Песня для тумана

Смутно знакомая девушка стоит спиной, наклонившись к столу, что-то помешивает в глиняной чашке. Тончайшая ткань платья соблазнительно обрисовывает крутые бёдра. Иногда Эрику мечталось, чтоб такие формы были у его Сигрид. Нет, он, конечно, и так её любил, но втайне надеялся, что с возрастом округлости станут более пышными. Соратники даже подшучивали над ним: забудь, мол! На Альвгейра погляди — даром, что суровый воин, а в кости тонок, будто ясень молодой. И Хельга его такая же была — мышка-норушка. Что только в ней нашёл? Но, видно, было что-то. Дважды сватался Альвгейр, дважды от ворот поворот получал. А на третий тогдашний ярл чужака из селения выгнал. Несколько лет ни слуху, ни духу не было, но всё же золотоволосый вернулся. И на этот раз привёл свой хирд. Людей у него было не так уж много, но все как один — берсерки. Так Альвгейр стал ярлом, а Хельга — его женой.

Пока Эрик вспоминал старые россказни, девушка закончила возиться с чашкой и обернулась. Тут же испуганно вскрикнула. В стороны разлетелись глиняные черепки, жаркое варево впитывалось в земляной пол, но Эрику не было до этого дела: он, наконец, узнал эту женщину и теперь крепко держал за запястье.

— Ты! — одноглазый викинг как две капли воды был похож на оскалившегося Болли. — С этой однорогой заодно!

— Нет! — Пёрышко не могла отвести расширившихся от ужаса глаз от безобразной раны на лице Эрика. — Если она узнает, то убьёт меня. И, — тут уголки пухлых губок горько опустились, — ей ничего за это не будет. Геро — альва, любимица королевы Мэб. Таким, как она, всё дозволено. Унижать тех, кто оказался для них слишком хорош. Издеваться, мучить…

— Так ты что же, спасла меня? — синий глаз подозрительно окинул болотный огонёк, вопросительно встретился с глазом Болли. Пёс спокойно лежал у стола, дружелюбно помахивал хвостом.

— Не спасла, — тяжело вздохнула Пёрышко. — Никто не может покинуть край волшебных холмов. А здесь нас рано или поздно найдут. И тогда… — девушка не договорила, только всхлипнула. Глаза тотчас же наполнились слезами.

— Так чего ради ты меня с дуба сняла? — ухмыльнулся Эрик и притянул собеседницу поближе. Как ни странно, чувствовал он себя отдохнувшим и полным сил. Даже глаз почти не болел. Думать о глазе просто не хотелось.

— А что делать было? — снова всхлипнула Пёрышко. — Ты уже второй день висел. Рана почти зажила. А она ведь обещала, что… — Болотный огонёк опустила глаза пониже пояса викинга. Он проследил её взгляд и обнаружил, что лежал под шкурой совершенно голый. Тут же на ум пришло, что раздеть его, кроме этой воздушной феи, было просто некому.

— Я никогда не видела таких… как ты, — тихо сообщила Пёрышко, мимолётно касаясь мускулистой груди. — После того, как Бард сбежал, мужчин совсем мало осталось. Да и те всё больше за альвами бегают. — Узкая девичья ладошка скользнула вниз, прошлась по животу. — Даже Пак… а я, а мне…

Юная фея раскраснелась ещё сильнее, сама подалась вперёд и вдруг выпалила:

— Это всё королева! Она всех извела! Ледышка неприступная! Бард ведь служить ей взялся, каких только подвигов ни совершал, какие песни пел, а она всё на него, как на пустое место смотрела. Будто и нет его вовсе, просто ветер в ветвях шумит. Кто ж такое вытерпит? Вот он и…

Во второй раз выслушивать бредни про какого-то Барда Эрику вовсе не улыбалось, так что он, не мешкая, прервал поток красноречия самым действенным способом, который пришёл ему в голову. Мягкие, чуть влажные губы феи сначала испуганно вздрогнули… а потом ответили горячо и жадно. Упругая, идеальной формы грудь сама легла в руку. «Эдакой доброго воина можно вскормить», — подумалось викингу. Вторая рука тем временем вздёрнула паутинку платья и проверяла, подходят ли бёдра для рождения героев. Бёдра, определённо, подходили. И подходили не только для этого.

