Песнь пророка

Дети никак не улягутся, и ей приходится на них прикрикнуть. Айлиш лежит в темноте, блуждая по тупиковым аллеям мыслей, думает, что спит, затем просыпается в темной комнате в окружении шепчущих лиц, которые ее обсуждают. Садится, проверяет в кроватке спящего сына, спускается на первый этаж и, проходя через гостиную, слышит дыхание. Она замирает, включает лампу. Марк в куртке растянулся на диване, рука свисает с края, на шее белая бандана, одежда все еще влажная от дождя. Она берет одеяло, опускается на колени, осторожно, чтобы не разбудить сына, поднимает его свисающую руку и кладет на диван. Держит его руку в своей, наблюдая за сонным лицом, расслабленными мышцами вокруг рта, какой же он еще ребенок. Когда Марк просыпается, она хмуро смотрит, как он мажет масло на хлеб, делает долгий глоток кофе, какая-то тень в его лице, он избегает ее взгляда. Я тебе не верю, говорит она, мир вокруг нас пропитан ложью, где мы окажемся, если и ты начнешь мне лгать? Я сказал тебе, где я был, у меня просто не получилось вернуться домой раньше. Он отодвигает стул, идет к своему телефону, садится, набирает сообщение. А куда девался твой рюкзак? Марк на миг отрывается от экрана и пожимает плечами. Они сказали, якобы мы напали на них с металлическими дубинками, они выстрелили мужчине в грудь и заявили, будто у него было больное сердце. Послушай, говорит она, это везение, что тебя не арестовали, теперь тебе нельзя высовываться, сегодня можешь остаться дома и поспать, но завтра ты возвращаешься в школу. Она стоит у стола и смотрит на сына, пока тот не отводит взгляд. Не мытые несколько дней волосы, сырая вонючая одежда. Тебе нужно принять душ, говорит Айлиш, а потом поднимайся наверх и постарайся уснуть. Он вздыхает, встает, возвышаясь над ней во весь рост, подбородок покрыт щетиной, и на мгновение она перестает узнавать сына. Марк разжимает ладони и отводит глаза, и, когда он говорит, Айлиш ощущает его решимость, каменное спокойствие его голоса. Мир смотрит на нас, мама, мир видел, что случилось, они расстреляли мирную демонстрацию, они выслеживали нас, все изменилось, неужели ты не видишь, что пути назад нет? Она отворачивается в поисках какой-нибудь власти над сыном, древнего кровного превосходства, смотрит в сад, где все блестит от влаги, дождь впитывается в землю. Ты не обязан в этом участвовать, говорит она, они уже забрали твоего отца, они не заберут моего сына. Сжав руки в кулаки, она оборачивается к нему, то, что слетело с ее губ, ложь, так или иначе, они заберут ее сына, даже сейчас, когда он стоит перед ней, они уже его забрали. Бейли с грохотом спускается по лестнице и заходит на кухню, кашляя с открытым ртом. Прикрой рот, велит ему Айлиш. Ух ты, говорит он, глядя на брата, когда ты вернулся? Бейли открывает холодильник, достает молоко. Мам, ребенок плачет, а я простыл, можно не пойду в школу?

Айлиш стоит и смотрит сквозь жалюзи на улицу, думая о сотрудниках службы безопасности, которые обходили толпу, снимая лица. В больших и маленьких городах по всей стране ГСНБ стучится в двери, хватая диверсантов, оккупировавших улицы, террористов, которые скрываются среди гражданского населения. Ты наблюдаешь за автомобилями, которые медленно проезжают по улице или паркуются неподалеку от дома, и за теми, кто в них сидит, и возникает чувство, будто великий сон прервался, будто всех разбудили среди ночи. Ты слышишь во сне стук в дверь и уверен, что это происходит наяву. Протестующие перегораживают дороги, устраивают поджоги на улицах, палят чучела на площадях, бьют витрины, расписывают стены лозунгами. Женщины в свадебных платьях раздают фотографии пропавших мужей. Люди с фальшивыми браслетами «Гарда Шихана» собираются группами и с битами и метательными палками нападают на протестующих. Она смотрит репортажи о блокаде в Корке, темный поток спецназовцев, грохочущее стаккато выстрелов боевыми патронами над головами демонстрантов. Пуля сбивает с ног студента, и эта запись без конца крутится в мировых новостях, замедленное падение тела, разорванного на пиксели, когда его заволакивает слезоточивым газом, и тело бросают на заднее сиденье автомобиля, который стремительно сворачивает на боковую улицу. Айлиш пересматривает репортаж снова и снова, не веря своим глазам, знакомые очертания улицы, мужчина в коричневых сандалиях с хозяйственной сумкой в руке на автобусной остановке, исторический пассаж с рекламой косметики в окнах, только в прошлом году она делала там покупки. Рассылается уведомление, что школы закрываются до тех пор, пока не будут восстановлены закон и порядок. Айлиш велят работать из дома. Молли, закутавшись в отцовский халат, хандрит, отказываясь есть что-нибудь, кроме хлопьев на завтрак, Бейли жалуется, что ему жмут ботинки. Кажется, Марк перенял от отца ту же мрачную неукротимость. Пожалуйста, останься, умоляет она, но он приходит и уходит когда заблагорассудится, возвращается домой поздно, и она не знает, что с этим делать. Этот незнакомый воздух, солдаты у банкоматов и банков, солдаты на бронетранспортерах, едущие в город. Айлиш наблюдает, как старик выходит на улицу и плюет под колеса армейского грузовика. В разговорах с коллегами из Нью-Йорка она придерживается нейтрального делового тона, беседуя с сестрой по телефону, следит за голосом и словами, расплывчатость некоторых слов, осознанная двусмысленность одной фразы по сравнению с другой. Жаль, что ты не хочешь ко мне прислушаться, говорит Айне, история — это безмолвная летопись людей, которые вовремя не поняли, что пора уносить ноги. Айлиш молчит, наблюдая, как слова сплетаются вокруг нее, пока она не заглотит наживку сестры, как обычно, вы обе кому угодно заморочите голову по телефону, всегда говорит отец, ей нет дела до того, кто их подслушивает. Тебе легко говорить, оставила отца на меня, и потом, где сейчас твой муж? Преподает математический анализ в университете, приедет домой через час, наденет тапочки и задерет ноги вверх, пока ты будешь готовить ему ужин, вот и я ни на чертов дюйм не отойду от своей двери, пока не увижу дома моего Ларри.

