Песнь небесного меча

Иногда, в старости, я просыпаюсь в ночи, дрожа: мне вспоминаются моменты, когда я должен был погибнуть, но не погиб. То был один из таких моментов. Может, он неправильно мне запомнился? Возраст туманит старые события. Должно быть, тогда раздавалось шарканье ног по палубе, кряканье людей, наносящих удары, воняло грязным днищем, звучали вздохи раненых. Я помню свой страх, когда упал, и панику в предчувствии надвигающейся смерти — выворачивающую внутренности, затмевающую рассудок.

То был всего лишь мимолетный момент моей жизни, шквал ударов и паники, бой, который едва ли стоит того, чтобы помнить его. И все-таки Олаф Орлиный Коготь может разбудить меня в темноте, и я лежу, слушая, как море бьется о песок, и знаю — Олаф будет ждать меня в зале мертвых. Он захочет узнать — убил ли я его из-за чистого везения или спланировал тот смертельный удар. И вспомнит также, как я пинком подвинул к нему топор, чтобы тот мог умереть с оружием в руке, и поблагодарит меня за это.

Я предвкушаю встречу с ним.

К тому времени, как погиб Олаф, его корабль был захвачен, а его команда перерезана.

Нападение на «Морского Орла» возглавил Финан. Я знал название корабля, потому что оно было вырезано рунами на ахтерштевне.

— Это был даже не бой, — с отвращением доложил Финан.

— Что я тебе и говорил, — откликнулся я.

— Всего несколько гребцов нашли оружие, — сказал он, пожатием плеч давая понять, насколько никчемными были их усилия. Потом показал на пропитанное кровью днище «Морского Орла». Там, дрожа, скорчились пять человек, и Финан вопросительно взглянул на меня.

— Это саксы, господин, — сказал он, объясняя, почему эти люди все еще живы.

Пятеро оказались рыбаками. Они сказали, что жили в местечке под названием Фугхелнесс. Я с трудом их понимал — они говорили на английском, но так странно произносили слова, что язык скорее смахивал на чужеземный. И все же я понял, что Фугхелнесс — неплодородный остров среди путаницы болот и ручьев. Там жили птицы и немногочисленный бедный люд, прозябающий в грязи, ставя силки на птиц, ловя сетями рыбу и добывая угрей. Эти пятеро сказали, что Олаф захватил их в плен неделю назад и заставил сесть на скамьи гребцов. Сперва пленников было одиннадцать, но шестеро погибли в пылу атаки Финана, прежде чем уцелевшие сумели убедить моих людей, что они — пленники, а не враги.

Мы раздели трупы врагов и свалили кольчуги, оружие, браслеты и одежду возле мачты «Морского Орла». Пора было разделить эти трофеи. Каждый человек получит одну долю, Финан получит три, а я возьму пять. Мне полагалось отдать одну треть добычи Альфреду и одну — епископу Эркенвальду, но я редко отдавал им то, что захватывал в бою.

Мы пошвыряли голые тела на торговый корабль — ужасающий груз заляпанных кровью трупов. Помню, я думал, какими белыми выглядят их тела, но какие у них темные лица.

Над нами вопила туча чаек, желающих спуститься и поклевать трупы, но птицы слишком боялись нас, чтобы попытаться это сделать.

К этому времени до нас добрался корабль, шедший с запада вместе с приливом. Прекрасный боевой корабль с носом, увенчанным драконьей головой, с волчьей головой на корме и с флюгером в виде ворона на верхушке мачты. То был один из двух военных кораблей, захваченных нами в Лундене, и Ралла нарек его «Меч Господень». Альфред одобрил такое название.

Корабль замедлил ход и остановился, и Ралла, его капитан, хлопнул в ладоши.

— Хорошая работа!

— Мы потеряли трех человек! — крикнул я в ответ.

Все трое погибли в бою с абордажной командой Олафа, и этих троих мы перенесли на «Морского Орла». Я бы бросил их в море, позволив погрузиться в объятия морского бога, но они были христианами, и их друзья захотели, чтобы их доставили на христианское кладбище в Лундене.

