Пешки Сдвига

– Как дела?
– Блондинка перестала валять дурака, и смотрела цепко, неотрывно.
– Что-то вы сегодня в расхристанных чувствах, я уж думала - не пустите на ночлег. Случилось что? Только не лепи мне морально уродливого - сам понимаешь, моё разочарование в людях, оптимизма ещё никому не прибавляло. Лупить тебя, на глазах у твоих орлов, я, конечно же - не буду. Но огорчусь мгновенно и качественно. Не надо огорчать женщину, даже если она языком всю душу в лоскуты изрезать способна за пятОк невинных замечаний... Ну?

– Да никак дела...
– С полностью покаянным видом раскололся Буба.
– Вообще никак. Такое ощущение, что плющить нас начнёт ещё задолго до рассвета. И непонятно - с чего бы такие мысли? Но витает вокруг, витает, липнет... Сам не пойму - что это. А, да - совсем забыл: "иголка" позавчера крякнулась. С концами.

– То-то я еду, и ни рожна не понимаю - чего-то не хватает в пейзаже...
– Лихо изумлённо покачала головой.
– А, эвон что сотряслось. Наш ответ Пизанскому перекосу благополучно накрылся...

Останкинская телебашня, "игла", наклоненная шаловливой ладошкой Сдвига, все двадцать с лишком лет торчала в окружающем пейзаже, под углом в семьдесят пять градусов. Не отклонившись от этой величины ни на йоту. Это, собственно, была не единственная "шалость" Сдвига. Но в столице, пожалуй - одна из самых впечатляющих.

– Красиво дюбнулась.
– Поделился подробностями Буба.
– Лично видел. И неожиданно так, как будто невидимую подпорку вышибли. Самое интересное, что шарахнулась она не в ту сторону, в которую по всем параметрам должна была чебурахнуться. А как раз - в противоположную. Вопреки всем законам физики, и здравого смысла.

– А где ты последние тридцать пять зим, которые и на зимы-то не похожи - видел здравый смысл? Что касается законов физики - здесь ещё не всё так похабно. Но ведь не врёте, гражданин Полушкин. Отсюда вывод - садиться на унитаз теперь надо с большой опаской. Мало ли что...

– Ну, в принципе - всего можно ожидать.

– Это всё?
– Деловито уточнила Лихо.
– Давай, женщина любит ушами... Не останавливайся.

– Да были днём какие-то нестандартные передряги... Не в нашей степи, правда. С южной стороны. Точно ничего не знаю, вроде бы зверья попёрло, как из прорвы, еле отбились. Обычно перед такими ночками, они тише воды, ниже травы - а тут такой аврал. Не припомню я такого. Вот и дёргаюсь, честно говоря...

– Всплеска не было?
– Вылезший из "Горыныча" Книжник присоединился к беседе, больше напоминавшей предельно мягкий, но вдумчивый допрос.

– Нет.

– Точно?

– Куда уж точнее!
– Яков Миронович удивлённо посмотрел на него.
– Раз уж я тут стою, и разговоры с вами разговариваю. Ещё вопросы имеются?

– А чтобы ты хотел, чтобы я у тебя спросила?
– Лихо обозначила легкомысленную улыбочку, поведя бедром. За спиной у Бубы отчётливо, и восторженно крякнули.

– Ничего.
– Буба Полушкин начал отворачиваться, давая понять, что если вопросы исчерпаны, то разговор завершён в полной мере.

– Мы тут рядышком с тобой заночуем?
– Лихо довела улыбочку до предела, и тотчас погасила её, став полностью серьёзной.
– Можешь не отвечать, вижу, что жаждешь утром увидеть меня, и понять, что начавшаяся депрессия - это далеко не самое большое из всех зол. И дружеское предупреждение - "плескалки" держите поближе. Непонятное что-то происходит, точно тебе говорю.

Она повернулась, и пошла к машине. Алмаз терпеливо ждал, на всякий случай не став глушить мотор. Лучше перестраховаться.

– Какие прогнозы? Что дальше?
– Шатун внимательно посмотрел на вернувшихся Лихо, и Книжника.
– Судя по вашим лицам - ничего особенно жуткого вы не услышали.