Она едет в супермаркет, сует монетку, чтобы взять тележку, усаживает сына на сиденье спереди и проходит мимо двух солдат на входе, затаив дыхание, мрачное величие автоматического оружия в руках юнцов не старше ее сына, подбородки, которым не нужна бритва, на лицах вызывающая невозмутимость. Запасы на полках еще не успели пополнить. Нет ни свежего хлеба, ни молока. Она покупает дрожжи, муку грубого помола, сгущенное молоко, немного консервов и детское питание. Обходит солдат на пути к выходу, прикрыв Бену лицо рукой. Едет домой вдоль канала, притормаживает у блокпоста, на дороге вооруженные полицейские с хмурыми лицами, у нее перехватывает дыхание. Ее просят открыть багажник, пока гарда с пистолетом у бедра наклоняется и смотрит на ее сына. Айлиш наблюдает за четкими перемещениями вокруг автомобиля, отъезжает от блокпоста, глядя перед собой ошалевшим взглядом, думая о дне рождения Марка, изучая деревья вдоль канала, ивы и тополя, дающие тень для прогулок, и лебеди скользят в растягивающемся свете, и так было всю ее жизнь. Айлиш ловит себя на том, что хочет, чтобы весна остановилась, день стал короче, деревья снова ослепли, цветы зарылись в землю и мир заледенел, готовясь к зиме. Приехав домой, она поднимается на второй этаж, чтобы уложить Бена, слышит приглушенный щелчок входной двери, слышит, как кто-то скользит по двору, быстрые шаги по гравию. Поднимает жалюзи, выглядывает на улицу. На другой стороне улицы Марк садится в старую «тойоту», за рулем какой-то юноша, еще один на переднем сиденье, никого из них она не видела раньше, и ни у кого из друзей Марка нет машины. Айлиш с ребенком на руках сбегает вниз по лестнице и выскакивает из дома, и тут автомобиль трогается с места, она бежит за ним по улице, размахивая руками, веля им остановиться, но, притормозив на углу, машина скрывается из виду. Айлиш стоит неподвижно, чувствуя, как мерзнут ноги, опускает глаза и видит, что на ней домашние тапочки, а Бен извивается, пытаясь вырваться из ее рук.

Глава 4

В субботу вечером они сидят за столиком ресторана. Времени хватит, чтобы поесть, расслабиться и отвезти Саймона домой до комендантского часа. Замечательно видеть рядом Молли и Бейли, Бена в детском креслице и Саймона в твиде, сидящего с краю скамьи, Марк должен быть с минуты на минуту. В соседней кабинке мужчина и женщина поглощают еду в покорном молчании, если не считать звона столовых приборов, женщина с отстраненным и разочарованным видом разглядывает содержимое своей тарелки, не переставая есть. Саймон громко сморкается в носовой платок, и Бейли, скорчив гримасу, отворачивается к Молли. Айлиш тянется к сумочке за телефоном, взгляд падает на пустой стул. Она говорит себе, что это неправда, что в каком-то смысле Ларри здесь с ними, он не мог забыть, что сегодня у Марка день рождения. Она видит, как он сидит в тюремной камере, сложив на коленях руки, пытаясь мысленно проникнуть в ее мысли, желая, чтобы ее жизнь шла своим чередом, желая ей быть сильной. Айлиш откидывается назад, прислоняясь к складкам кожзаменителя, разглядывая детей и говоря Ларри, наша помощь нужна Молли — Молли, которая теперь не встает с постели раньше полудня и не ест целыми днями. Ты наблюдаешь, как она ковыряет кожу вокруг ногтей, как из девочки спортивного сложения превращается в худышку, как все внешнее прячется внутрь и тень гложет ее душу. Саймон ворчит над меню, Молли не знает, чего ей хочется. Подходит официантка, на ходу вынимая из-за уха карандаш, кольца в ушах качаются, словно ухмыляясь. Мы подождем моего сына, говорит Айлиш, а пока закажем напитки. Мысленно она видит, как Марк подъедет на велосипеде, пристегнет его цепью к перилам, замнется, в глубине души желая оказаться где-нибудь в другом месте. Официантка возвращается, Айлиш снова пытается дозвониться, пока