Эрик решительно повалил Пёрышко на лавку.

Удостоверившись, что у хозяина всё хорошо, Болли потихоньку выбрался наружу. Дразнящий запах белой волчицы давно уже будоражил пса, и только преданность заставляла его сопротивляться зову крови.

Волчица с независимым видом стояла неподалёку от входа в жилище болотного огонька. Кокетливо повела мордочкой, игриво приподняла пушистый хвост. У неё была течка.

***

Ульв не успел ещё и штанов зашнуровать, как Сигрид повисла у него на руке:

— Возьми с собой! Я по отцу скучаю!

Муж поглядел рассеянно, даже не ухмыльнулся.

— Идём.

Потянул к себе рубаху, но вдруг замер, словно к чему-то прислушался, тонкие губы чуть дрогнули в улыбке. Небрежно, будто какую-то мешковину, швырнул тончайшую шерсть под ноги. Не только Сигрид, но и Бьорн с любопытством наблюдали, как Стейнсон откинул крышку резного сундука и бережно достал оттуда ярко расшитую одежду. Жёлтый, красный и чёрный цвета переплетались замысловатыми узорами из кругов и ромбов, по центру бежало целое стадо оленей. Один из них, самый крупный и красивый, стоял поодаль, задумчиво опустив голову.

Ульв влез в рубаху, затянул пояс. На груди у него, примерно напротив сердца, пришлась фигурка расправившей крылья красной уточки.

***

На побережье оказалось многолюдно: всё селение высыпало к воде. Оно и не мудрено: не каждый день доводится увидеть настоящего колдуна-саама. А уж тем более двух. Сухонькая, сморщенная, как первый весенний гриб, старушка опиралась на руку Альвгейра и, посмеиваясь, еле-еле переставляла ноги, смешно раскачиваясь при ходьбе. Она что-то тихо лепетала, и спина ярла становилась всё напряжённее и напряжённее. Отстав на полшага, за ними шёл молодой темноволосый мужчина. Его наряд, с меховой оторочкой и поясом, увешанным металлическими кольцами, показался забавным кому-то из молодёжи. Но не успел шутник и рта раскрыть, как схлопотал затрещину от хирдмана ярла. Сурово зыркнув, воин оттеснил юношу назад. Тот непонимающе уставился в широкую спину.

— Поосторожней с ними, мальчик, — глаза старого Дага блестели юношеским восхищением. — Я ещё помню трудные времена, когда приходилось покупать у саамов не только попутный ветер, но и дождевые тучи. И обходилось недёшево, скажу я тебе. Хотя оно того стоило. Не выпускай из клетки души вздорного зуйка необдуманных слов. Побереги ярлу казну.

— Покупать… ветер? — недоумённо спросил юноша.

— Попутный! — весело поднял вверх палец старик. — Даёт тебе шаман верёвочку, а на ней три узелка. Выходишь в море, развязываешь один, и до самого заката тебе дует в спину. Главное, не дурить — все сразу не развязать.

— А что тогда будет? — заинтересовался молодой викинг, следующей весной уже рассчитывавший на собственный драккар.

— Плохо будет, — вздохнул старик и погладил бороду, скрывавшую горьковато-мудрую усмешку человека, с высоты преклонных лет вспоминающего ошибки молодости.

Молодой шаман прошёл мимо, никак не показав, что слышал разговор. И Альвгейр позавидовал его самообладанию. Самому ярлу с каждой минутой всё труднее было сохранять любезное выражение лица гостеприимного хозяина.

Стейнсону, поджидавшему гостей уже у входа в медовый зал, Альвгейр обрадовался, как родному. Цепкие пальцы старушки выпустили, наконец, предплечье ярла, позволив тому вздохнуть с облегчением. Сигрид подбежала к отцу, но Ульв этого не заметил. Он смотрел только на седовласую гостью. Смотрел так пристально, что та, неожиданно и для себя, и для своего молодого спутника, смутилась.

— Что ты улыбаешься, Волк, — сказала старушка по-девичьи звонким голосом, — будто видишь перед собой не трухлявую колоду, а молодую красавицу, которой волосы распустил?