Песня для разбитого сердца

Глава 17

За пару дней до Рождества оставленные на год владения виконта, наконец, наполнились жизнью: шли приготовления к празднику и приёму гостей. Никого лишнего, только родня и друзья семьи. И, разумеется, ничего вычурного, только скромные украшения из остролиста, омелы, яблок и много-много свечей. Угощениями запасались в ближайших деревнях, ибо кто, как не местные, мог предложить самую лучшую птицу или заранее приготовленный ноябрьский пудинг.

Как полноправная хозяйка дома, Кейли обязана была следить за этими приготовлениями и руководить процессом. Но на кухне всё уже было схвачено, как впрочем и с приглашениями для гостей. Ей оставалось лишь мило улыбаться и поддерживать настроение окружающих. В дневное время, занимаясь подарками для родственников и прислуги, девушка была настолько занята, что ей мигом удавалось отвлечься от гнетущих мыслей.

Но чем скорее приближалась ночь, тем сильнее были её раздражение и волнение. Как это случилось и в первый раз, Александр приходил в спальню перед сном, раздевался, пока она расчёсывала волосы, гасил свечи и ложился в постель. Кейли упрямо отмалчивалась и делала то же самое. А потом, в полутьме под лунным светом, он склонялся над нею, целовал и, желая доброй ночи, отворачивался.

Она понятия не имела, как реагировать. Лёжа под одеялом без одежды, Кейли слушала ровное дыхание мужа и размышляла над его странным поведением. Она ругала себя за то, что не решалась заговорить и просто спросить, в чём было дело. Но это самое дело так и не сдвинулось с мёртвой точки.

Перед третьей ночью она упрямо велела себе не позволять ему больше этих сводящих с ума поцелуев. И всё-таки, когда наступила долгожданная минута, и она почувствовала, что он повернулся к ней и приподнялся на локте, ни единого слова не сорвалось с её губ. Глядя в его лицо — смуглое в этой полутьме, с застывшим на нём выражением то ли мольбы, то ли скорби — Кейли раскрыла губы и сама потянулась к нему. Александр даже не успел пожелать ей спокойной ночи. Она осторожно коснулась его шеи, когда его язык вторгся в её рот, и снова почувствовала сумасшедший вихрь из желания и томления.

Когда он оторвался от неё, тяжело дыша и буркнув тихое «засыпай», ей захотелось разрыдаться или даже устроить истерику. Но она взяла себя в руки. Ей пришлось унять это раздражение, прогнавшее страсть, которую она ненадолго испытала.

«Он меня не трогает, но целует так, словно хочет соблазнить, и у него это хорошо получается, — размышляла она, засыпая. — Почему он так сдержан? И почему вечно недоволен? Я сделала что-то не так, или он зол на себя? Может быть, ему совестно за ту ночь в Фаунтинс…»

Следующим утром ей было уже не до альковных мыслей. Зажиточные тётки и дядьки со стороны виконта и такие же зажиточные племянники и племянницы из семейства Уоллес всё прибывали и прибывали в Чотонфилд. К вечеру Кейли попросту устала всем улыбаться, у неё уже ныли щёки. Но скромные посиделки прошли, как по маслу, и виконт явно остался доволен.

Его дочь очаровала гостей своим белым платьем из муслина с роскошной ручной вышивкой. Словно персонаж из сказки, она походила на принцессу, изящную и хрупкую; порой она сама поправляла подол из тюля, струящийся позади неё воздушной волной.

Больше всего Кейли ждала реакции мужа на этот образ, и это утомительное многочасовое ожидание поразило её саму. Никогда прежде она не вела себя так собственнически, но иначе просто не могла. Александр увидел её в курительной комнате, где знакомился с родственниками виконта. И по его пристальному взгляду Кейли поняла лишь одно: он не ожидал ничего подобного. С одной стороны это жутко льстило, но с другой…

Он отвёл глаза чересчур быстро и вернулся к прерванному её появлением разговору. Даже виконт Саутфолк обратил большее внимание на дочь, чем он. И до конца праздника Кейли не могла забыть о том, как это было больно. Весь вечер Кейли наблюдала за мужем: он выглядел великолепно в тёмно-синем фраке из сукна и бежевых бриджах для верховой езды. Наряд сидел на нём, как влитой, подчёркивая статную фигуру. В нём Александр казался даже выше, чем был на самом деле. Со смесью восхищения и раздражения Кейли смотрела на него, прекрасно зная, какое тело скрывалось под этой одеждой.

Её бросало то в жар, то в холод. Порой она думала, что больна, а порой, что просто сходила с ума. От обиды, злости или любви — одному Богу было известно, потому что она сама уже ничего не понимала.

Подвыпившие джентльмены и их дамы начали покидать дом ближе к часу ночи. Кейли как раз вручила Оливии небольшой презент. Её очень тронула реакция девушки. Горничная была готова заплакать, и в каком-то внезапном порыве Кейли обняла её и велела держать себя в руках.

— Я знаю, что у тебя есть кавалер в портовом городе, — вспомнила виконтесса. — Это так?

— Да, миледи! Мы одного возраста, и он очень милый. Он сын золотых дел мастера и довольно скромный…

— Так не мешкай! Иди к себе и отоспись! Завтра управимся без тебя, а ты можешь ехать к своему любимому.

Оливия мигом зарделась и попыталась возразить, но Кейли хитро улыбнулась и погрозила ей пальцем.

— А если ты не поедешь, я очень разозлюсь!

— Вы меня обрадовали! Как и многих в округе, они никогда не забудут ни вас, ни леди Клариссу… да будет земля ей пухом.

Днём ранее, после похода в церковь, Кейли действительно посетила две деревни и вместе с прислугой раздала подарки, как это было принято. Леди Кларисса никогда не брезговала этой традицией, и девушка прекрасно знала, как важно было её не нарушать. К тому же улыбающиеся лица местных, особенно детей, придали ей сил и немного подняли настроение.

— Иди, отдыхай. На два дня ты мне не понадобишься. — Кейли осторожно сжала руки горничной, прежде чем отпустить её.

— Вы поразительно похожи на леди Клариссу, хоть и не родная её дочь!

Девушка вздохнула и обернулась, приготовившись встретиться взглядом с не слишком приятной, но знакомой персоной. Уильям Хэффнер всегда отличался колкими манерами и характером властелина мира. Он приехал в Чотонфилд со своей невестой, высокой и пугающе бледной восемнадцатилетней девицей из Портсмута, однако было заметно, что он брезговал её компанией.

Кейли не слишком хорошо его знала. Уоллесы и Хардинги его не принимали, и сей факт, видимо, его не удручал. От его острого взгляда хищной птицы бросало в дрожь, но Кейли давно переросла боязнь высокомерия. Этим вечером он часто крутился возле неё и виконта, она заметила, как он рассматривал её на расстоянии. Это раздражало и в каком-то смысле смущало её.

— Я знаю, что во мне столько же от родной матери, вашей тётушки, сколько и от отца, — сказала Кейли. — От леди Клариссы во мне то, что глазу не видно.

— Это мило и так… — он сделал неопределённый жест рукой, — так наивно! Вы уже давно супруга, но не растеряли детской простоты. Нынче такое редко встречается.

— Если это комплимент, я его принимаю.

— Разумеется! Я искренне считаю, что вашему мужу очень повезло… И всё же вы такая странная пара…

Кейли едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Он явно намеревался ляпнуть что-то об Александре, поэтому она приготовилась обороняться.

— Мой супруг просто сдержан и хорошо собой владеет.