Песня для тумана

Стейнсон тихо рассмеялся. Словно горсть драгоценных бусин рассыпал.

— Нет. Просто маленькая фея. Ничего особенного.

— А… королева. Она какая? — Сигрид действительно было интересно. Она уже успокоилась. А вот на лицо Ульва словно наползла тень. Скулы заострились, а глаза вместо весенней листвы застыли узорчатым малахитом.

— Она… другая. Если увидишь, ни с кем не перепутаешь. Но, надеюсь, никогда не увидишь.

***

Если вас зовут Пёрышком, вы ожидаете, что в жизни вам не придётся поднимать ничего тяжелее перелётного паучка.

Викинг весил, кажется, как целый Мировой Змей. Снимая его с дуба, болотный огонёк приложила Эрика об дерево. Несколько раз. В том числе и головой.

— А дальше? — отчаяние притушило волшебный блеск глаз. Волочь эту неподъёмную тушу Пёрышко не сможет. А когда вернётся однорогая…

В руку ткнулось мокрое и холодное. Пёс викинга глядел на болотную фею умным взглядом.

***

Тёмные глаза королевы Мэб больше не метали молнии. Они были холодны, как северное море, с берегов которого начинали путь чёрные стаи драккаров. Прекрасное лицо повелительницы фей дышало спокойствием и уверенностью. Длинные бледные пальцы перебирали в воздухе, будто королева играла на арфе. Это, конечно, было не так. Она играла на тумане. Геро не сразу решилась подойти.

— Говори. — Мэб не глядела в её сторону, но альва низко поклонилась.

— Вы предсказываете будущее не хуже филида, моя королева, — почтительно сообщила Геро. — Пёрышко погрузила рыжего на собаку и повезла на болото.

— Если бы филиды могли предсказывать будущее, их бы не перерезали, как телят. — Мэб сделала глубокий вдох и закрыла глаза, подставляя всходящему солнцу лицо.

В Самайн, когда викингам удалось уйти, Геро опасалась бешеного гнева королевы. Тем удивительнее было увидеть улыбку на её губах. Впервые за многие годы зима в Ирландии выдалась мягкой, а весна ранней. Вот и теперь Мэб витала в облаках. Альва напомнила себе, что неуёмное любопытство уже лишило её рога. Но тут же подумала: от одного рога толку в любом случае немного — можно и второй раз счастья попытать.

— Как вы узнали, моя королева?

— А что ещё оставалось бедной девочке? — Рассветный луч окрасил бледные щёки лёгким румянцем. — Она ведь слышала, как пел Бард.

— Я тоже слышала, моя королева. — Любопытство, снедавшее Геро, затмевало собой даже жажду мести. Мэб покачала головой.

— Нет. Он пел не для тебя. Наш маленький предатель не может по своей прихоти вызывать чувства — только усиливать те, что уже есть.

Геро растерянно молчала. Королева обернулась и открыла глаза.

— Пёрышко тебя ненавидит. За гордость, за высокомерие, за силу, за смелость и за удачливость. Даже за твои рога. А тут мужчина. Такой же сильный, смелый, удачливый. И твой враг.

— Меня ненавидит Пёрышко? Я даже не знала, что такой болотный огонёк существует.

Улыбка королевы теплела, подобно весеннему утру.

— Именно за это яростнее всего и ненавидят. Больно быть тем, кого не замечают.

— Но какой прок в этом Барду? — выпалила альва. — И откуда он мог знать?

— Он не знал, конечно. — Кучерявые облачка разбрелись по небу, как стадо овечек. — Но у него тоже не было выбора: Ульв слишком далеко. Нет колдовства сильнее любви, её Бард и использовал. Викинг этот молодой и смазливый… был. — Улыбка Геро вовсе не казалась тёплой и мечтательной. — Наверное, есть у него зазноба за северным морем. А может, даже и не одна.

— Опасно ведь, — совсем осмелела альва. — Чем длиннее цепь, тем легче порвать. А Бард такой хитрый, предусмотрительный… почему сам ближе не подошёл?