Саймон пожирает девушку глазами, Айлиш пытается улыбаться, делая заказ, лысый мужчина всматривается в витрину ресторана, заходит, окидывает взглядом почти пустой зал и снова выходит. Приносят еду, и Саймон с Бейли жадно набрасываются на пасту. Они поглощают пищу, словно хищники, губы и зубы в крови, они думают о телесных потребностях, о тех, что ближе всего к природе, еда, секс, насилие — разгул и освобождение. Мороженое в вазочках успевает растаять, когда в дверях появляется Марк, промокший и потрепанный ветром. Не говоря ни слова, Айлиш встает, давая ему проход. Не она, а Молли поддевает его колким замечанием, но Марк не собирается оправдываться и тянется за чесночным хлебом. У тебя руки посинели, говорит Айлиш, зажимая его ладонь между своими. Официантка приносит Марку тарелку пасты, Айлиш наблюдает за сыном, как будто хочет впитать его строгость, спокойное достоинство, с которым он держится, внутренний свет его разума, изящные мужские кисти рук. Она хочет стать одним с его кровью, смягчить ожесточенное сердце, согреть взгляд, смотрящий на мир все с большим холодом, она видит, как Марк примеривает непроницаемую отцовскую маску. Пара из соседней кабинки идет к двери, одевается, мужчина высовывается наружу, со страхом глядя в небо. Айлиш смотрит в лица сидящих за столом, просит всех наклониться и понижает голос. У меня есть новость, которая касается вас всех, вчера мы обсудили это с Марком, я решила отправить его в школу-интернат за границу, я не могу допустить, чтобы происходящее повлияло на его учебу, он слишком молод, чтобы служить. Лицо Молли начинает сморщиваться, Саймон скатывает в шарик салфетку. Это будет нашим секретом, о котором нельзя говорить никому за пределами семьи, ты меня слышишь, Бейли? Айлиш наблюдает, как Марк крутит в руках пустой стакан, кладет нож и вилку, качает головой. Я передумал, говорит он, я не хочу никуда уезжать, у меня есть право отказаться, пойти под трибунал, я такой не один, а если я перейду границу, обратного пути не будет, меня наверняка арестуют… Молли закрывает лицо руками, Бейли начинает ковыряться в столе ножом. Айлиш забирает у него нож и кладет перед собой. Но, Марк, мы же вчера обо всем договорились, я все еще твоя мать, и с этого момента ты будешь делать то, что я скажу, до тех пор, пока тебе не исполнится восемнадцать, а потом поступай как хочешь. Лицо Марка мрачнеет, он убирает руки со стола и качает головой. А может быть, я принадлежу государству, а не тебе? И я не должен никуда уезжать, если я этого не хочу. И тогда Саймон опускает кулак на стол и наклоняется к внуку. Есть одна стихотворная строчка, которую тебе не помешало бы намотать на ус, говорит он, звучит она примерно так: если хочешь умереть, тебе придется за это заплатить [2] . Марк усмехается. Что ты имеешь в виду, мам, о чем он говорит? Не отрывая глаз от Марка, Саймон откидывается назад. Это значит, сынок, что, если хочешь остаться здесь, поразмысли, чем это для тебя обернется. Марк поворачивается к матери, и ему снова десять, и на лице застыла недовольная мальчишеская гримаса. Мам, почему он со мной так разговаривает? Айлиш смотрит на отца, затем переводит взгляд на улицу, думая о том, что происходит снаружи, постепенно выходя из-под контроля, ускоряясь, набирая силу. Наблюдая сейчас за ними, ощущая, как момент ускользает, она знает, что когда-нибудь вспомнит всех такими, как сейчас, своих детей, сидящих за столом, чувствует, как колесо хаоса делает оборот. Вот вас шестеро, а вот уже пятеро, а вот и четверо. Дверь на кухню распахивается, официантка пятится, разворачивается, в руках у нее праздничный торт, пока она пересекает зал, заставляя их себе подпевать, свечи еле колышутся. Марк отводит глаза.

2

Из стихотворения «Харон» ирландского поэта Луиса Макниса (1907–1963).

