Пещеры тысячи будд
Шрифт:
Он приблизился к костру и сделал знак Гуану. Купец сразу вскочил, подошел к нему и победоносно осклабился:
– Ну что? Поразмыслил? Лучше ведь оставить ожерелье у меня, да?
– Да, я отдам тебе ожерелье. С одним условием. Ты покажешь мне тайник.
– Можешь пойти со мной завтра. Будь здесь на рассвете. – Гуан немного помолчал и снова заговорил: – Ну вот что. Я скажу, где находится тайник, потому что доверяю тебе, но больше никому ни слова. Если правда выйдет наружу, я буду знать, что ты проболтался. Близ Шачжоу, в горах Минша, есть Пещеры тысячи будд, я нашел там несколько пустых гротов – идеальное укрытие для клада. – Молодой купец с вызовом уставился на Синдэ и продолжил: – Скорее всего, тангуты там ничего не тронут. Юань-хао как-никак буддист – он не позволит разорить пещеры. В некоторых из них, кстати, есть заброшенные ходы – кто-то хотел прорубить новые гроты, да так и не довел дело до конца.
Синдэ уже слышал о Пещерах тысячи будд в горах Минша – молва о них докатилась и до его родной провинции Хунань.
Горы Минша высились неподалеку от Шачжоу. Подножие восточных склонов было изрыто рукотворными гротами, в каждом находились великолепные настенные росписи и статуи Будды. Неведомо, кто начал высекать в камне эти пещеры, дабы увековечить Мудрость Учителя, но в народе говорили, будто их втайне расширяют и украшают последователи Шакьямуни с древнейших времен и по сей день.
Разумеется, Синдэ никогда не видел Пещер тысячи будд и мог судить о них лишь по отрывочным описаниям в книгах, однако все знали, что это одна из самых известных буддийских святынь в приграничных землях. Еще он вспомнил, что в ту ночь, когда они встретились с Гуаном в Гуачжоу, тот обмолвился о своем дедушке по материнской линии, который обустроил в горах Минша несколько гротов. Вероятно, именно поэтому Гуан и решил спрятать сокровища в Пещерах тысячи будд.
– Сколько отсюда до склонов Минша? – спросил Синдэ.
– Всего пять ли. Ежели хорошенько пришпорим лошадей, поспеем за час.
– Стало быть, договорились. Завтра на рассвете я приду на стоянку твоего каравана.
– Не забудь ожерелье, – напомнил Гуан.
Синдэ не хотелось возвращаться в тесную храмовую каморку, и, расставшись с купцом, он прогулялся по Шачжоу, который вскоре должен был исчезнуть с лица земли.
Город кишел перепуганными беженцами, тянувшими за собой лошадей и верблюдов с поклажей. Шачжоу отличался от других укрепленных поселений, которые Синдэ видел в западных областях: здесь были широкие улицы, обсаженные раскидистыми деревьями, на площади – старые, внушительного вида торговые заведения и харчевни. Синдэ покинул базарный квартал и оказался в жилых районах с рядами больших домов за глинобитными стенами. Там тоже царила паника, на улицах было не протолкнуться, но люди вели себя чуть спокойнее. Время от времени гомон стихал и воцарялось гнетущее молчание. На небе появилась кроваво-красная луна.
Синдэ отправился в квартал, застроенный храмами. Они были намного больше тех, в восточной части города, где Цао Сяньшунь разместил воинов Чжу Ванли. Как и следовало ожидать, здесь было тихо, монахи хранили душевное равновесие, и шум сборов не достигал улиц.
Синдэ забрел на территорию огромного монастыря – храма Великого облака. Справа от ворот высилась многоярусная пагода, ровнехонько над шпилем которой висел алый диск луны. Мрачные тени пагоды и других зданий ложились на почти невидимую в ночном сумраке землю. Ни шороха, ни человеческого голоса. Неужели монахи уже сбежали? Синдэ прошел в глубь монастыря и, увидев свет под изогнутой крышей, приблизился к низкому строению – похоже, это было хранилище священных книг. Входные двери оказались чуть приоткрытыми. Внутри горели свечи, на полу громоздились горы буддийских свитков, а среди них возвышались фигуры троих совсем юных монахов. Двое стояли, один присел, склонившись над книгами. Все трое были так поглощены работой, что не заметили появления чужака. Сначала Синдэ не мог понять, чем они занимаются, потом догадался: монахи сортировали священные тексты. Порой они брали в руки и долго разглядывали какой-нибудь свиток, затем откладывали его в сторону – направо или налево, в одну из стопок, – и принимались за другой. Синдэ как зачарованный долго наблюдал за ними. Наконец он решился заговорить:
– Что вы делаете?
Юноши вздрогнули и одновременно оглянулись.
– Кто ты? – нахмурился один из них.
– Не бойтесь, я не враг. Чем вы занимаетесь? – повторил вопрос Синдэ.
– Разбираем сутры и шастры.
– И что вы потом будете с ними делать?
– Когда храм загорится, возьмем отложенные свитки и уйдем из города.
– То есть вы собираетесь оставаться здесь, пока тангуты не подожгут Шачжоу?
– Конечно.
– Но ведь это опасно! Вы что, не слышали? Был дан приказ об эвакуации.
