Песец всегда прав
Шрифт:
— Как-то странно, он мне суицидником не казался…
— Он и не планировал умирать — у него в заначке есть телепортационный артефакт. Точнее, был, потому что я его изымаю в свою пользу, а вот эти изымаю в вашу.
Я принялся опустошать пространственный карман Николая, выкладывая перед Шелагиным артефакты.
— Н-да… — бросил Шелагин-старший. — Ведь я почти засомневался в правильности полного разрыва отношений. А он нас не только обманул, но и ограбил.
— Встает вопрос, откуда у него бомба… — сказал Шелагин-младший.
— От Живетьевой. Нас такой же планировали взорвать. Тогда на моем участке в Дальграде.
— Я к
— У меня зелья с собой. Можно допросить.
— Действуй, — согласился князь.
Прежде чем приводить допрашиваемого в себя, я включил запись на телефоне (на куртке она велась постоянно, но почему бы не сделать дублирующую?) и влил в Николая зелье.
Бомба и телепортационный артефакт оказались подарком от любящих бабушки и дедушки — тех, кто со стороны отца. Передал посылку один из слуг в княжеском доме. Причем не за деньги, а за идею, так как был уверен, что бедного мальчика несправедливо оговорили и лишили законного места в пользу непонятно откуда вылезшего бастарда старшего княжича. О том, что именно передается Николаю, слуга не знал, но это вряд ли его извиняло.
— Потому что княжество должно быть моим! — вопил Николай, так торопясь выложить всё, как будто ему кто-то угрожал смертью, если задержит хоть на немного ответы на вопросы. — Я законный наследник! Почему я должен уступать свое место какому-то ублюдку? А так все прекрасно получилось бы: авиакатастрофа с единственным выжившим. Уверен, император не стал бы особо углубляться в расследование, спустил бы всё на тормозах. Он уважает Арину Ивановну и не будет против нее действовать. Да он вообще у нее с руки ест, она сама так говорила. Что проведем идиота, он и не заметит, как останется не только без моего княжества, но и без власти в стране.
На мой взгляд, это было прекрасно. Если император после этого вдрызг не разругается с сообщницей, то я уже и не знаю, что делать.
— С реликвией княжеской что собирались делать? Она тебя не приняла бы.
— Арина Ивановна ее перенастроила бы без проблем. Она любую реликвию может перенастроить.
Он говорил все медленнее и медленнее, а на лице проявлялось осознание грядущих проблем. Совсем скоро действие зелья прекратилось, и Николай высокомерно заявил:
— Признание, полученное под зельями, не может использоваться в суде. Более того, вы не имели права меня допрашивать ни под зельями, ни без них по причине моего несовершеннолетия. Это нарушение моих прав.
Я отключил запись и предложил:
— Давайте его ссадим с самолета.
— Это убийство, вы за это ответите. Мои родные этого просто так не оставят.
Николай опять принял высокомерный вид, как будто не он только что признавался в попытке нас убить.
— Интересующимся скажем, что он сам выпал в туалете, когда подготавливал взрыв. — продолжил я. — Что-то пошло не так — и Николай взорвался. Бомбу ему дефектную передали, пусть Живетьевы винят себя.
Конечно, придется пожертвовать полом туалета, но самолет потом я герметизирую и он больше никого не потеряет по дороге. Долетим.
— Интересное предложение, — согласился Шелагин-старший. — И я бы его поддержал, если бы не очень интересные вещи, которые Николай наговорил на камеру. Мы не сможем использовать эту запись, если займемся самосудом.
Скрепя сердце я с ним согласился, напомнив, что если причина изгнания из клана не будет озвучена, то покушения продолжатся, потому что
Николай не оставит желания «вернуть свое княжество».В аэропорту нас встречали родители Эрнеста Арсеньевича, и по их виду никто не сказал бы, что они рассчитывали встретить только внука, да и то не здесь, а там, куда был настроен телепортационный артефакт.
Отрекся от Николая Шелагин-старший еще в самолете. По причине отсутствия биологического родства и многочисленных попыток убить княжеское семейство — так и значилось в графе. Когда мы проходили мимо родителей Эрнеста Арсеньевича, Шелагины даже головы в их сторону не повернули, но Живетьевы их внимание привлекли сами.
— Павел Тимофеевич, куда вы? — засуетилась Живетьева. — Нам нужно осуществить переход мальчика из рода в род.
— От нас он выставлен, — холодно ответил князь. — Я не буду мешать вам принять его к себе.
Николай как раз спускался по трапу, повесив голову и ни на кого не глядя.
— Но позвольте, мы договаривались на другое! — возмутился Живетьев.
— Судя по тому, что ваш внук пытался нас убить переданной вами бомбой, вы с нами ни о чем договариваться не собирались.
— Мы? Что вы такое говорите? — возмутилась Живетьева. — Это оскорбление.
— У нас есть запись признания Николая, так что забирайте его и убирайтесь! — рявкнул князь. — И чтобы я не видел никого из вас!
— Идиот! — повернулся к внуку Живетьев. — Такой простой план — и тот умудрился испортить. Весь в мамашу пошел, она тоже была беспринципная дура.
Что там он говорил дальше, я не слышал, так как мы сели в подъехавшую машину. Одно точно — Живетьевы не бросили внука около самолета, хотя и высказали ему много чего.
— Надо же, — недовольно сказал князь. — Уже репортер «Дальградского Вестника» интересуется, за что так жестоко поступили с Николаем. Нужно будет ему отправить обе записи, с комментариями.
— Тогда не будет эффекта неожиданности у императора, — заметил я.
Последнее было очень важно. Кто знает, как он себя поведет, когда услышит признание Николая и поймет, что реликвия ему больше не подчиняется.
Глава 27
В особняк мы приехали раньше Беспаловой, поскольку наш самолет прилетел первым. Времени нам едва хватило для того, чтобы горничные, терпеливо дожидавшиеся нас перед Строительным туманом, ознакомились с домом и успели подготовить апартаменты для гостьи. Второй слой Строительного тумана, вокруг строения для охраны, я убрал, чтобы вид был с самого начала правильным. Реакция охраны была незабываемой: они вытаращились так, как будто все это было построено у них под носом, а они это дело наглым образом прошляпили. Причем таращились так, что, если у кого-то появилось бы желание сделать что-то незаметно — лучше времени бы не нашлось.
Я еле успел показать, что откуда брать и куда складывать, как сообщили о прибытии Беспаловой. Договаривались мы, что она пройдет внутрь одна, без сопровождающих лиц, за исключением личной горничной, поэтому, когда мы вышли, то княгиня уже покинула машину и стояла, кутаясь в шубку на холодном ветру. Шубку не мою, попроще — видно, Беспалова не считала таким уж важным посещение нашего дома. Стоящая за ней горничная придерживала три монструозных чемодана на колесиках и несколько дорожных сумок, из которых максимум одна принадлежала ей, а всё остальное — точно княгине. Поневоле закралось подозрение, не собралась ли Беспалова погостить у нас пару лет…