Песни в пустоту
Шрифт:
Виктор Кульганек
Когда в первой половине 90-х появились молодые ребята – Захар, Борян и так далее, – Усов говорил, мол, все, вот это формейшен, вот это мои, так сказать, ученики… Ну, у него всегда была некая страсть к учительству. Это было абсолютно понятно и логично – грешно бы было не делиться тем багажом, который он нес в себе. Но я уже тогда ему говорил – Боря, не обманывай себя. Какой, нахер, формейшен, какие, нахер, ученики, последователи? Ребята молодые, хорошие, талантливые – да ты им нахуй не нужен. Они через какое-то время оперятся, уйдут и будут заниматься какими-то своими делами. Что, в общем, и произошло.
Борис “Рудкин” Гришин
Усов выживал за счет фанатов. При этом его личные материальные потребности весьма скромные. А что ему надо? За квартиру родственники платили, еду и алкоголь приносили всегда.
Сергей Гурьев
Усов в своей обаятельно-разрушительной энергии часто вел себя не по понятиям. В частности, была такая группа – “Пограничная Зона”. И, когда ее лидер приезжал в Москву и, кажется, был у Усова в гостях, он сказал что-то, что Усову не понравилось, – и тот на него напал со спины, чем-то сильно огрел по голове, чуть череп не проломил. Впрочем, он, в отличие от Усова, был крепкий пацан, развернулся, Усова сильно отпиздил. Но это очень характерно для БУ тех времен.
Станислав Ростоцкий
Конечно, истории про жертвы и разрушения имеют под собой почву. Но, если мы начнем разбирать каждый случай по отдельности, мы придем к выводу, что по-другому поступить было невозможно. Это как довлатовская история про Битова и Вознесенского: ну вот, скажите, пожалуйста, как я мог не дать ему в морду?! Всегда вступал в силу какой-то высший принцип. То есть, безусловно, в “Енотах” было очень активное деструктивное начало, но оно базировалось на очень четких этических установках. Никакого классического рок-н-ролльного разгула в привычном о нем представлении.
Сергей Кузнецов
Я долго говорил, что я единственный человек, которого он ни разу не послал нахуй, но с тех пор многие возмущались, что их тоже Боря никогда не посылал, так что я перестал об этом рассказывать. Но мне сразу было очевидно, что это очень близкий мне человек по своему отношению к культуре, по своей готовности выстраивать какие-то собственные неочевидные иерархии. Ну то есть я пришел к нему под впечатлением мифа о “Енотах”, а ушел в первый же раз с книжкой Честертона “Перелетный кабак”. Прямо скажем, Честертон – не тот автор, которого я ожидал встретить у Усова, потому что этот писатель – такое воплощение здравомыслия среднего класса, никакого андеграунда в нем нет и в помине. И вот тогда мне стало ясно, что у Усова нет никакой предвзятости, зашоренности. А есть, напротив, невероятная всеядность в кино, в музыке, в литературе. Знаете, вот Годар говорил, что любое кино – о любви. Вестерн – о любви мужчины к оружию. Мелодрама – о любви мужчины к женщине. Но поскольку мы полюбили кино еще раньше, чем женщин и оружие, говорил Годар, то все наши фильмы – о любви к кино. Вот это во многом и про Усова. В нем была эта готовность любить какие-то произведения больше, чем они того заслуживают, и мне это страшно близко. Помню, я принес ему книжку Теодора Рошака “Киномания” – киноманский конспирологический роман, где кино возводится к альбигойцам, напичканный фамилиями режиссеров, событиями, названиями фильмов… Усов позвонил мне через неделю и говорит: “Не понимаю, эту книжку специально для нас написали?”
Ермен “Анти” Ержанов
Он деятельный был. Постоянно записывал альбомы – там же помимо “Соломенных Енотов” еще несколько каких-то проектов было. Плюс все время какие-то квартирники, акции. Он постоянно что-то писал дома, журналы делал… Человек интересный дико. Меня всегда удивляла его работоспособность. Утром просыпается с бодуна, видно, что ему нехорошо. Но взял, сел, написал что-то. Я читаю – песня про библиотекаршу, целая история. У него в голове, по идее, должна быть мысль пива выпить, сушняк сбить, а он пишет песню про библиотекарш и зверей. Но тяжело с ним было общаться иногда. Это мы из Актюбинска, мы можем и наехать, и придавить чуть-чуть, сказать: “Веди себя в рамках”. А Усов – это типично московский продукт, шестидесятник-семидесятник какой-то. За МКАДом такие не выживают просто в быту.