Какая-то другая версия Айлиш садится в машину и едет, почти не замечая дороги, чувствуя беспокойство сына, который не отрывается от экрана телефона. Теперь она видит этот разлом между тем, как должно быть и как есть, и она уже больше не та, кем была, кем должна быть. Марк стал другим сыном, она — другой матерью, их истинные сущности пребывают где-то в другом месте: Марк катит на футбол и скоро позвонит ей, скажет, что ужинает у подружки, Айлиш сидит за ноутбуком, читая отчет о клиническом исследовании. Ларри кричит, чтобы ему принесли тапки. Айлиш не замечает, что движение замедляется, пока оно не останавливается, ей приходится сильно нажать на тормоз, и Марк сердито на нее смотрит, но она его игнорирует, наблюдая за красным светом светофора, за платанами вдоль длинной аллеи, каждое дерево держится особняком, но их призрачные сущности нависают над дорогой в замысловатом сплетенном молчании. Зажигается зеленый, и она смотрит на сына, и они снова встречаются, возвращаются друг к другу, взгляд Марка смягчается, затем он снова сжимает губы и опускает глаза в телефон. У Кэрол Секстон большой дом из красного кирпича на две квартиры, «БМВ» Джима припаркован рядом с компактной «тойотой» Кэрол, и на миг Айлиш представляет, будто оба ждут их дома. Марк наклоняется к машине Кэрол и проводит рукой по боку, по которому словно процарапали железным когтем, а Айлиш звонит в дверь. Она думает о том, как это выглядит со стороны: воскресный дружеский визит, ничего предосудительного, и все-таки развернись лицом к двери, говорит она Марку, лучше перестраховаться, чем потом кусать локти. Страх имеет свойство притягивать то, чего ты боишься, разве не знал? Они уже шагают обратно к машине, когда открывается дверь. Кэрол стоит в халате, окутанная тенью и сном, и вид у нее словно у осторожного, удивленного зверька. Она бросает быстрый взгляд направо, потом налево и машет им рукой, чтобы входили. По темному коридору они проходят в кухню горчичного цвета, где пахнет смесью специй и корицей. Кэрол вытирает стол полотенцем. Открывает крышку контейнера для выпечки и показывает содержимое Марку. Утром я испекла для тебя мокрый фруктовый кекс, он еще не успел остыть. Марк колеблется, бросает взгляд на мать. А разве кекс бывает мокрым, спрашивает он. Айлиш стоит у окна, глядя на пожелтевшую траву и перезимовавшие растения, на проблеск синевы в зарослях, на сторожку в углу сада, которую не мешало бы покрасить. Все это нереально, думает она, ни эта кухня, ни эта сторожка, сейчас она отворит заднюю дверь, и на нее навалится слепая сонная тьма, она проснется, перевернется на другой бок и обнаружит рядом Ларри. Кэрол смотрит на нее так, словно ждет ответа на вопрос. Извини, говорит Айлиш, я не расслышала. Кэрол проводит длинным ножом по кексу. Она спросила, не хочешь ли ты чего-нибудь, говорит Марк. Не знаю, отвечает Айлиш, может быть, тоненький ломтик. Они пьют кофе, едят кекс, и Кэрол интересуется новым адвокатом. Айлиш заламывает руки, затем вонзает ноготь большого пальца в кожу. Энн Девлин, я так на нее надеялась, но от нее давно ничего не слышно, сказала, позвонит, когда будут новости, на нее страшно давят, заставляя отказаться от дела, звонят среди ночи. Они измотают ее, говорит Кэрол, выжмут все соки, а если не поможет, арестуют, простите, что нагнетаю, но это правда. Она встает, открывает дверцу шкафчика, достает ключ и сжимает в ладони. Держи, говорит она Марку. Тебя не должны заметить, можешь заходить через переулок, там есть красная дверь, я ее не запираю, тебе не кажется, что нас заставляют вести себя так, словно мы преступники? Погладив ключ, Марк переводит глаза на мать. Могу я спуститься и взглянуть? Не сейчас, говорит Кэрол, ты должен приходить и уходить, когда стемнеет, окна я занавесила, так что соседи ничего не увидят. Айлиш украдкой бросает взгляд на фотокарточку Джима Секстона, которая стоит на микроволновке, — ширококостный крепкий мужчина в зеленой форме для регби оглядывает квартиру. Вечером Марк приедет на велосипеде до наступления комендантского часа, что еще ему может пригодиться, тепло ли там, мне все кажется, будто я что-то упустила. Кэрол поднимает нож. Еще кекса, с улыбкой спрашивает она Марка. Я принесу ужин, когда стемнеет, и чего-нибудь на завтрак, просто скажи, чего тебе хочется, у тебя там микроволновка, чайник, обогреватель, я поговорила с братом, он приедет недели через две, завернет тебя в одеяло и положит в углу фургона, он говорит, они никогда не проверяют фургон на границе. Айлиш просит ножницы, достает из сумочки два дешевых предоплаченных телефона, вскрывает упаковки, переписывает номера и протягивает один Марку. Теперь мы будем разговаривать только по этим телефонам, старым ты больше пользоваться не должен, вечером я у тебя его заберу. Марк смотрит на новый телефон, качает головой и отодвигает его от себя. А как же Сэм, как мне общаться с Сэм, ты же не думаешь, что я просто исчезну, не сказав ей ни слова? Позволь мне самой с ней поговорить, а когда переберешься через границу, ты ей позвонишь. Марк прикусывает нижнюю губу, обнажая резцы, один из которых короче другого, смотрит в пол. Мне это не нравится, говорит он, слишком быстро все завертелось, до отъезда я должен поговорить с Сэм. Что ты задумал, просто поболтаешь с ней по телефону и всех нас арестуют? Айлиш со вздохом опускает глаза на свои руки, разглядывая морщинки на костяшках, Кэрол на стуле, ее длинные ноги в домашних тапочках, осунувшееся лицо, пытается проникнуть внутрь чужого горя, сравнить со своим. Айлиш снова поворачивается к Марку, думая, сколько еще предстоит утрат, придется потерять не только мужа, но и сына, одно горе будет следовать за другим, и от этого еще горше, она видит Марка словно застывшим во времени, его образ впечатывается в память, тем временем сын подходит к столу и отрезает себе третий кусок кекса.

