Песнь уходящего лета

По моим подсчётам это случится прямо сейчас. Я закрываю глаза и мысленно считаю: «три, два, один»… И в этот самый момент прекрасное мгновение на берегу моря и тихий всплеск волн разрывает звонок моего телефона!

— Ой, это, наверно, мой папа, — вырывается у меня, и Павел Александрович резко отстраняется, убирая свою руку.

— Думаю, тебе лучше ответить, — говорит он сухо и начинает одеваться.

В тяготящем молчании мы возвращаемся домой. Между нами больше нет ни лёгкости, ни спокойствия. Мужчина даже не смотрит в мою сторону, а я смущённо смотрю в окно всю дорогу.

Сначала мне хочется обсудить то, что произошло на пляже. Точнее то, что чуть было не произошло. Но где-то в глубине души я понимаю, что Павел Александрович предпочтёт просто замять эту тему.

Стоит нам только войти в дом, как он хмуро окидывает меня взглядом и говорит:

— Я уезжаю и надеюсь, что хотя бы один вечер ты сможешь обойтись без приключений.

— Не сомневайтесь, — с обидой выпаливаю ему, — я не планирую никуда идти.

— Чудненько.

— Просто великолепно!

Громко топая, скрываюсь в своей комнате, а когда снова выхожу, его уже и след простыл.

Я не сплю до глубокой ночи, но нет ни единого намёка, что мужчина планирует возвращаться. Возможно, он поехал к более подходящей женщине, раз та, что есть, то есть я, его не устраивает. Насупившись, я накрываюсь с головой одеялом и проваливаюсь в спасительный сон.

Утром моё настроение скатывается ещё ниже. Павел Александрович так и не приходил, и более того, он не появляется в течение всего дня. И только под вечер, когда я блуждаю по саду, срывая персики и складывая их в подол собственного — ну, Лизкиного — сарафана, он подкрадывается сзади.

— Чем занимаешься, Маша? — спрашивает, как ни в чём не бывало.

От неожиданности я, резко обернувшись в его сторону, отпускаю подол и персики рассыпаются по траве.

— Ой-ой-ой, Павел Александрович! Что же вы так пугаете? — сетую я и опускаюсь на корточки.

Он тоже присаживается. Монотонные движения отвлекают от разбежавшихся в разные стороны, совсем как маленькие таракашки, мыслей. Меня интересует всё! Где он пропадал, почему ведёт себя так, словно его вообще ничего не беспокоит, а, главное, почему у него такой цветущий вид!

И выводы напрашиваются сами собой, когда я замечаю на его щеке след от губной помады.

Всеми силами держу маску безразличия, хотя на сердце неспокойно. От этих переживаний у меня даже живот крутить начинает! Это же просто какое-то… недоразумение! Да что со мной не так?!

Я тянусь рукой к персику, лежащему чуть в отдалении, в тот же момент, когда к нему тянется Павел Александрович. Наши пальцы соприкасаются, и меня словно током прошибает. Мужчина отдёргивает свою слишком поспешно, при этом его взгляд, наполняющийся темнотой, слишком… пожирающий, что ли.

— Как ты, Маш? — тихо спрашивает он.

— Да уж, наверно, не так прекрасно провела эту ночь, в отличие от вас! — говорит мой глупый рот и растягивает губы в какую-то сумасшедшую улыбку.

Крепко удерживая подол, чтобы точно не уронить персики во второй раз, я поднимаюсь и ухожу в дом. Как же меня злит, просто до невозможности, что он так себя ведёт! Пропадал где-то всю ночь и весь день, а теперь!..

— Маш, — слышу из коридора, — не то, что бы это было твоим делом, но я заночевал в гостинице, чтобы с самого раннего утра отвезти свою мать в другую больницу на процедуры. В той, где она лежит, заболел физиотерапевт, а второй выходит на работу из отпуска только завтра.

Он не ждёт, что я отвечу, — будто мне есть, что сказать! — насвистывая себе под нос бодрый мотивчик, скрывается в ванной. А я… Слышу, как начинает шуметь вода из душа, слышу, как скрипят металлические кольца шторки по трубе, и не знаю, куда себя деть от смущения.

К моменту, когда он появляется свежий после душа и в домашней одежде, я успеваю нарезать салат, обжарить куриные грудки и сварить рис. И даже ставлю в духовку персиковый пирог к чаю.

Но сама ужинать не сажусь. Просто не могу. Уверена, у меня кусок в горло не полезет в присутствии мужчины.

Он благодарит меня за ужин, берёт кусок пирога и кружку чая и скрывается в своей комнате. Я уверена, что делает он это по одной простой причине — чтобы не смущать меня.

Теперь Павел Александрович выбирает другую линию поведения. Он попросту игнорирует меня. Весь вечер я как на иголках. Прислушиваюсь к каждому шороху, а когда в коридоре слышатся шаги, которые замирают рядом с моей дверью, на цыпочках подкрадываюсь ближе.

Не знаю, чего хочу больше: чтобы он открыл эту дверь или поскорее ушёл. Мне и страшно, и волнительно, и невозможно томительно это ожидание, но сама я не решусь дотронуться до это ручки никогда в жизни.

Тишина невыносима. Моё сердце взмывает к самому горлу, и мне кажется, что его стук слышно на всю округу, до самого маяка!

И когда моё напряжение доходит до абсолютного максимума, когда я чувствую себя воздушным шариком перед самым взрывом, когда кажется, что от волнения меня распирает уже до предела, по ту сторону двери раздаётся глухой болезненный шёпот: «Чёрт! Чёрт! Чёрт! Старый дурак, ну куда тебя несёт?».

А потом шаги удаляются, тихо скрипит дверь, и дом замолкает.

Глава 9

Как же мне хочется взвыть от этого чувства! Я безнадёжно влюблена. Уверена, то, что я испытываю к моему арендодателю, и есть эта дурацкая любовь!

Как умалишённая, я дёргаюсь от каждого звука, потому что мне больше невыносимо слушать тишину. Павел Александрович смотрит сквозь меня, говорит неохотно, отвечает скупо. А я, как последняя дурочка, едва ли не по пятам хожу в надежде получить крохотную крупицу его внимания.

А ещё Павел Александрович почти не покидает своей комнаты, и мне, кажется, пора подыскивать жильё. Ведь это же так очевидно! Делает он это с одной-единственной целью: избежать встречи со мной.

Наутро третьего после не случившегося поцелуя на пляже дня я выхожу из спальни как всегда без настроения и сталкиваюсь с мрачным хозяином этого дома.

— Я еду на базар, — говорит не глядя, — тебе что-то нужно?

— Купите, если попадётся, творог, хоть сырников напеку, а то у меня блины с овсянкой уже поперёк горла стоят.

— Тебе необязательно готовить.

— А вам необязательно давать советы там, где их не просят! — невежливо отвечаю ему и иду в ванную, вильнув бедром.