Песнь лихорадки

***

Бэрронс пришел, одетый в покрытые грязью джинсы и грязную черную футболку. Он выглядел огромным, брутальным и адски сексуальным. Я почти никогда не видела его неряшливым, и это буквально захватывало дух. Каким-то образом в повседневной одежде он выглядел еще более экзотичным и животным в хорошем смысле. Я знала, что он лежал на животе и выгребал грязь из-под черных дыр, и я восхищалась тем, что он не колебался и не боялся запачкать руки, чтобы защитить важные для него вещи. С резкими чертами лица, грязный, грубоватый и анахронично человечный и хищный, таким он меня возбуждал. Кого я обманываю? Этот мужчина всегда меня возбуждал.

Свежие черные и красные татуировки покрывали большую часть правой руки и часть левой, и я знала, пока спала, он или сам делал себе татуировки, или же они с Риоданом делали татуировки друг другу.

— У тебя есть идеи, как это сделать? — спросил он, врываясь внутрь. Затем он резко остановился у края своего бесценного антикварного ковра, уставившись на свои грязные ботинки.

Я покачала головой. Затем слегка усмехнулась и попросила грязь исчезнуть с его ботинок.

Он поднял голову и посмотрел на меня, возвращая усмешку.

— Ну и кто из нас теперь из «Моя жена меня приворожила»? Ты остальным сообщила?

— Видимо, я, — бодро отозвалась я. — И нет. Давай просто сделаем это и посмотрим, что будет. Я подумала, можно попробовать на сфере возле церкви. Она ближайшая.

Танцор пришел считанные минуты спустя и принес с собой ноутбук.

— Не знаю, понадобятся ли нам колонки или этого будет достаточно.

Я пристально посмотрела на него, ошарашенная темными кругами под его глазами, и вновь подумала об Эликсире Жизни. Когда он протянул мне ноутбук, я спросила:

— Если бы здесь было эльфийское зелье, способное сделать тебя бессмертным, ты бы его выпил?

Он бросил на меня проницательный взгляд и насупился.

— Иисусе, теперь все знают?

— Практически да, — ответила я. — И не выпускай колючки. Мы заботимся о тебе.

— Не обращайся со мной как с инвалидом, — сухо ответил он.

— И не собиралась. Так выпил бы?

— Нет. Я достаточно изучал Фейри. Ты знала, что зелье в конечном счете разрушает бессмертную человеческую душу?

Я знала и не раз задумывалась, не оказывал ли эликсир Крууса такой же эффект. Надеюсь, что нет. В любом случае, уже поздно, а у меня есть другие проблемы. О состоянии своей души побеспокоюсь потом.

— Я уже умирал. Я знаю, что ждет дальше. И ни за что это не упущу. Большую часть своей жизни я знаю, что в любой момент могу умереть. Я не тороплюсь, но это меня не беспокоит. Так мы делаем это или нет? Можем мы подождать Мегу? Я ей тоже написал, она будет здесь с минуты на минуту.

Сунув ноутбук под мышку, я направилась к двери, бросив через плечо:

— У использования песни существует какая-то цена. Я бы предпочла, чтобы никто из вас со мной не ходил, — я подумала было просеяться, чтобы они не могли за мной последовать, но решила этого не делать. В последнее время я стала ярым сторонником свободы выбора.

Затем Бэрронс и Танцор оказались рядом со мной, и мы поспешили из книжного магазина в солнечный дублинский день.

***

Песня не только оказала абсолютно нулевой эффект на черную дыру возле церкви (хотя я сидела, мечтательно завороженная, с таким чувством, будто она определенно делает что-то со мной). Когда я попыталась воспроизвести ее во второй раз, еще громче, она исчезла. Ее просто больше не существовало на ноутбуке.

— Что значит «ее там нет»? — воскликнул Танцор. — Дай мне эту штуку, — потребовал он, протягивая руку за ноутбуком. — Ты видимо не там ищешь.

Когда я протянула ему компьютер, он быстро просканировал его, затем принялся открывать папки, зарываясь в корневые файлы.

Я вздохнула и прислонилась к мусорному контейнеру. Мы втроем сидели на обочине, в сточной канаве в трех метрах от сферы — настолько близко, насколько могли, согласно предупреждению Танцора.

Спустя несколько минут чертыханий и цитат из Бэтмена, Танцор захлопнул ноутбук.

— Моих файлов нет. Ни одного. Каждая нота записанной мной песни, каждая конверсия, инверсия, экстраполяция — все пропало. Даже мои вордовские документы с теориями исчезли!

— Как это вообще возможно? — я сидела и гадала, могла черная дыра каким-то образом съесть проигранную нами музыку без остатка. Если так, то она забрала намного больше, чем оригинал музыки, действуя как супер-хитрый шпион, который стер даже заметки Танцора на эту тему.

Он запустил обе руки в волосы, хмурясь.

— Как ты можешь просить меня выдвинуть гипотезу, если я даже не понимаю исходных предпосылок? Черт подери! Теперь мне придется проделывать все заново.

— Зачем? Это не сработало. Значит, или сфера вытащила ее из твоего компьютера, или происходит что-то другое, чего мы не понимаем. Зачем воспроизводить провальный эксперимент? — пессимистично произнесла я. У меня были хорошие предчувствия относительно нашей затеи, я ожидала, что музыка что-нибудь сделает — если не заставит сферу тут же исчезнуть, то хотя бы ее уменьшит. Но когда воспроизведение песни не принесло результата, я поддалась унынию.

Танцор нетерпеливо ответил:

— Потому что этот ублюдок, — он выдернул руку из волос и обвинительным жестом ткнул в сторону сферы, — забрал кое-что от меня, и я хочу это вернуть. Это достаточная причина.

Он вскочил на ноги, засунул ноутбук под мышку и размашисто зашагал прочь, не оглядываясь.

Я посмотрела на Бэрронса.

— У меня такое чувство, будто я что-то сделала не так. Я не могу отделаться от ощущения, что эта музыка — то, что нам надо. Но от меня вечно ускользает та часть уравнения с «использованием». Я использую Истинную Магию, усиливая ее своей Фейри-связью с планетой. Пока мы проигрывали песню, я делала то же самое, но это не дало эффекта. И теперь песня пропала. Что я сделала не так?

Он протянул руку и потянул меня наверх.

— Как бы мне ни было ненавистно это говорить, тебе надо пообщаться с Круусом. Я соберу остальных. Встретимся в книжном магазине.

— Зачем собрание? Непохоже, чтобы у нас были новые сведения, — раздраженно произнесла я.

— Провал — это всегда новая информация, и для тех, кто готов периодически справляться с провалами, они становятся ступенями к успеху.

Встретившись с его ровным темным взглядом, я подумала о том, сколько раз Иерихон Бэрронс возлагал надежды на какой-то новый способ положить конец страданиям его сына, лишь для того, чтобы потерпеть неудачу. Сколько тысячелетий он с тихой стойкостью работал над своей целью? Я бы сделала не меньше.