Айлиш идет к вешалке повесить пальто и видит, что стол Рохита Сингха пуст. Его, который каждый божий день раньше всех появляется в офисе, не было всю прошлую неделю. Она все еще держит пальто в руках, когда замечает, что из личных вещей на его столе не осталось ничего, кроме степлера и нескольких кнопок в органайзере. Айлиш спрашивает, что случилось с Рохитом Сингхом, и Мэри Ньютон поднимает на нее взволнованное лицо, и никто не может ей ответить. Уставившись в экран, она набирает номер Ларри, извините, говорит он, сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Айлиш находит в контактах номер Рохита, но звонок сбрасывается. Элис Дили проходит по офису, теребя зонт для гольфа, ее волосы растрепаны, она заходит в свой кабинет, закрывает за собой дверь, и Айлиш следует за ней, входя без стука. Где Рохит Сингх? Элис поднимает глаза, но не отвечает, роется в сумочке, вынимает расческу, кладет на стол и некоторое время ее разглядывает. Пожалуйста, закрой дверь, говорит она. Айлиш складывает руки и делает шаг вперед. Думаешь, это что-то изменит? Элис со вздохом встает, подходит к двери и сама ее закрывает. Я поручила пока заниматься этим клиентом Майклу Райану. Значит, с Рохитом все. Я не стала тебе говорить. Не стала говорить? Не вижу причин, почему я должна была тебя уведомлять. Айлиш закрывает рот и осознает, что за ней наблюдают через стекло. Айлиш, об этом не объявляли, меня отправили в бессрочный отпуск, этот гаденыш меня выпер, сегодня мой последний день в офисе, неужели ты не видишь, что это ждет всех? Колм Перри наблюдает, как Айлиш возвращается к своему столу, они все за ней наблюдают, ее руки дрожат от ярости, пока она ищет сигареты, сумка падает на пол, и Колм Перри поднимает ее, опускаясь вслед за Айлиш на лифте. Когда она выходит на улицу, сигарета уже зажжена. Рохита Сингха арестовали, говорит Айлиш. Колм Перри морщится, качает головой, бросает на нее предупреждающий взгляд. У меня жуткое похмелье, вчера мы зашли пропустить по одной и не успели оглянуться, а уже комендантский час, насилу добрался домой. Он показывает глазами через плечо, она оборачивается и видит, что на первом этаже рядом с ней открыто окно.

Бейли ноет из-за ботинок, Айлиш пытается смотреть телевизор, днем в городе напали на патруль сил безопасности, двое солдат убиты, в окружной суд Корка ночью бросили бутылку с зажигательной смесью, она гадает, о чем еще молчат в новостях, правительство заявляет, что продлит комендантский час. Когда из кухни раздается звонок с нового телефона, Бейли и Молли идут вслед за ней, все хотят поговорить с Марком. Лицо Молли светлеет, она выхватывает телефон у Бейли и выбегает в коридор, где останавливается, разглядывая себя в зеркале, пока Айлиш наблюдает за ней от двери. Мать жестом велит Молли отдать телефон и удаляется в свою спальню. Все еще мерзнешь по ночам? Последние ночи были не так уж плохи, «Ка» сказала, что ты можешь гонять обогреватель сколько хочешь. Некоторое время Марк молчит, и она не знает, как истолковать его молчание. Прошлой ночью я не мог уснуть, говорит он, я не хочу здесь оставаться, есть и другие места. Какие еще места, послушай, мы уже это обсудили, потерпи немного, все будет хорошо. Ты не слушаешь меня, мам, почему ты меня не слушаешь? Я слушаю, видел бы ты лицо своей сестры, младшие и правда скучают, Бейли только о тебе и говорит, знал бы ты, как ты для него важен. А что слышно от Сэм? Я же говорила, никаких имен. Я спрашиваю, что она сказала? А сам как думаешь? Бедная девочка расстроена, она ничего не понимает. На миг Айлиш замолкает, думая о том, чего ему не расскажет, — как Саманта позвонила в дверь, выглядя потерянной в своем мешковатом пальто, как она поняла, что девочка не сомкнула глаз и больше не уснет, с Самантой сделали то же, что сделали с ней, забрав ее мужчину в безмолвие, и все же Айлиш стояла в дверях с каменным лицом, не приглашая подружку сына войти. Мам, ты здесь? Да, здесь, я сказала ей, что тебя не будет некоторое время и что ты позвонишь, как только сможешь. Она стоит у двери в комнату мальчиков, дыхание замирает, голубоватый свет пробивается сквозь жалюзи, свет, что мчится на максимальной скорости, создавая иллюзию неподвижности. Ты ощущаешь присутствие Марка, скомканное одеяло, перевернутые ящики, грязная одежда на полу. Айлиш собирает одежду, садится на кровать с бельем на коленях, видя Марка таким, каким он был на кухне Кэрол, видя нож в его руке, понимая, что совершила — направила лезвие на собственного сына, чтобы его спасти.