Арина Строганова
Как мне удалось продержаться рядом с БУ так долго? Какая-то особенная связь, необъяснимая привязанность нас объединяла. Поэтому я могла прощать обиды, которые других надолго, а то и навсегда отваживали от этого не самого легкого в общении человека. А БУ мог мириться с моими недостатками. Он заражал меня своими идеями и увлечениями, мне же было интересно и познавательно находиться рядом с таким неординарным человеком. Хотя в плане морально-этическом Борины понятия и кое-какие поступки просто переворачивали мой мир с ног на голову, я теряла точку опоры, никак не могла совместить свое воспитание с тем, в чем пытался убедить меня БУ. Но в целом, конечно, он
оказал на меня огромное влияние – в самых разных направлениях.Ермен “Анти” Ержанов
Однажды на гастролях мы услышали песни Саши Непомнящего, одни из первых – “Убей янки” и тому подобные вещи. Призжаем к Усову домой, говорим: “Боря, слушай, а Непомнящий – это кто такой?” А он: “Прошу в моем доме эту фамилию не произносить”. Мы ему: “Ладно, не будем”. А спустя десять лет Саша подсадил его на христианство и стал чуть ли не единственным, кого он слушал. То же самое происходило с его отношением к Неумоеву. Сначала он им восхищался, а потом гнобил. Это была стандартная ситуация. Нам как-то довелось побывать на одной кухне с Неумоевым. Мы посмотрели – Ромыч как Ромыч, пельмени перекрестил перед тем, как есть, вечером еврейских куплетов попел под портвешок, кучу фольклора еврейского.
Сергей Кузнецов
Меня как-то раз спросили, как Усову удалось так долго оставаться в андеграунде. Так вот, это дело-то нехитрое. Мир полон людьми, которые всю свою жизнь проводят в андеграунде и никому не нужны не только снаружи, но и внутри. Вопрос в другом. Долгое сидение в подполье чревато утратой творческого результата. Человек начинает считать, что результат его деятельности – это то, что он с утра опохмелился, вечером бухнул, а в промежутке поиграл на гитаре. А “Соломенных енотов” отличала чрезвычайно высокая продуктивность. Альбомы, журналы, сайд-проекты – через Усова все время пер этот творческий дух. Вряд ли к группе “Соломенные еноты” применимо слово “дисциплина”, но творческая воля Усова была такой сильной, что компенсировала отсутствие этой дисциплины в окружающей его среде.
Как мы уже говорили, “Соломенные еноты” не то чтобы не хотели популярности – скорее, они специально поставили себя в ситуацию, исключавшую саму подобную постановку вопроса. Тем занятнее, что в какой-то момент популярность их все-таки настигла – весьма относительная, конечно, популярность, но по сравнению с тем самодельным гетто, в которой группа и музыканты их круга существовали до тех пор, это все равно было серьезным скачком. В начале 2000-х в здешней культуре вообще многое менялось – 90-е ощутимо закончились, правила и законы нового времени были еще не до конца очевидны, и в эту кратковременную лазейку между одним и другим проскочили в том числе и “Еноты”. Точнее говоря, их протащили. Да, именно в те годы произошел некий качественный и концептуальный сдвиг в песнях самого Бориса Усова – они стали звучать чище, в них стало меньше социального отчаяния и больше – печальной романтики на руинах мировой культуры, именно тогда вышел едва ли не самый доступный, чистый и трогательный альбом “Енотов” “Империя разбитых сердец” – и тогда же журнал “Связь времен” превратился в “Мир искусства”, во многом представлявший собой оммаж русскому модернизму начала прошлого века; грубо говоря, именно тогда “Еноты” и их лидер окончательно признали победу новой неприглядной реальности и закрылись от нее в собственном мирке из старых книг и кинофильмов. Важнее, однако, было все же другое. Поколение 90-х, представители которого еще недавно переписывали друг у друга кассеты с группами формейшна и ходили на концерты этих групп в разнообразные окраинные заведения, внезапно обнаружило себя новыми модными трендсеттерами – и чистосердечно начало пропагандировать публике лучшее и любимое. Именно так “Соломенные еноты” вдруг обнаружились в программе клуба “Проект ОГИ” по соседству с кумирами московской богемы вроде Леонида Федорова и молодого ансамбля “Ленинград”, именно так группа попала на разогрев большого концерта “Гражданской обороны”, которая как раз тогда стремительно переходила в ранг классиков, взятых если не в телевизор, то хотя бы на радио и в популярные журналы.
Усов, впрочем, распорядился представившимся шансом как должно. Первой фразой, которую он произнес в адрес многотысячной толпы, собравшейся в “Горбушке” в ожидании Егора Летова, было саркастическое приветствие: “Привет, долбоебы!” Последствия были соответствующими. Для кого угодно другого выступление на разогреве у главнейшей русской панк-группы могло бы стать началом какой-то новой, легитимной и более-менее успешной музыкальной жизни. Для “Соломенных енотов” этот концерт стал финальным аккордом – взятым, как водится, на гитаре, которую никто не потрудился настроить.
Сергей Гурьев
История формейшна получается сильно разнозненной. Есть прекрасная во всех отношениях “ШумелаЪ мышь” и Усов как литератор – это самое начало 90-х. Есть “золотой”, а на самом деле – самый мифологизированный период середины 90-х, когда “Енотов” никто толком не видел и не слышал, потому что и играть они не умели, и концертов толком не было. А Усов как музыкант – это скорее начало 2000-х, когда вышли альбомы, которые уже были достаточно хорошо записаны.