Песня для Корби
Шрифт:
— Я не уверен, что хочу тебя видеть, — ответил Ник. — Извини, Корби. В какой-то момент мне слишком понравилось думать, что ты тоже умер.
Корби пришло в голову, что ситуация странным образом перевернулась. Несколько дней назад он вот так же отвергал дружбу Андрея: гнал навязчивого мальчика от себя, просил его не звонить и не появляться.
— Ник, — сказал Корби, — я никому не хотел причинять боль. Я просто хотел не испытывать ее сам.
— Это пустые слова, — ответил Ник.
И Андрей тогда тоже говорил много слов. Корби не знал, были ли они пустыми, но точно помнил, что они до него не доходили.
— Ник, — еле слышно спросил Корби, — как ты можешь говорить, что тебе это понравилось? Что тебе понравилась моя смерть?
Ник ответил не сразу.
— Обещай мне, что не позвонишь Аре, — сказал он.
— Почему я должен тебе это обещать? — затравленно спросил Корби.
— Потому что он может сойти с ума, если ты не оставишь его в покое, — сказал Ник. — Мы все можем сойти с ума. Ты сам сказал, что сумасшедший. Твое безумие заразно. Я тоже в эти дни вспомнил, как умирала мама, и я не хочу этого больше.
Корби вдруг понял, что ему было дано почти невозможное. Это невозможное ему дали друзья. Четыре года он жил в неведении. Посреди разрушения и смерти он снова стал счастливым. От ненависти, которая заставляла его бросаться даже на траву и деревья, он пришел к тому, что снова смог дышать воздухом, ходить в школу, слушать музыку, смеяться.
«А Ник? — подумал Корби. — У него умерла мать, а его отец медленно спивается. Ара? Он живет с матерью-кликушей, которая таскает его, чернокожего, в армянскую общину, где он никогда не будет своим. Мы все должны были быть несчастны на протяжении всех этих четырех лет. Но мы были счастливы. Пока не погиб Андрей».
— Все кончилось со смертью Андрея? — спросил Корби. — Вся наша дружба?
Ник молчал. Корби на глаза навернулись слезы.
— Я благодарен, — пробормотал он, — что мы были вместе. И я не могу тебе обещать, что не позвоню Аре. Потому что он и мой друг тоже, и только он может мне сказать, что не будет со мной общаться.
В трубке раздались гудки. «Все-таки Ник бросил трубку, — подумал Корби, — как он и сказал, мои слова ничего не значат». Подросток выронил телефон из рук и отчужденно уставился на пелену серого дождя за окном.
— Все-таки ты замочил кого-то, — сказали у него за спиной.
Корби вздрогнул и обернулся. В дверях комнаты стоял Комар.
— Нет, — непослушным, ломающимся голосом ответил он, — но лучше бы замочил.
Он сполз с кровати на пол и скорчился на коленях под серым квадратом окна. Комар прошел через комнату, поднял с пола свой мобильник и сел на край кровати рядом с Корби.
— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — спросил он.
Корби странно посмотрел на него. Угловатые колени Комара почти касались его плеча.
— Если честно, мне все равно, — глухо ответил Корби.
— Тогда смотри, — сказал Комар.
Он показал Корби свою левую руку. На тыльной стороне запястья были вьющиеся неровные шрамы.
— У меня ничего не было, — сообщил Комар. — Я резал руку осколком водочной бутылки. Выпил ее, потом разбил о стену и стал резать руку.
Корби показал ему обе свои руки.
— Круто, — сказал Комар. — Длинные, и на обеих.
— Тебе кто-то помешал? — спросил Корби.
— Паша, — ответил Комар. — Он
нашел меня в сортире, в том, который напротив школьной библиотеки. Помнишь?— Конечно, — сказал Корби. — Самое тихое место в школе.
— Да, — подтвердил Комар. — А тебе кто помешал?
— Я резался у себя в комнате, — ответил Корби. — Меня застукал дед. Первый раз в жизни кому-то об этом рассказываю.
— Я рассказал одной девке, — вздохнул Комар, — после того, как она рассказала, как травилась таблетками. А эта сука стала надо мной ржать, сказала, что пошутила, и что такие, как я, должны сдохнуть.
— Лучше бы она сама сдохла, — сказал Корби.
— Я ответил ей то же самое, — сообщил Комар.
— Почему? — спросил Корби.
— В смысле, почему я это сделал? — уточнил Комар.
— Да, — подтвердил Корби.
— Ты уехал, — ответил Комар. — Аня не дала. Родители говно. Люди суки. Мне казалось, что я никому не нужен.
Корби снизу вверх взглянул на него. Двое подростков встретились глазами. И Корби вдруг обожгло внутри. Комар смотрел на него почти как Андрей.
— Я - первая причина, по которой ты резал вены? — спросил Корби.
Комар молча смотрел на него. То выражение ушло из его глаз. Они стали холодными, как у Ани, когда Корби разбил бинокль, как у Ника утром прошлого дня.
— Иди на хрен, — вдруг с ненавистью сказал Комар. Он вскочил и быстро вышел из комнаты. Корби остался сидеть на полу. Он вдруг ясно вспомнил момент смерти Андрея.
— Это я вам принес! — закричал Андрей, и бросил карточку. — Корби, ты должен…
Договорить он не успел. На него налетели преследовали. Несколько секунд он с перочинным ножом в руках пытался защищать свою жизнь, а потом его сбросили с крыши.
«Это безумие, — подумал Корби. — Он же понимал, что его убивают. Как он мог думать о какой-то карточке и обо мне? Как он мог думать о нашем идиотском испытании, которое я изобрел за минуту похмельного утра только чтобы отделаться от него?»
«Как же Комар хотел дружить со мной, — подумал Корби, — что порезал вены, когда я уехал». «Ты не стоишь слез черного брата», — вспомнил Корби слова Ника. Он начал понимать, что его друзья должны были чувствовать, когда узнали о его смерти. Он начал понимать, что должен был чувствовать Андрей, когда они говорили на лестничной площадке перед флэтом «Зеленых Созданий». Он понял, что чувствовали Аня, Комар и Паша, когда он уехал, не оставив ни адреса, ни телефона.
«Я хотел бы быть тем, за кого они меня принимают, — подумал Корби, — тем, кто заслуживает такой сумасшедший преданности, как та, которую мне подарил Андрей. Я хотел бы заслуживать дружбы Ары и Ника, и Комара, и Паши, и Ани. И дружбы Андрея».
— И я этим стану, — сказал он. — Я буду бороться за каждого из них до смерти.
Он мог бы попытаться снова позвонить Нику, но этого было недостаточно. Ему пришло в голову, что он может встретиться с Ником лично. Ник сам сказал ему, что через час будет у отделения полиции. Корби понял, что у него мало времени. Он поднялся с пола и неверным, но решительным шагом пошел на кухню.
— И что делать с его тарелкой? — спросил Паша.
— Не знаю, — ответила Аня. — Я бы после известия о смерти родственника не смогла есть.