Пешки Сдвига

Лихо всё-таки встала на одно колено, сжимая кулаки, понимая, что Шатун продержится ещё минуту, в лучшем случае - две: а потом их сомнут. Разорвут, растопчут, превратят в ничто... Если же Книжник всё-таки добрался до точки...

Мир вокруг вздохнул.

Это было что-то непонятное, не поддающееся точному описанию. Какой-то повсеместный, чётко улавливаемый, хорошо слышимый звук: но у Лихо, это почему-то вызвало ассоциации именно со вздохом. Спасительным. Таким - какой бывает, когда всплываешь на поверхность на последних крохах кислорода, сгорающих в разрывающихся лёгких. Вздох.

Шатун ещё лютовал, продолжая готовить эту безумную "солянку по-мутантски", ещё кто-то лез, напирал через невысокую баррикаду из изрубленных, распотрошённых тушек угомонённого зверья. А потом - натиск прекратился. В котлован больше никто не спрыгивал.

Громила замер на месте, покачиваясь от усталости, руки бессильно висели вдоль туловища. Прошло с полминуты. Никто не возвращался, чтобы нападать снова.

– Всё, что ли...
– Шатун встал на колени, и, не убирая клинков - воткнул правый в землю, начиная освобождать предплечья.
– Добрался, книголюб. Белобрысая, ты как?

– Обалденно.
– Лихо показала ему большой палец.
– Чувствую себя заново родившейся. Сходи, поищи там нашего спасителя, если силы остались. Надеюсь, он...

Она не договорила, замкнулась, словно боясь, что сказанное ею сейчас - будет неправдой. Или - правдой. Смотря, что и как - сказать.

– Сейчас.
– Громила целиком снял "Карающие Длани" с рук.
– Сил нет, ебулдыцкий шапокляк... Но идти надо. Куда мы, без нашего зануды, в самом-то деле. Как подумаю, сколько мы ему теперь должны будем; ой, ё...

Он выбрал местечко, где можно было поставить ногу, зацепиться за что-нибудь: и, всё-таки сорвавшись пару раз, вскарабкался наверх. Осторожно потрогал разбитую сторону головы и, грузно ступая - направился в сторону памятника.

Книжник лежал в нескольких шагах от памятника, неподвижно, не моргая - глядя в небо. Лезвие "потрошителя" в его руке, было обломано наполовину.

– Живой?
– Громила всмотрелся в очкарика, почти сразу уловив признаки жизни. Дошёл до памятника и сел, вытянув ноги: опёршись спиной на остатки пьедестала.
– Если - да, то ненадолго. Лихо тебя на ноль помножит, когда увидит, что ты её - без верного кладенца оставил...

– Давай перемотаем обратно.
– Сказал Книжник.
– Я-то думал - полежу спокойно, расслаблюсь. А пришёл Шатун, и всё заштамповал. Как будто из Мутантограда, и не выезжали. Молчал бы лучше.

– Извини. Это я от радости. Идти можешь?

– Вот чего не могу, того не могу. Да не делай озадаченного лица - всё цело, просто полный упадок сил. Хорошая штука, этот "озверин", только уж больно отходняк глобальный.

– Ну, уж точно не хуже, чем если первач Андреича - вяленой кляксой закусывать...
– Громила обессилено улыбнулся.
– Помнишь, Фантом один раз нарезался, вдрабадан? Я ещё его, от тебя оттаскивал: ну, когда его вконец переклинило... А, чего я спрашиваю-то?
– чтобы ты, и - не помнил?

– Не помню.
– Книжник растерянно поморгал, на его лице проявился нешуточный мыслительный процесс.
– Честно, не помню ни хрена... Как с вами "У памятника" пил - всплывает, несмотря на то, что нарезался в зюзю. А это - даже ни эпизода.

– Может, ты мне горбатого лепишь?

– Шатун с подозрением посмотрел на очкарика.
– Я - не Лихо, проверить не могу. Или ты хочешь сказать, что все наши подарки Сдвига - того, тю-тю? Я бы на себе проверил, да лишний раз - даже пёрнуть сил не осталось, не то - что стометровку бежать...

– Не исключено.

– Пойдём, белобрысая тебе контрольный тест сделает. Точно идти не можешь?

– Летать могу.
– Меланхолично огрызнулся Книжник.
– Идти - нет.

– Ладно, не бухти. Донесу.

"Горыныч" стоял на том же месте, где и должен был находиться. От дезертировавшего селенгинца, остались лишь обрывки одежды, пропитанные кровью: валяющиеся неподалёку от внедорожника.

– А это помнишь?
– Снова спросила блондинка, невинно глядя на Книжника.
– Когда Андреич тебя первый раз к нам привёл? У тебя ещё такой вид был, что не сразу и не разберёшь, кого ты больше опасаешься - меня, или Шатуна.

– Помню.
– Очкарик отвернулся от неё, лёжа на одном плече громилы. На другом - лежала Лихо.

– Да вроде всё в штатном режиме...
– Лихо пожевала губами.
– Книжник, а ты меня любишь?

– Нет.
– Не поворачиваясь, отрезал книгочей.

– Всё в порядке.
– Блондинка утвердительно похлопала Шатуна по бицепсу.
– Ничего никуда не делось. Это видать, у нашего спасителя Вселенной, от "озверина" накладка произошла. Может и, восстановятся прежние данные. А может - ничего подобного.

Алмаз с Батлаем, несли импровизированные носилки, на которых лежал Арсений Олегович. Бывший глава "Утопии" - был мёртв. За минуту до того, как мир начал своё очищение: у старого учёного - остановилось сердце.

– Хороший был человек.
– Бурят плавно опустил свой край носилок на землю, как-то потерянно затоптался на месте и, вдруг заплакал: никого не стыдясь.
– Немного не дожил. А как бы радовался... Куда ж я теперь, один. А?

– Давай с нами.
– Сказал Алмаз.
– Похороним его со всеми вашими, и - двинем. Ну? Чего тебе терять-то? А хорошие люди, везде нужны.

– Сначала похороним, потом подумаю...

– Хочется что-то сказать, такое вечное...
– Лихо, которая уже стояла на одной ноге, держась за дверцу "Горыныча", чуточку печально сощурилась.
– Да как обычно, в голове - одни только пошлости. И в кого, я такая уродилась? Смотрите, а земля другая... Чтоб мне, больше никогда Книжника любимым вопросом не донимать, если показалось.

Белизна под ногами стала немного другой, будто бы выцветшей. На небольшую, но - уже заметную глазу толику: потерявшая свою зловещую выразительность.

– А ведь перемены уже пошли...
– Сказал Алмаз.
– Пошли, ебулдыцкий шапокляк.

– Как там, в Суровцах?
– Лихо задрала голову вверх, будто пытаясь увидеть там какую-то весточку из родных краёв.
– Уж точно не хуже, чем здесь... А ангел-хранитель, у нас, точно - один на всех, ребята. Ох, и намучается он с нами.

– Да уж, ему не позавидуешь.
– Книжник похлопал громилу по спине.
– Меня тоже сгружайте, батенька. Вроде возвращается силушка богатырская. Стоять, наверное, смогу...