Песни в пустоту
Шрифт:
Борис Белокуров (Усов)
Я никогда не состоял в НБП и, в общем, никак к этой партии не относился. Я находился в стороне, и особых разногласий с друзьями у нас по этому поводу не возникало. Это все личное дело каждого, какой смысл об этом спорить. Нравится тебе – ходи на эти заседания.
Сергей Кузнецов
Когда Кириенко баллотировался в мэры Москвы в 99-м, и он, и его команда изображали таких молодежных, продвинутых ребят. Устраивали какие-то рок-концерты, привлекли к работе Макса Фрая, Славу Курицына, Марата Гельмана. В какой-то момент сделали фестиваль “Неофициальная Москва”. И вот организаторы фестиваля в каком-то интервью рассуждали о том, кого бы им позвать, и сказали, что вот, к сожалению, Усова позвать нельзя, потому что “Еноты” – люди непредсказуемые, могут разбить комбик и заблевать зал. Когда я прочитал про это, я подумал, что миф сработал. Люди не запачкались. Потому что через несколько
Борис Усов и правда построил свою стратегию поведения так, чтобы никому даже не пришло в голову его покупать. К концу 90-х, когда формейшн разросся и превратился в добровольно-подпольное, но все же относительно целое и весомое культурное движение, былой книжный мальчик создал вокруг самого себя не менее яркий миф, чем тот, что окружал возглавляемую им группу, – и разумеется, миф этот тоже целиком и полностью строился на внутренних противоречиях. Бесконечное пьянство вплоть до потери человеческого облика и в то же время – неутомимая творческая работа: при всем лихом режиме жизни Усова хватало и на “Соломенных енотов”, и на продюсирование, и на издательскую деятельность. Абсолютная агрессивная нетерпимость к любым действиям и высказываниям, расходящимся с его принципами и установками (причем выражалась эта нетерпимость максимально буквальным образом – человек чрезвычайно некрепкого телосложения, Усов охотно лез в драку с любым, кто, на его взгляд, заслуживал возмездия), и в то же время – блестящая эрудиция, позволяющая вести долгие разговоры хоть про кинематограф 1930-х, хоть про английскую литературу. Полное презрение к социальным конвенциям в отношении зарабатывания денег, одежды, ведения хозяйства и прочих бытовых необходимостей и в то же время – почти академическое отношение к потребляемой культурной продукции: про фоно-, библио– и синематеку, населявшую квартиру Усова на улице Островитянова, ходили впечатляющие байки и легенды. Легендой, собственно, стала и сама эта квартира, в которой Усов и оборудовал тот самый личный остров-крепость: в трех комнатах на втором этаже непостижимым образом уживались студия звукозаписи, концертный зал, кинотеатр, домашний архив и круглосуточный бар в самом низовом смысле этого слова. В пересказах приближенных очевидцев Усов представлялся своего рода новым контркультурным юродивым, выполнившим собственные этические и эстетические установки в максимально опасном для себя и для окружающих виде.
Когда один из авторов этой книги в начале 2000-х впервые столкнулся с музыкой “Соломенных енотов”, чуть ли не первым, что он услышал от человека, выступившего в качестве проводника в их удивительный мир, было категорическое требование: “Никогда, никогда не общайтесь с этими людьми”. Разумеется, это в куда большей степени интриговало, чем отталкивало.
Ермен “Анти” Ержанов
Наше общение с Усовым прекратилось в 99-м, когда мы с помощью Олега Ковриги издали кассету “Безвременье”. Усов поймал очередной бзик. Оригинал был у него, хотя пленку мы покупали. Усов в позу: “Нет, они не будут издаваться”. Говорю: “Как? Что за бред? Почему вы лезете? Это наши дела”. Возник конфликт, он не понимал. Я позвонил Арине, говорю: “Арина, это ненормально”. Она: “Ну, он не отдает”. Я позвонил ему: “Ты не лезь в наши дела, и вообще, к “Адаптации” ты никакого отношения не имеешь”. Всё, бросили трубки, Арина как-то забрала у него эту кассету, отдала, мы издали – ну и все. После этого мы практически не общались.
Борис Белокуров (Усов)
Ермен разогнал всех друзей, с которыми они начинали это все в Актюбинске, набрал новых музыкантов-фаготов, лабухов и играет теперь с ними под метроном. Музыка стала чистенькая, прилизанная. “Юный казахский мальчик с необычайно красивыми глазами, очень интеллигентный, с очень длинными пальцами”. Статья была такая в Fuzz, Катя Борисова написала. А в то время как раз “Адаптация” гастролировала в Питере, и пьяный Ермен пытался ограбить таксиста, хотел отнять у него деньги. И как раз выходит этот журнал, и ты читаешь: “Юный казахский мальчик с необычайно красивыми глазами…” Тогда был написан такой стих, я считаю, гениальный:
Казахский мальчик с длинными пальцами таксиста душилБыл он юн и немногословен, вежлив и милЮный казахский мальчик, в глазах огниТихо сказал шоферу: “Деньги гони”А шофер отвечал ему вежливоИ с таким же огнем в глазахИ все так же немногословно:“Я не дам тебе денег, казах”.Юлия Теуникова
Усов резко отрицательно относился к любым
элементам шоу-бизнеса. Продажа кассет, их распространение… У Бори был даже конфликт с Мишиным из-за того, что тот подпольно торговал кассетами. “Барыжничество” категорически осуждалось, за это били морды. Искусство должно было быть бесплатно и неподкупно. И Боря остался в этом последовательным до конца. “Соломенные еноты” – единственные, кому удалось сохранить эти принципы.Александр “Леший” Ионов
Во второй половине 90-х я за Усовым особо не следил, но всегда интересовался у знакомых – потому что просто боялся, что Боря умрет, он же такой селф-дестрой, и было бы очень жалко. В его квартире наступил полнейший раздрай. Я помню, что как-то раз я зашел – одно окно в комнате разбито и просто завешено одеялом, а на улице стоял октябрь или ноябрь. Тебя встречает бледный шатающийся Усов, и общение уже начинается с “пойдемте в магазин”. Все-таки в 94– 95-м годах такого не было.
