Песнь льда и огня. Книги 1-9

Для Аши это не явилось ударом. Почти все боевые кони, в том числе и скакун Масси, пали, большинство ездовых тоже, даже мелкие кони северян страдали от недостатка кормов. Да и на что им лошади? Поход прерван; солнце, луна и звезды забылись, как давний сон.

— Я, пожалуй, поем.

— Меня увольте, — сказала Алис.

— Я присмотрю за леди Ашей, — пообещал Масси. — От меня она не сбежит.

Медведица, проворчав что-то в знак согласия, удалилась в свою палатку, а Масси с Ашей побрели по сугробам к общинному дому. Ноги у Аши заледенели, лодыжка пронзала болью на каждом шагу.

Лорды и капитаны облюбовали общинный дом для себя как самый большой в деревне. Один из часовых у двери поднял промасленную завесу, и Аша очутилась в тепле.

Лавки вдоль стен могли вместить человек пятьдесят, но в убогий чертог втиснулось вдвое больше. В выкопанной посередине канаве горели дрова, дым выходил через отверстия в крыше. Северяне сидели по одну сторону от огня, лорды и рыцари по другую.

По сравнению с бледными и изнуренными южанами северные бородачи в мохнатых мехах прямо-таки лучились здоровьем. Испытывая тот же голод и холод, снеговой поход они переносили не в пример лучше.

Аша сняла меховые рукавицы, размяла пальцы, стряхнула снег с плаща, повесила его у двери на колышек. Ноги оттаивали, причиняя ей сильную боль. От горящего торфа приятно пахло — крестьяне оставили в деревне большой запас топлива.

Сир Джастин, усадив ее на скамью, принес ужин: эль и конину с кровью, дочерна поджаренную снаружи. Порции заметно уменьшились, но запах все так же дразнил обоняние.

— Благодарствую, сир, — сказала Аша, уплетая за обе щеки.

— Зовите меня Джастином. Я настаиваю. — Он нарезал свою долю и стал есть, накалывая куски кинжалом.

Вилл Фоксглов уверял, что через три дня король возобновит свой поход, — он-де сам слышал это от королевского конюха.

— Его величество видел в пламени нашу победу, о которой тысячу лет будут петь и в замках, и в хижинах.

— Прошлой ночью снеговой перечень составил восемьдесят душ, — сказал на это Масси, бросая хрящик собаке. — В походе мы будем умирать сотнями.

— А если останемся здесь, то тысячами, — ответил сир Хамфри Клифтон. — Идти или помирать, третьего не дано.

— Идти и помирать, так будет вернее. И какими средствами мы, по-твоему, возьмем Винтерфелл? Наши люди еле ноги переставляют. Хочешь, чтобы они лезли на стены и строили осадные башни?

— Надо ждать, пока погода не переменится, — сказал сир Ормунд Уайлд, старый рыцарь, похожий на ходячего мертвеца. Когда солдаты бились об заклад, кто из лордов и рыцарей умрет следующим, сир Ормунд неизменно держал первое место. Аше хотелось бы знать, какие ставки делают на нее — может, и сама что-нибудь успеет поставить. — Тут хотя бы укрытие есть и рыба в озерах водится.

— Рыбы мало, рыбаков многовато, — мрачно отрезал лорд Пезбери. Понятно, отчего он угрюм: в жертву были принесены его люди, и поговаривают, будто Пезбери все о них знал и вместе с ними ел человечину.

— Его правда, — подтвердил Безносый Нед Вуд, следопыт из Темнолесья: прозвище он получил, отморозив себе кончик носа позапрошлой зимой. Волчий лес он знал как никто — даже самые горделивые лорды прислушивались к нему. — Вы на эти озера накинулись, как черви на труп. Дивлюсь, как это лед не провалился еще, столько дырок вы в нем понаделали. У острова он и вовсе как сыр. Нет там больше рыбы, всю выловили.

— Тем больше причин продолжать поход, — ввернул Хамфри Клифтон. — Если нам суждена смерть, встретим ее с мечами в руках.

Точно те же доводы приводились и прошлым вечером. Идти дальше — смерть, остаться — смерть, повернуть назад — смерть.

— Ты умирай как хочешь, Хамфри, — сказал Масси, — а я твердо намерен дожить до весны.

— Кое-кто назовет это трусостью, — буркнул лорд Пезбери.

— Лучше быть трусом, чем людоедом.

— Ты… — взъярился Пезбери.

— Войны без смертей не бывает, Джастин, — сказал, войдя в дверь, Ричард Хорп. — Тот, кто пойдет с нами, получит свою долю добычи, взятой у Болтонов, и покроет себя неувядающей славой. Слабые могут остаться здесь — мы пришлем вам еду после взятия Винтерфелла.

— Вы его не возьмете.

— Возьмем, — прошамкал Арнольф Карстарк, сидевший за высоким столом с сыном Эртором и тремя внуками. Держась рукой в старческих пятнах за плечо сына, он привстал, точно стервятник над падалью. — Возьмем ради Неда и его дочери, ради жестоко убитого Молодого Волка. Если надо, мы покажем дорогу, я его величеству так и сказал. «Выступайте, — сказал я, — и еще до исхода луны мы все омоемся кровью Фреев и Болтонов».

Ноги затопали, кулаки застучали по столам. Шумели, как заметила Аша, в основном северяне — южные лорды и рыцари сидели тихо.

— Ваша отвага достойна восхищения, лорд Карстарк, — сказал, дождавшись тишины, Масси, — но одной отвагой не проломишь стен Винтерфелла. Как вы намерены его взять — закидать снежками?

— Свалим деревья, сделаем тараны, — ответил кто-то из внуков.

— И погибнете у ворот.

— Сделаем лестницы, будем штурмовать стены, — сказал другой внук.

— И рухнете вниз.

— Построим осадные башни, — сказал Эртор, младший сын Арнольфа.

— И умрете. Боги, неужто Карстарки безумны все до единого?

— Боги? — повторил Ричард Хорп. — Ты забываешься, Джастин. У нас с тобой один бог. Не поминай демонов, ибо один лишь Владыка Света может спасти нас. Согласен? — Хорп взялся за меч, не спуская глаз с Масси.

— Конечно, — пробормотал тот. — Ты же знаешь, Ричард: я верую в Рглора столь же истово, как и ты.

— Я сомневаюсь не в твоей вере, Джастин, а в твоем мужестве. Ты толкуешь о поражении с тех самых пор, как мы вышли из Темнолесья. На чьей ты стороне, хотелось бы знать.

У Масси побагровела шея.

— Не желаю выслушивать твои оскорбления. — Он сорвал непросохший плащ со стены так, что ткань порвалась, и вышел. Струя холодного воздуха взметнула в очаге пепел и раздула огонь.

При всем недостатке стойкости Джастин оставался одним из немногих заступников Аши. Накинув собственный плащ, она последовала за ним и заблудилась, не пройдя и десяти ярдов. Деревни не было видно — единственной приметой служил огонь на сторожевой башне.

— Джастин? — Ей никто не ответил. Где-то слева заржала лошадь. Боится, бедная тварь — чует, видно, что завтра пойдет на ужин.