Песец всегда прав

— Я что, идиот?

— Вот и он не идиот. А остальные — тоже не бойцы. Ты бы с Лихолетовым пошел на добычу изнаночных тварей?

Олег загрустил. Я глянул на время и спохватился:

— Так, нам пора возвращаться. У меня сегодня еще самолет.

— Эх…

— Закончится всё, можно будет сюда на пару дней отправиться, — предложил я. — Чтобы досконально изучить и решить, что можно безбоязненно упоминать в твоем докладе.

— Разве что…

Выходили мы осторожно. Я первым — и сразу же ввязался в бой со стаей шакалов. Сами по себе они слабенькие, но это — задержка во времени. А самое обидное, что с них ровным счетом ничего не взять, даже мех противный и клочковатый. На всякий случай я уточнил у Песца, но он подтвердил, что не слышал ни про одну методику, способную превратить облезлый мех в пушистый. Не на чем там выращивать шерсть.

До Прокола мы доехали уже без остановок, поскольку я решил тормозить, только если найду поиском металл Изнанки. В запланированное время уложились, чем успокоили Шелагина-младшего, который вместо того, чтобы готовиться к поездке в Дальград, караулил меня на выходе.

— Нужно его в следующий раз с собой взять, — предложил Олег, когда мы уже в обычной машине ехали в Верейск. — Дорогу к базе без нас он не найдет, зато успокоится, когда поймет, что ты занимаешься научной работой, а не охотишься на изнаночных тварей.

— А если он заявит, что это дело княжеской важности и запретит тебе делать доклад?

— С чего бы? База даже не на княжеских землях.

— Но выход к ней от нас или с Дальграда. К нам ближе.

— Обдумать надо, — неохотно сказал Олег. — Стратегической важности база не представляет.

— Серьезно? Рабочая база посреди Изнанки с работающими бытовыми артефактами не представляет стратегической важности? Артефакты, да, не представляют, а вот сама база…

— Ну если только так рассматривать…

Пока возвращались домой, я проверил Метки императора и Живетьевой. Странно, но пока никто из них о потерях не догадывался. И если в Метке Живетьевой иногда проскальзывала злость, то Метка императора светилась полным довольством, чего я у него раньше не наблюдал. Создавалось впечатление, что он ни с кем не ругается и наконец-то получает от жизни удовольствие. Похоже, раньше его нужно было отключить от реликвии, а Шелагину стоит сказать, чтобы убрал со своей все украшения.

В аэропорт мы приехали вовремя, даже раньше Шелагиных, поэтому я мог наблюдать, как они подъехали и выходили из автомобиля вместе с Николаем. Последний был в официальном костюме, и антимагические браслеты закрывались рукавами, но что они там были, я видел по его ауре — такое от владеющего даже основами целительства не скрыть.

Как только он меня заметил, Метка полыхнула ненавистью и, к удивлению, каким-то довольством, сам же Николай приветливо улыбнулся и сказал:

— Илья, мне очень жаль, что в результате недоразумения ты считаешь меня врагом.

— Можешь не стараться, я чувствую, как ты ко мне относишься, — отрезал я.

— А как бы ты относился к человеку, который может забрать принадлежавшее тебе по праву?

— По праву чего?

Я не собирался вступать с ним в полемику, но почему-то не смог удержаться.

— По праву рождения, разумеется, — невозмутимо ответил он. — Если бы ты не появился, княжество перешло бы ко мне.

— Реликвия тебя не признала бы. Ты не Шелагин.

— В отличие от тебя я как раз Шелагин, — не без удовольствия заметил он.

— Реликвии наплевать на фамилию, она реагирует на кровь.

Кажется, он еще хотел что-то добавить, но заткнулся, сообразив, что может случайно выдать планы Живетьевой по перенастройке реликвии, о которых точно знал. И которые пока еще нигде не прозвучали, кроме как в частных разговорах.

— Мне он тоже пытался внушить, что всегда любил меня как родного отца, — проворчал Шелагин-старший. — И я бы ему поверил, если бы не слышал его признание под зельем.

— Ты уверен, что зелье заставило меня транслировать мои мысли, а не чужие? — повернулся к нему Николай. — Под зельем внушить можно много чего. О том, что ты не мой отец, я узнал не так давно, почему я должен тебя ненавидеть?

Он выглядел таким убедительным, что и я бы поверил, не передавай мне Метка его эмоций в точности. Вот и Шелагины засомневались, правда говорить ничего не стали, но по их лицам было заметно, что Николаю удалось поколебать их уверенность. Говорить он больше ничего не стал, отвернулся от нас и тяжело вздохнул.

Так же тихо сидел он и в самолете. Шелагины бросали на него виноватые взгляды: все же семнадцать лет они считали его близким человеком и одно короткое признание под зельем не могло резко оборвать это отношение. Поэтому и разместили его в княжеском салоне, а не вместе с охраной. Прислуги для замка была отправлена обычным рейсом и должна будет ожидать нас уже на месте.

Честно говоря, мне было спокойней от осознания доступности Николая в самолете: было нечто в его метке, вызывающее подозрение, что что-то с полетом пойдет не так. Но вот что именно? Вряд ли он решит угробиться вместе с нами. Если бы Шелагины официально объявили, в чем причина такого отношения к Николаю, всем было бы проще, но они решили держать лицо до последнего, а значит, у него оставалась надежда, что все вернется и он опять будет считаться наследником княжества.

Пока избавление от него представлялось как переход потенциально сильного мага в клан, сопоставимый по силе с Шелагиными: в подчинении Живетьевых было чуть ли не больше родов, чем во всем нашем княжестве. И выглядело все прилично: подвинутый в очереди наследников княжич решил заняться целительством. Можно сказать, всю сознательную жизнь об этом мечтал, а когда появилась возможность — не удержался. Немного попортит картину вывод его из Рода, после чего он наследовать княжество не сможет ни при каких условиях. Но кто будет об этом знать? Император может пойти на поводу у Живетьевой и объявить наследником вышедшего из рода парня. Против его решения князья выступить побоятся, не зная об утрате доступа к реликвии.

В самолете Николай демонстративно уставился в окно, еще более усиливая чувство вины Шелагиных. Правда, ни один, ни второй больше говорить с почти бывшим членом семьи не стали, но чувствовали перед ним неудобство. Мне казалось, что еще немного — и Николай дожал бы их на какие-нибудь преференции.

Но этого в его планах не было. Примерно на середине пути, когда все старательно притворялись спящими, Николай засуетился и отправился в туалет. Не думая о том, как может выглядеть мое поведение со стороны, я скастовал оглушение, как только его метка зажглась радостным предвкушением. После чего точечным заклинанием выбил замок на двери в туалет.

Николай успел открыть Пространственный карман и извлечь оттуда бомбу, аналогичную той, что пошла на взрыв усадьбы Живетьевой. При этом пространственный карман остался открытым и был он совсем не пустым.

«Какой замечательный телепортационный артефакт. А эти артефакты — точно шелагинские, им вернуть надо».

Не беспокоясь о целостности Николая, я поволок его по полу в княжеский салон. Ко мне уже спешили оба Шелагина.

— Что случилось? — спросил старший.

— Николай хотел нас взорвать, — ответил я и показал пронесенную им бомбу. — Достал из пространственного кармана.