— Он не осмелится, — вроде бы, ничего в королеве не изменилось. Но Геро вдруг вспомнила золотого бога Кенн Круаха. И подумала, что после его убийства сама Мэб — Сокрытая Туманом.

— Скоро Бельтайн.

***

Вестника ярла Сигрид узнала: частенько болтала с ним в доме отца. Как, кажется, давно это было… «О, Вар и Фрейя! — вздохнула юная супруга Ульва Стейнсона. — Всю жизнь вы мне разделили на «до» и «после». Вы и Ульв. А вот Эрик… Эрик…»

— Он ещё спит, — тихо ответила Сигрид, не глядя на парня — думала о своём.

Вестника звали Бьорн, но на медведя он совсем не походил, напротив, был худым и щуплым. Для викинга. А вот по сравнению с этим… со Стейнсоном…

— Спит, так проснётся, — хмуро сказал парень и плечом отодвинул хозяйку дома из проёма двери. У, как ярлову дочку замордовал, выродок. Недаром Альвгейр на него чуть зубами не скрипит. Уж каким солнышком Сигрид была — любуйся да грейся. Как Бьорн на неё заглядывался… не то чтобы всерьёз: куда ему с Эриком тягаться. Так то Эрик, а тут… поговаривают, чуть ли не за колдуна ярл дочку отдал. Сколько в том правды — сразу не скажешь. Но что Сигрид тенью самой себя стала — он и без колдовского зрения видит.

— Вставай! — произнёс Бьорн самым низким голосом, на который был способен. И даже занёс ногу, чтобы по ложу садануть, но хозяин дома открыл глаза. Юноше показалось, что он со всего размаха по скале засадил. Ступня заныла.

Ульв чуть приподнялся на локте и вытянул в сторону руку. Сигрид проворно вложила в ладонь мужа кубок. Не вода и не мёд: пахнуло ягодным духом. Над сосудом вился ароматный пар: жена с утра отвар сделала.

Пока Стейнсон пил, вестник исподлобья глядел то на него, то на Сигрид, стоящую рядом. Пустые глаза, искусанные губы…

— Нечего разлёживаться, — зло бросил Бьорн. — Ярл приказал тебе к морю явиться!

Ульв продолжал неторопливо пить. Закончив, всё так же, не глядя, протянул кубок Сигрид.

— Ярл. Приказал. Тебе. — его слова падали, как камни. — Явиться. Сюда. И сделать… что?

Парень чуть не зарычал. А ведь он, и правда, забыл!

— Вот! — презрительно, как ему казалось, а на самом деле неловко и поспешно, сунул Стейнсону кусок коры с нацарапанными рунами. Тот бросил на послание всего один взгляд и подскочил, как ужаленный.

Бьорн с неприкрытым злорадством наблюдал за торопливо одевающимся карликом. Если бы молодой викинг умел разбирать руны, злорадство его и вовсе не знало бы границ, ибо ярл Альвгейр написал:

«Неси сюда свой кобелиный хер, урод. Твоя баба меня с ума сведёт».

***

Пёрышко не разбиралась во врачевании. Болотный огонёк в топь заманивать должен, особо внимательным — клады указывать. По большим праздникам — иллюминантом на балу королевы фей служить. А вот лечить… да ещё людей! Этому её не учили.

Пёрышко со вздохом поправила повязку на изуродованном глазу викинга. Одна надежда на Геро. Ей-то не сложно! Сидам живое существо вылечить или цветок вырастить — всё равно, что цвергу нож выковать или камней драгоценных из недр земли достать. Альвы!

Убивать Эрика однорогая не собиралась. По крайней мере, убивать быстро. Позаботилась, должно быть, чтоб рана побыстрее затянулась. Вон, уже, и жар спадать начал…

Очнулся Эрик оттого, что Болли лизнул его в нос. Тихо приподнялся на локте, огляделся. Небольшая комнатка, деревянные стены, на которых развешаны полки, стоят горшки и мелкая утварь. Короба, плетёнки, какие-то мешочки. Разноцветные камешки весело поблескивают, потолок теряется где-то в полутьме.