Потерявшись в своих мыслях, Айлиш сидит перед ноутбуком за кухонным столом, ночь проникает в открытое окно, город бормочет спящим деревьям. Она смотрит на сына в детском стульчике, его улыбающиеся глазки — из мира, где любят чисто и преданно, светлые волосики перепачканы яблочным пюре с рисом. Айлиш сосредоточивается на своих руках, на почти неразличимой структуре кожи, эти руки уже постарели и еще будут стареть, обвисать, покрываться пятнами, она оттягивает плоть и наблюдает, как кожа разглаживается вокруг костяшек. Молли кричит сверху. Кто-то скатывается с лестницы, и Бейли вылетает в коридор. Подойдя к окну, она видит машину «Гарда Шихана», светящуюся белым и желтым, и двух полицейских в черном, идущих к двери. Айлиш слишком часто слышала этот стук во сне и теперь не доставит им удовольствия застать ее врасплох. Она быстро идет к двери, торжествуя про себя, видит, как свет выхватывает из тьмы лица, когда она распахивает дверь во влажнейшую из ночей, мужчина и женщина, похожие, как две капли воды, стандартные гарда в непромокаемых куртках. Женщина держится деловито и отстраненно. Добрый вечер, мы из полиции, я гарда Феррис, моего коллегу зовут Тиммонс, мы пришли, чтобы поговорить с Марком Стэком. Айлиш позволяет себе любезную улыбку и бросает взгляд через улицу. Да, говорит она, это мой сын, но его здесь нет. Она всматривается в глаза женщины, ища то, что еще не успело проявиться, но лицо бесстрастно, темные волосы выбиваются из-под фуражки. А вы не знаете, когда он вернется? Мой сын больше не живет в этом доме. Гарда Тиммонс вытирает рот рукой, достает из заднего кармана записную книжку и кивает в сторону коридора. Не могли бы мы зайти на минутку, миссис Стэк? На ходу она подхватывает с радиатора кольцо для прорезывания зубов, идет с ним на кухню, полицейские следом, кладет кольцо на стол, снова берет и перекладывает в раковину, приглашает полицейских присесть. Я варю себе кофе, но, возможно, вы хотите чаю? Те кладут фуражки на стол, гарда Тиммонс улыбается малышу, открывает блокнот. Ваш сын не явился по повестке, и мы должны с ним поговорить. Она стоит, положив руки на чайник, медля с ответом, не надейтесь, меня вам расколоть не удастся. Повестка, говорит она, оборачиваясь, так вот что это было, молоко? Мне совсем немного, говорит гарда Тиммонс. Гарда Феррис кивает. А мне можно побольше, люблю, когда много молока, скажите, это официальный адрес вашего сына? Да, он жил в этом доме с рождения, но больше тут не живет. Вы весьма нас обяжете, миссис Стэк, если скажете, где мы могли бы его найти? Босая Молли заходит на кухню, очень долго наливает воду в стакан, затем становится позади Айлиш и обнимает ее за плечи, Бейли подслушивает из-за двери. Айлиш тянется через стол, гарда Тиммонс подвигает к ней сахарницу, она кладет ложку в кофе, разглядывая чашку, она, которая никогда не кладет в кофе сахар. Марк уехал две недели назад, будет учиться за границей, в Северной Ирландии, и останется там, пока тут проблемы, ему всего семнадцать, долгое время он хотел изучать медицину, но после того, что сделало государство с его отцом, решил переключиться на юриспруденцию. Оба стража порядка пристально смотрят на Айлиш, она разглядывает их в ответ, отделяя лица от формы, это не их рты, это форма, государство говорит через форму, будь они в гражданке, вы прошли бы мимо на улице, лишний раз на них не взглянув. Гарда Тиммонс медленно выдыхает и откладывает блокнот. Вы хотите сказать, миссис Стэк, что ваш сын больше не живет в стране? Да, говорит она, именно это я хочу сказать. Айлиш видит, как рука мужчины расслабляется и улыбка смягчает лицо. Что ж, говорит он, потирая руки, нам тут делать нечего. Гарда Феррис берет чайную ложечку, играется с ней, откладывает в сторону. Между нами, сейчас много тех, чьи сыновья покинули страну, и вы должны понимать, что это значит для таких молодых людей, как ваш сын, за отказ служить военные суды выносят заочные приговоры, и, если ваш сын вернется домой или будет установлено, что он находится в стране, нам придется передать его военной полиции, на его арест выписан ордер, однако будет нелишним, если вы сами заедете в участок и сделаете заявление, изложив все факты. Гарда Тиммонс вертит кружку в руке, затем издает вздох, означающий, что пора закругляться. Он наклоняется вбок и прячет блокнот в карман. Могу я спросить, что случилось с вашим мужем? Моего мужа арестовала ГСНБ, отвечает Айлиш, ему было отказано в адвокате, и он был помещен под стражу без суда, мой муж работал в учительском профсоюзе, он просто делал свое дело, но с тех пор мы ничего о нем не слышали, а на следующей неделе собирались в отпуск в Канаду, и дети очень переживают. Говоря это, Айлиш ощущает себя вне времени, на ее плечах древняя ноша, все это случалось много раз до нее, и на лице полицейского читается молчаливое возмущение, он скорбно поджимает губы и качает головой. Боюсь, вы не одиноки, говорит он, но дела обстоят именно так, как обстоят, и, если между нами, это насмешка над нашей присягой, а что касается вашего сына, вы бы прислушались к словам моей коллеги, дали бы официальные показания, власти будут проинформированы, и мы сможем умыть руки, закрыв дело, пока ваш сын не решит вернуться, кто знает, как все обернется, может быть, к тому времени проблем не возникнет. Словно во сне, Айлиш несет вперед, она всматривается в лица, боясь словами разрушить заклинание. Встает со стула, раскинув руки, чувствуя себя невесомой, а дальний церковный колокол отбивает час ночи.

