома уезжать? Сын без отца растет, что из него получится?

– Андрей вроде ничего получился. А раньше я больше разъезжал.

– Андрей! За Андреем я смотрела. А теперь уже нет сил. Не заметишь, как Саша вырастет.

Это Дмитрий знал. Он остался довольным состоянием мамы. Выглядит хорошо. Прежней энергии нет и никогда уже не будет. Он постепенно свыкался с этой мыслью. Как будто выключилось что-то внутри в один день. Память давно начала барахлить. Ее хватка на Дмитрия разом ослабла, почти сошла на нет. Впервые в его жизни. Но соединяющая их ниточка как будто стала еще прочней и важней. Дмитрий как мог сопротивлялся мыслям о неизбежном. Редким, непривычным для него мыслям. Свобода, когда-то, наверно, желанная, не имела теперь никакого значения. Он не чувствовал себя свободным и без колебаний бы вернул свою прежнюю маму, если бы мог. Только рядом с ней он мог по-настоящему ощущать самые главные, основные правды жизни. Простые и нестареющие, вечные. Прозорливые или невежественные. В ней угасала сила, которой в нем никогда не было и, наверно, никогда не будет. Непреклонная правота и мудрость поколений. Выживших и оставивших после себя потомство. На нем эта цепочка прервется. Он никудышное звено. Его сыновья один на один с миром. Андрей. Теперь Саша. Несправедливо, но поделать с этим уже ничего нельзя. Нет во мне такой силы, такой убежденности.

– Ты хорошо выглядишь, мамуля, – он помнил о том, что нужно говорить громко.

Она кивнула головой и улыбнулась.

– Как твоя спина? Не болит?

– Слава богу.

Из ее малоподвижных глаз вдруг глянуло что-то безрадостное и отчужденное. Не в первый раз. Одиночество, обреченность старости? Что там у нее в голове? Он испытывал грусть и вину. И неясное облегчение. Освобождение. Каждый сам по себе. Он заерзал на стуле. Пора.

– Мамуль, тебе уже надо спать. Пирожки очень вкусные. Мне пора домой, устал с дороги. Завтра придем с Сашей.

Она завернула ему с собой пирожки и напомнила, чтобы он был осторожным на дороге. Ночные фонари едва пробивались сквозь осеннюю прохладу улиц. Он вырулил на большую, еще оживленную. Суета. Когда опять в горы?

* * *

– Человечеству нужна новая религия. Без нее мы все пропадем. Напрасно ухмыляешься. Есть что-то в грамотном, интеллигентном промывании мозгов. Все равно они у нас промыты, только вот не тем.

– А чем мы сейчас с тобой занимаемся?

– От этой гадости мозги только болят. Завтра мне будет крышка. Наливай, что там осталось.

– Вот, закусывай. За здоровье!

– За здоровье. Какая гадость, – Павел скривил рот. – Нужна умная, современная религия. Для таких, как я.

– Лучше водки ничего нет, Паша.

– Тебе не понять. Молодой еще. А я вот не знаю, как дальше жить.

Дмитрий поглядывал на захмелевшего друга, прикрывая мысли дружеской улыбкой. Постарел. Он замечал это против желания, опасаясь пробуждения давнего своего попутчика – глубоко скрываемого чувства вины. Перед Павлом оно наваливалось с особой силой. Как ни перед женой, ни перед сыном, ни перед матерью.

– Мы с тобой одного возраста.

– На бумаге. Посмотри на себя, посмотри на меня. Ты еще пацан.

– Ну что ты опять заладил?

– Ладно, не буду. Но ты мне скажи: ты чувствуешь в себе перемены с возрастом?

– Какие перемены?

– Не чувствуешь.

– Ну, почему? Много перемен.

– Например?

Дмитрий откинулся на спинку стула, Павел последовал его примеру. Наступила небольшая пауза.

– Я совсем по-другому хожу в горы.

– Это хорошие перемены, я не о том.