– Даже если так, неужели ты думаешь, незнакомец, что мы можем убежать, не исполнив свой долг? Не
знаем, как другие, но мы останемся здесь даже после начала пожара – у нас ведь еще работы непочатый край.– А где ваши собратья?
– Ушли, но что нам до них – мы сами вызвались на это дело.
– А где настоятель?
– С прошлой ночи он во дворце, решает, как поступить с храмом.
– Но почему вы не хотите все бросить и уйти, пока не поздно?
На лицах молодых монахов появилось презрение. Самый младший из них, до сих пор хранивший молчание, проговорил:
– Число прочитанных нами сутр не стоит упоминания, ибо еще больше таких, к которым мы не успели даже прикоснуться. Мы хотим приобщиться к их мудрости.
Ответ юноши тронул Синдэ до глубины души. Он вспомнил, как сам не раз произносил те же слова много лет назад.
Пожелав монахам удачи, Синдэ покинул книгохранилище – ему надо было как можно скорее увидеться с Яньхуэем. Улицы по-прежнему были полны людьми, Синдэ то и дело приходилось отступать в сторону, прижиматься к оградам, чтобы пропустить группы беженцев. Во дворце стражник провел его по лабиринту залов во внутренние покои правителя. В центре большого помещения на кресле восседал Яньхуэй – точно так же, как когда-то в собственном дворце в Гуачжоу. Но только этот зал был намного красивее и роскошнее того, который, наверное, уже обратился в прах. Предметы обстановки и ковры переливались яркими красками в сиянии множества свечей.
Яньхуэй не разомкнул губ – лишь поднял безжизненный взгляд на Синдэ, который осведомился, чем занимается сейчас правитель Сяньшунь. Пришлось повторить вопрос.
– Вообще-то ничем. То есть он так занят приготовлениями к битве, что не желает слышать о бедах, уготованных Шачжоу. Все сгорит! Сгорит! – с отчаянием промолвил Яньхуэй.
– А что будет с храмами?
– Их сожгут.
– А монахи?
– Я слышал, что почти все они ушли.
– А как же сутры?
– Их предадут огню.
– И вы это допустите?
– А что я могу? Сяньшуню недосуг, он гонит меня прочь, когда я заговариваю с ним о сутрах.
– Тогда почему бы вам самому не отдать приказ?
– Даже если я это сделаю, ничего не изменится. Настоятели семнадцати храмов собрались на совет во внутренних покоях. Они обсуждают этот вопрос с прошлой ночи, но до сих пор не пришли к согласию. – Яньхуэй встал и принялся неторопливо расхаживать по залу. Потом опять заговорил тихим голосом, будто про себя: – Вполне естественно, что они не могут прийти к единому решению, несмотря на то что спорят уже давно. В хранилищах семнадцати храмов находится огромное количество свитков. На то, чтобы вынести их все, уйдут дни. Еще много дней понадобится, чтобы упаковать их и навьючить на верблюдов. А куда вести тысячи верблюдов со свитками? На восток? На запад? На юг? Или на север? Где искать безопасное место? – Закончив свой монолог, Яньхуэй вернулся в кресло. – Гуачжоу уничтожен. Шачжоу постигнет та же участь. Город сгорит. Храмы сгорят. И сутры погибнут в пламени.
Синдэ молчал. Да, свитков великое множество. В этот час испытаний их не удастся спасти. Честь и слава троим молодым монахам из храма Великого облака, которые, рискуя жизнью, пытаются сохранить хоть малую толику великой мудрости.
Глава 9
Вернувшись от Яньхуэя в свою каморку, Синдэ все никак не мог забыть тех юношей из книгохранилища покинутого монастыря. Как сказал Яньху-эй, от города скоро останется пепелище. Храмы, сокровища, бесценные свитки сгинут в огне, Шачжоу постигнет участь Гуачжоу. И поздно что-либо предпринимать…
Спать Синдэ не хотелось, но он все равно лег и закрыл глаза – возможно, времени вот так, в мирной тишине, отдохнуть и поразмыслить у него уже больше не будет, потому что завтра на рассвете войско Чжу Ванли примет бой. Ночь безмолвствовала. Такой безмятежной ночи он и не помнил за последние годы, но эта тишина не дарила покоя – пронизывала до самых костей, давила на грудь невыносимым гнетом.
Синдэ вспомнил веселые улицы Бяньляна – восточной столицы империи Сун. По ним прогуливались нарядные мужчины и женщины, проплывали паланкины надменных сановников, а в кронах вязов шелестел ветерок, не приносивший с собой песка и пыли. Там были купеческие лавки, где продавалось все на свете, ряды харчевен, где устраивались всевозможные праздники и званые обеды. В кварталах у Восточной башни вечно царило оживление, на базарах торговали тканями, картинами, свитками, драгоценностями и всякой всячиной; в квартале театров ютились пять десятков шатров, каждый день шли представления. Императорская улица, Дорога варваров, ворота Суаньцзао… Синдэ застонал. Нет, он не тосковал по Бяньляну и не хотел вернуться, но при мысли о тысячах ли, отделявших его от главного города Поднебесной, стало вдруг невыносимо тяжело на душе. Как далеко! Почему это случилось с ним?