Айлиш безуспешно пытается вынуть Бена из автокресла, курточка зацепилась за пряжку, малыш орет и молотит по воздуху кулачками, а ее телефон надрывается с приборной панели. В глазах ребенка читается, что она больше ему не мать, а какая-то злобная ведьма, и она поворачивается и рявкает на Молли, которая расчесывает волосы на переднем сиденье. Кто там звонит? В зеркале заднего вида она наблюдает незнакомку, ведьму с ненакрашенным лицом, и Молли перегибается через сиденье, когда телефон замолкает. Это всего лишь дедушка, говорит Молли, положить телефон обратно? Косой холодный дождь, она переносит ребенка через улицу в ясли, прикрывая ему лицо рукой. Спешит обратно, нагнув голову и извиняющимся жестом махая руками двум автомобилям, которым «туран» перегородил дорогу на узкой улочке, включает сигнал и отъезжает, когда телефон снова начинает звонить. Мам, ты бы ответила на этот чертов звонок, говорит Бейли. Следи за языком, отвечает она, сейчас у меня нет на это сил. И тогда Молли протягивает руку и берет телефон. Привет, дедушка, это я, Молли, что случилось? Айлиш молча смотрит на дорогу перед собой, а ее отец молчит, словно слушает их в машине. Тебя везет мама или ты сама едешь в школу? Айлиш бросает на Молли иронический взгляд, и они сдерживают смех. Да, пап, я в машине с детьми, и ты на громкой связи, так что, в субботу, как договаривались? Тяжелый вздох говорит ей, что, возможно, он забыл и ей придется напомнить ему, какой сегодня день, Айлиш останавливается на светофоре, закрывает глаза, так бы и просидела весь день. Ты видела газету? Думаю, что нет. Пап, я с Беном не сплю с половины шестого, только что забросила его в ясли, снова режутся зубки, а сейчас я отвожу детей в школу, нет, никакой газеты я не видела. Она слышит отрывистый собачий лай. А ну успокойся, говорит Саймон. Ты ко мне обращаешься или к собаке? Остановись по дороге, купи «Айриш таймс», седьмая страница. Что там, пап? Саймон кричит на собаку, Айлиш слышит клацанье трубки о пульт, хлопанье кухонной двери, и запыхавшийся Саймон снова на линии. Чертов пес грызет ковер, я тебе перезвоню. Снизив скорость, она въезжает в пробку, поглядывая на затянутое тучами небо, Бейли снова дергает Молли за ремень безопасности, и та отвешивает ему затрещину. Бейли, я же велела тебе оставить ее в покое. Молли указывает направо. Мам, смотри, там заправка. Она предпочла бы не останавливаться, предпочла бы, чтобы ей не указывали, но разворачивается и съезжает с дороги. Гудящий углеводородами воздух, кассир, принимая плату, даже не смотрит ей в лицо, поглощенный футболом на экране телефона. Стоя перед магазином, она выбрасывает в мусорку спортивное приложение, находит седьмую полосу, читать там нечего, официальное сообщение, арфа с герба в шапке и список из сотен имен и адресов мелким шрифтом, список тех, кто уклоняется от призыва. Айлиш поднимает взгляд от газеты и видит, как Бейли присосался губами к стеклу «турана», она задерживает дыхание, пролистывая список и находя имя и адрес сына. Думает о заявлении, которое сделала в полиции, перечитывает имя, и в черном шрифте видит наползающую ночь, видит, как они прокляли ее сына и как легко это обтяпали, здесь, на седьмой странице, в виде официального сообщения, чтобы видели все.

