Песнь лихорадки

Я отстраняюсь и смотрю на него.

— И что?

— Ты создатель, а не разрушитель. Разрушение разрушает разрушителя. Всегда. В конце концов. И сильно.

— И что?

— Синсар Дабх паразитирует на тебе. Тебе никуда не убежать. Битва последует за тобой.

— Но я могу минимизировать урон.

— Только для себя самой. Для тебя, может, будет не так важно, если Книга убьет незнакомца или какой-то другой мир. Но сомневаюсь, что это будет менее важно для незнакомца или для людей, которые его любили.

— Так, я не понимаю. С одной стороны, ты только что сказал мне, что все люди по натуре мудаки, за исключением создателей. А теперь ты вступаешься за этих мудаков.

— Я ни за кого не вступаюсь. Я просто утверждаю, что разрушаешь ты здесь или в другом мире, ты все равно разрушаешь. Вот в чем твоя битва — разрушать или нет. Как только ты углубляешься в детали, пытаясь убедить себя, что некоторые вещи более приемлемо разрушать, ты уже проигрываешь самую главную войну. Нет никакой пользы в том, чтобы переносить битву на незнакомую территорию.

— Ты думаешь, что я должна остаться здесь и сражаться, даже если это будет стоить жизни людям, которых я люблю?

— Твоя битва наполовину выиграна. Ты сидишь здесь, со мной. А Синсар Дабх нет. Сделай это постоянным.

— Но ты не говоришь мне, как.

— Чего хочет Синсар Дабх?

— Я не знаю, — об этом я и думала, когда он вошел. Пыталась определить ее конечную цель, чтобы суметь перехватить и помешать.

— Нет, знаешь. Она хочет быть в этом мире, контролировать себя. Чего хочешь ты?

— Того же.

— Почему?

— Потому что я могла бы быть счастлива, если бы все не пошло наперекосяк!

— Все вечно будет наперекосяк. Жизнь состоит не в том, чтобы ждать мира, а в том, чтобы научиться процветанию посреди войны. Потому что впереди всегда ждет следующая битва, — на мгновение он замолчал, а потом сказал: — Почему Синсар Дабх хочет жить?

— Будь я проклята, если знаю, — бормочу я. — Потому что она ненасытна? Ей скучно? Альтернатива — не жить?

— Почему ты хочешь жить?

Я смотрю на него. Потому что я люблю людей, не говорю я. И я хочу провести остаток жизни с тобой, видеть твои следующие шаги, праздновать твои победы, оплакивать твои потери, заниматься с тобой любовью. Боже, почему все всегда проясняет лишь тогда, когда кажется, что я могу все потерять?

Потому что ты все еще веришь, что можешь иметь все и сразу, говорят его темные глаза. Ты не можешь. У нас ничего нет. Лишь текущий момент. Как только ты это понимаешь, ты знаешь, что священно, а что нет, и больше никогда не упускаешь это из виду.

— Но у тебя есть вечность. В твоем распоряжении каждый момент.

— Нет. Как и у тебя, у меня есть лишь этот момент. Смерть — не единственный враг, крадущий у тебя вещи, которые тебе дороги. Ты думаешь, что монстр властен над тобой.

— Так и есть.

— Он властен над тобой лишь с твоего согласия.

Ощетинившись, я выдергиваю свои пальцы из его руки, провожу ими по влажным волосам и говорю:

— Это не правда. Я не выбирала Книгу. Я не впускала ее. Она завладела мной в утробе. Не было ни согласия, ни отрицания.

— Теперь есть.

— А твоего зверя так легко приручить, — говорю я ядовито-сладким раздраженным тоном. Он ведет себя так, будто это просто. Типа, почему я все еще не справилась?

— Никогда не говорил, что это так. Но я сделал это. И я не сидел в раздумьях, колеблясь между самоубийством и бегством. Оба для меня неприемлемы.

— Держись подальше от моей головы, черт подери, — срываюсь я.

— Как ты вернула контроль?

На мгновение я прикусываю нижнюю губу зубами, а затем сознаюсь:

— Я не знаю, что сделала. Возможно, она просто уснула.

— Гадал, случится ли это.

— Но в то же время я разобралась. Она слабела, а я обретала силу.

— И тогда она уснула?

— Вопрос на миллион долларов. Так как мне с ней бороться?

— Стань ею.

Я с недоверием таращусь на него.

— Помнишь руны, которые защищали стены тюрьмы Невидимых? Они черпали силу из сопротивления. Не сопротивляйся. Стань ею, — он встает и протягивает руку. — Идем.

Я отталкиваюсь от пола.

— Куда мы идем?

— Я отвезу тебя обратно в Честер, — он медлит, затем добавляет: — Где мы заточим тебя с помощью камней.

Я застываю.

— Ты только что навешал мне лапши про борьбу с ней. А теперь хочешь попросту запереть? Ты понятия не имеешь, что это сделает со мной или с Книгой. Это может привести нас обеих в подвешенное состояние, и я не смогу с этим бороться.

— Это может парализовать только книгу.

— Точно. Оставив меня полностью в сознании. Заточенной в ловушку. Навеки, — резко произношу я. Однажды я приняла эту судьбу ранее. Но я добилась успеха. Я была уверена, что могу победить в этой битве, если у меня будет достаточно времени.

— Ты сама сказала, что не уверена, захватит ли Книга контроль, когда проснется.

Моя челюсть напрягается.

— Может, я сумею с ней справиться.

— Мне это нравится не больше, чем тебе, Мак.

— Я, черт подери, уверена, что мне это нравится куда меньше, — с жаром отвечаю я. — Не тебя вот-вот запрут.

— Нет, но это мне придется вынести, что тебя запрут. Нет ни малейшей вероятности, что я останусь в подвешенном состоянии, пока ты будешь страдать. Я буду осознавать каждый гребаный момент.

Я вздрагиваю. Если посмотреть на это с такой точки зрения, все очень походит на то, что он пережил со своим сыном.

— Риодан вне игры, Джада держится на чистой силе воли, ши-видящие в полном раздрае в Честере, Дэйгис в полном гребанном хаосе, и мы понятия не имеем, что делать с черными дырами. Нам нужно избавиться от какой-то проблемы, и Книга — это то, что наиболее вероятно принесет немедленный катастрофический урон, — его темные глаза прикрываются. — Книга пока не сделала ничего, за что ты не сможешь себя простить, — осторожно произносит он. — Со временем.