— Взять его на буксир? — крикнул Ралла, показав на торговое судно.

Я согласился, и наступила пауза, пока к ахтерштевню «торговца» привязывали канат.

Потом мы все пошли на север через устье Темеза.

Чайки, расхрабрившись, выклевывали мертвым глаза.

Близился полдень, и прилив стал ослабевать. Воды устья масляно вздымались и опадали под высоким солнцем, пока мы медленно гребли, сберегая силы, скользя по посеребренному солнцем морю. И так же медленно впереди вырисовывался северный берег устья.

Низкие холмы мерцали на дневной жаре. Мне доводилось грести у этого берега и прежде, и я знал, что покрытые лесом холмы лежат за плоским выступом заболоченной земли. Нас вел Ралла, знавший берег куда лучше меня, а я запоминал приметы, пока мы приближались к суше. Холм чуть повыше других, отвесный берег и рощицу… Я знал, что увижу все это снова, потому что мы гребли в сторону Бемфлеота — логова морских волков, убежища морских змей, укрытия Зигфрида.

Эта земля была древним королевством восточных саксов, давно исчезнувшим с лица Земли, хотя старые истории гласили, что когда-то здешние жители внушали страх. Они были морским народом, совершавшим набеги, но англы с севера завоевали их, а теперь этот берег стал частью королевства Гутрума — Восточной Англии.

То была беззаконная земля, лежащая вдали от столицы Гутрума. Здесь, в ручьях, высыхавших во время отлива, корабли могли дожидаться прилива, чтобы выскользнуть из бухточек и грабить торговцев, перевозивших товары по Темезу. То было гнездо пиратов, и Зигфрид, Эрик и Хэстен устроили здесь свой лагерь.

Они, должно быть, заметили наше приближение, но что именно они видели? «Морского Орла», один из своих кораблей, а вместе с ним — еще один датский корабль. Два корабля с гордыми головами чудовищ. Они видели и третье судно, неуклюжего «торговца», и решили, должно быть, что Олаф возвращается из удачного набега. Они приняли «Меч Господень» за норвежский корабль, только что явившийся в Англию. Короче, они нас видели, но ничего плохого не заподозрили.

Когда мы приблизились к земле, я приказал, чтобы головы чудовищ сняли с ахтерштевня и кормы. Такие штуки никогда не оставались на виду, когда судно приближалось к родным водам, потому что головы чудовищ были призваны пугать враждебных духов. Олаф наверняка считал духов ручья в Бемфлеоте дружескими и ни за что не захотел бы их напугать. И вот наблюдатели в лагере Зигфрида увидели, как резные головы сняли, и решили, что мы — друзья, идущие на веслах домой.

А я смотрел на этот берег, зная, что судьба еще приведет меня сюда. Я прикоснулся к рукояти Вздоха Змея, потому что и у этого меча была своя судьба. И я знал — этот меч тоже сюда вернется.

В этом месте моему мечу суждено было петь.

Бемфлеот лежал под холмом, крутой склон которого обрывался к ручью. Один из рыбаков, юноша на вид чуть посмекалистей своих спутников, стоял рядом со мной и говорил, как называются места, на которые я указывал. Он подтвердил, что поселение под холмом и есть Бемфлеот, а ручей (он упорно именовал его рекой) — Хотледж. Бемфлеот лежал на северном берегу Хотледжа, южный берег которого был низким, темным, широким и зловещим островом.

— Канинга, — сказал рыбак.

Я повторял названия, запоминая их, как запоминал очертания увиденной земли.

Канинга была мокрым местом, островком болот и тростников, дичи и грязи. Хотледж, показавшийся мне скорее ручьем, чем рекой, представлял собой путаницу грязевых отмелей; между ними извивался ручей, устремляясь к холму над Бемфлеотом.

Когда мы обогнули восточный мыс Канинги, я увидел на холме лагерь Зигфрида. Земляные стены лагеря, увенчанные деревянным палисадом, выделялись на зеленом холме, как коричневый шрам. Склон под южной стеной был обрывистым, под ним теснились суда, лежащие в иле, обнажившемся во время отлива.