Айлиш стоит у стола, не помня, как вышла из машины, сердце застряло где-то в горле. Разворачивается, вешает пальто, хочет снять белый шарф, но вместо этого расправляет его на шее. Затем разглядывает офис, не читает ли кто газету, дверь в кабинет Пола Фелснера закрыта, подходит Сара Хорган, Айлиш могла бы закончить ее фразы, если бы захотела. Да, увы, не смогу, в обед мне нужно кое с кем встретиться. Ищет глазами чего-то необычного, подергивания губ, молчаливого жеста солидарности. И тогда в сумке звонит телефон Марка, но Айлиш решает не отвечать, Сара Хорган смотрит на ее сумку, мобильный Айлиш лежит на столе. Это кто-то из детей, говорит она и, когда телефон звонит снова, отключает его. Обедает в одиночестве на террасе кафе, в зимнем пальто. Есть не хочется, она пьет кофе, выпуская голубоватый сигаретный дымок через нос и вспоминая, как Молли, учуяв запах, задержала ее у задней двери, словно строгая родительница. Не глупи, сказала она дочери, фальшиво смеясь и отворачиваясь. Айлиш исподлобья смотрит на экран телефона, лежащий на коленях, она пыталась набрать Марка, но телефон зазвонил сам. Она наблюдает, как серый призрак усаживается за ее столик, гибкие пальцы суют в рот зажженную сигарету, теребят газету. Она отворачивается к улице, мир вращается, погруженный в странное притворство, бледные бесстрастные лица, в основном государственные служащие возвращаются в офисы после обеда, каждый день новая международная фирма закрывается, придумывает новое оправдание, скоро город совсем опустеет. Женщина за соседним столиком отодвигает стул, неоново-розовые кроссовки под серой офисной юбкой, Айлиш вспоминает, что Бейли нужны новые ботинки, вспоминает, как ночью проснулась от сна, в котором сидела и ела из собственной туфли, красных лоферов, которые ей жмут, только она, вилка, нож и туфля. Когда Айлиш возвращается, коллеги собираются в конференц-зале. Пол Фелснер назначил стратегическое совещание на два часа, она проверяет почту — ее никто не приглашал. Она наблюдает, как люди набиваются в кабинет, как туда с газетой в руках заходит Пол Фелснер. Что-то просыпается внутри, расползается к рукам и ногам от солнечного сплетения, Айлиш пересекает комнату, чувствуя, как холодеют ладони, дверь отзывается глухим стуком, она прокашливается, заглядывает внутрь. Я не получила уведомления о совещании, я вам нужна? Жалюзи наполовину опущены, Пол Фелснер сидит, закинув руку на спинку стула, и читает газету, конференц-зал заполняется людьми, он оборачивается и смотрит на нее, словно изнутри какого-то сумрачного пространства, и Айлиш видит в его глазах себя, извивающуюся, припертую к стенке. Пол Фелснер наклоняется вперед и жестом отсылает ее прочь. Чувствуя себя бесполезной, она стоит в дверях, ей хочется сказать, это же мой клиент, вы не можете продолжать без меня, но слова не идут с губ, рука теребит шарф, и она опускает ее, чертов белый шарф, и зачем только она его надела, тень улыбки скользит по лицу Пола Фелснера. Айлиш отстраняется, давая пройти коллегам, ловит себя на том, что стоит посреди кухни с пустой чашкой в руке, женщина из отдела кадров разглагольствует о безответственных людях, оставляющих тарелки в раковине, ставит чашку в раковину и выходит.

Она передвигается по дому, слушая сына, который говорит с ней с другого конца города, останавливается у двери его спальни, уличный свет, проникший в комнату, похож на призрак зимней луны. Свет падает на кровать, делая белые простыни прозрачными, и Айлиш ложится, накрашенная и одетая, радуясь голосу сына, слыша, как бьется его разум в долгом вдохе. Газовый обогреватель с содроганием выключается, наступает тишина, в которой Марк что-то бормочет, я больше не понимаю, кто я такой, я застрял в этой комнате, и никакая это не комната, а настоящая тюрьма, мам, вот что это такое, как я могу спать, если мне уже дважды снился сон, будто меня ведут по улице в суд, и я иду сквозь толпу, и мне зачитывают обвинение в трусости и обмане, я проснулся посреди ночи, поднял жалюзи и увидел, что в доме горит свет, угадай, кто стоял в свадебном платье в дверях кухни, разглядывая квартиру, как будто она знала, что я за ней наблюдаю, мам, она меня пугает, на днях принесла ужин и не сказала ни слова, просто стояла, глядя в окно, словно меня здесь нет, а потом обернулась и говорит, все в этом мире лишь тень, я спросил, о чем это она, а она посмотрела на меня, улыбнулась и говорит, придет время, поймешь. Айлиш щиплет себя за переносицу, у нее ноет основание черепа. Открывает глаза, садится, спуская ноги на пол. Она не имеет права так с тобой разговаривать. Мам, я больше так не могу. Что значит не можешь? Мам, я скучаю по нему, скучаю по папе, я пытаюсь делать то, о чем ты меня просишь, но мне невмоготу стоять в стороне, люди, которых я знаю, они сражаются, они присоединились к повстанцам. Марк, говорит она и замолкает, ищет и не находит правильных слов. Послушай, ты все еще мой сын, ты подросток. И что это должно означать? Я не знаю, что это должно означать, но я не могу допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Айлиш слышит долгий вздох, затем тишину, как будто дождевую тьму можно услышать, дождь падает из темноты, омывая их всех, темный дождь заливает рот ее сыну.