– И ничего такого, что заставляло бы загадочно лыбиться, как та Дуня из Лувра.
– Блондинка почесала бровь.
– Разве что - "иголка" навернулась. Причём, я бы сказала - нестандартно загремела. Что удручает, и наводит на весьма скверные мысли... Ладно, ночуем в машине. Алмаз - давай туда, к стеночке припаркуйся, и на боковую. Завтра полюбуемся на лица новых знакомцев, искажённые душевной мукой, и будем продвигать свой проект по спасению этого бардака, не останавливаясь ни на минуту. У них тоже что-то началось, но пока что - без особых перегибов. Книжник, подай-ка голодной женщине пакет с сухпаем. Надо перекусить, и идти бить Морфею по личности. При условии, если он не покажет мне добрый, и очаровательный сон. Идущий вразрез, с нашей убогой и непривлекательной се ли ви. Вот и весь расклад. Вы как хотите, а я дрыхать...

– Слушай, Лихо...
– Нерешительно остановил её Книжник.
– Это, конечно - не моё дело. Но...

– Что "но"?
– Скучающе спросила блондинка.
– Сдаётся мне, что хочешь ты попенять на моё не совсем серьёзное отношение к разворачивающимся событиям. Шуткую чересчур много, перегибаю порой слегонца... И всё такое прочее. Не так ли, мой юный друг?

Книжник, насупившись, кивнул.

– А ты не куксись.
– Посоветовала ему Лихо.
– Я тебе так скажу - хохмила, и отжигать буду. По крайней мере - с шуточкой помирать легче, выпади такая планида. Тебе, то же самое советовать не берусь - каждый перед лицом смертельной опасности, изгаляется по-своему. Надеюсь, я всё доходчиво растолковала? Чтобы никто больше не думал, что это у меня от полного и законченного отсутствия некой материи, прозываемой совестью...

Через полчаса все спали, и только бойцы Бубы Блотнера исправно несли свою службу, заранее маясь дурным предчувствием подступающего вселенского уныния.

Шатун вынырнул из сна: в первую очередь, оглядываясь вокруг. А уж потом, начиная протирать заспанные глаза. Утро уже наступило, и что характерно - вполне оптимистическое утро, не дающее никаких поводов для уныния.

"Сейчас проснётся Лихо, и всё опошлит...
– Вяло подумал громила.
– И плевать, что вокруг ни батальона, и даже одного-двух пешеходов не наблюдается. Не говоря уже о свистоплясках с зубоскалами".

Он вылез из "Горыныча", потянувшись до хруста, размял ноги, сделал несколько наклонов вперёд, прогоняя остатки сонливости. Утро действительно было замечательное - бледно-изумрудное небо, оранжевые, с лазурной каёмочкой - облака. Одним словом - никакого видимого сдвига Сдвига, к полному и безоговорочному слиянию параллельных миров.

Орлы Якова Мироновича находились на своём посту, безо всякого удовольствия созерцая царящую вокруг благодать. Оно и понятно - если знать, что вскоре навалится тонна негатива, которую способна приглушить лишь выпитая залпом цистерна алкоголя. Да только вот незадача, никто эту самую цистерну не даст, в лучшем случае - ещё полстакана набулькают, а дальше как-нибудь сами. Чай, не впервой... Немного радовало лишь то, что Буба оказался хреновым прорицателем, и паскудное состояние души не заявилось в гости в более сжатые сроки. Хотя - часом раньше, часом позже. Эх, жизнь-жестянка...

– Мужики, а где у вас умыться можно?
– Шатун подошёл к ним, доброжелательно улыбаясь. Собственно, даже самая добродушная улыбка у него выглядела так, что у всякого увидевшего её, в голове молниеносно созревала череда ассоциаций. Самая безобидная из которых, вызывала стойкое желание больше никогда не появляться на пути обладателя этого "чи-и-иза!". Пара хорошо заметных тесаков, убедительно дополняли эту картину.

– Туда, за угол зайди, там рукомойник приколочен.
– Указавший нужный ориентир был наголо бритым, коротконогим крепышом, примерно ровесником Шатуна. От внешнего уголка его левого глаза, змеясь сверху вниз, и пересекая губы, тянулся тонкий шрам: немного не доходящий до горла. Крепыш выглядел тёртым караваем, но при надобности Шатун мог порвать его на шелуху, не особенно утруждаясь. Не спасла бы даже неплохая штурмовая винтовка "эЛэР-300", которую обладатель шрама держал в руках довольно уверенно.