Максим Семеляк
Знаменитая квартира 104 производила довольно сильное впечатление – она напоминала музей раздрая и толерантности к самотеку. При этом в ней было по-своему уютно – такое ощущение, что каждый окурок лежит на своем месте и каждая пылинка – часть общего непослушного паззла. “Грязь – это способ остаться чистым” – эта песня “Адаптации” подходила сюда идеально.
Станислав Ростоцкий
Квартира, конечно, была жестковатая. Например, там было что-то типа кабинета, по щиколотку заваленного эскизами. Окно на кухне могло быть разбито вне зависимости от времени года. Ну и вообще, чтобы там находиться, нужна была определенная смелость. Но это совершенно не было притоном. И фонотека, и видеотека всегда были в безупречном порядке – а по сравнению с этим то, что ванна или канализация не работает, уже дело десятое. Мы и бухали там, и кино очень много смотрелось. Было очень круто временами, но все равно никогда, даже в самые умиротворенные моменты, не было никакого внутреннего спокойствия. Даже когда Усов был абсолютно по-буддистски расслаблен и доброжелателен, в тебе сидела какая-то тревога. Может быть, потому что само существование этого человека с его уровнем погружения в реальность и его творческой активности предъявляло какие-то невероятные претензии к твоему существованию.
Арина Строганова
Все жили рядом, свободного времени было много, желания общаться тоже. БУ часто напивался и мог повести себя неадекватно по отношению к любому человеку, оказавшемуся рядом, – близкому ли, постороннему. Его пьяные выходки – самая неприятная сторона нашего с ним общения, и вспоминать ее не хочется. В состоянии, именовавшемся “пряный” (то есть подвыпивший и пока еще в радостном расположении духа), БУ мог быть очень весел и фонтанировал рассказами, выдумками, цитатами. Но при переходе его в состояние “готовальня” я старалась уйти из его поля зрения.
Станислав Ростоцкий
Усов, безусловно, был сердцевиной и координатором всей движухи. Альбомы, издательская деятельность – все держалось на нем, плюс он читал, слушал и смотрел безумно много всего. При этом я не думаю, что хоть у одного человека, кто бы прообщался с ним достаточно долго, сохранились с Усовым по-настоящему хорошие отношения. Он действительно очень конфликтный, очень требовательный. Он знает себе цену, иногда даже чересчур. Ему всегда надо поговорить о наболевшем, в любое время суток. Ну и так далее. Вообще, я думаю, у всякого есть друг или знакомый с подобным перечнем личных бытовых качеств. Другое дело, что в случае Усова этот перечень еще и отягощен нереальным даром – и осознанием этого дара. Звучит, конечно, по-идиотски, но да – проклятый поэт. Проклятый поэт, который тебя все время пихает и говорит – я ж проклятый поэт, сука, ты что, забыл? Давай в гастроном сходи.
Александр “Леший” Ионов
Как-то мы сидели с Усовым, его подружкой Аней Берштейн, которая потом в Америку уехала, и с Костей Мишиным, и когда она сказала что-то в духе “мне фильмы Бертолуччи нравятся, а Годара – нет”, она тут же от Усова прямо через стол получила в табло. И грохнулась, взлетев вверх ногами. За что Усов, кстати, тут же получил в табло от джентльмена Кости Мишина. И сразу же началась конкретная свалка. Потому что Усов жутким драчуном всегда был, хоть драться и не умел. И он из тех людей, которые, когда дерутся, совершенно неуправляемы, и остановить их можно только атомной бомбой. При этом, что меня поразило, его окружение относилось к Усову как к гуру. Все эти действительно замечательные люди вроде Захара Мухина и Димы Моделя производили такое впечатление, будто они члены секты.
Сергей Кузнецов
Есть такая прекрасная легенда: дескать, Усов долгие годы рассказывал одному своему другу, что есть замечательная книга Курта Воннегута “Сирены Титана”, а друг долгие годы пытался ее найти, но не мог. И в какой-то момент вдруг узнал, что она все это время у Усова была. “Боря, почему же ты мне ее не дал?” – спросил он. А Усов якобы ответил: “А я считал, что тебе еще рано”. Смешно, конечно, но у него действительно очень серьезное, нежное и любовное отношение к культуре.