Песня для зебры
Шрифт:
Входит Антон с бильярдным кием. Его появление меня удивляет. Отчего он здесь, а не на месте, со своими наблюдателями? Потом до меня доходит, что пока наши делегаты сидят в переговорной, следить ему не за кем. А это лишний раз доказывает, что когда переводчик целиком настроен на максимальную отдачу, здравый смысл у него отключается и котелок варит медленно.
— Ну, старик, сейчас пойдут армейские разговорчики, — еле слышно предупреждает меня Макси. — Справишься?
Что значит “справишься”, Шкипер? Ты ведь уже спрашивал меня, осилю ли я военную терминологию, и я ответил — да. Антон передает Макси бильярдный кий — заменитель волшебной трости Мвангазы. Передает отработанным движением, как рядовой офицеру. Макси берет кий точно за центр равновесия.
— Первым делом, господа, самое важное. Не будет никакой — повторяю: никакой! — вооруженной интервенции со стороны неконголезских формирований в провинции Киву. Чтоб вот это все поняли, громко и разборчиво, ладно?
Скрывая изумление, я выполняю его просьбу. Хадж бросает издевательски-восторженное “ах!”, хихикает, недоверчиво качает головой. Корявая физиономия Франко выражает недоумение. Дьедонне задумчиво опускает глаза.
— Восстание должно выглядеть спонтанной локальной вспышкой в рамках традиционных междоусобиц племенных групп, — невозмутимо продолжает Макси. — Это произойдет без — повторяю: без! — какого бы то ни было видимого участия неконголезских сил будь то в Гоме, Букаву или где-либо еще. Хаджу потрудись внушить особо. Его отец под этим подписался. Так ему и скажи.
Я говорю. Хадж отворачивается к окну, за которым кипит воздушный бой между эскадрильями ворон и чаек.
— Хрупкое равновесие сил на внутренней политической арене временно нарушится, — возвращается к теме Макси. — Никакая внешняя организация, ни правительственная, ни наемная, не станет раздувать конфликт. Для международного сообщества все должно выглядеть как обычные передряги внутри Конго. Вдолби им это как следует за меня, старик.
И я вдалбливаю за Шкипера. Вороны Хаджа отступают — чайки задавили их числом.
— В штабе ООН в Букаву полнейший срач, — горячится Макси. Я, впрочем, благоразумно употребляю выражение помягче. — Одна мотострелковая рота на бронетранспортерах с противоминной защитой, одна караульная рота из Уругвая, китайское инженерно-техническое подразделение. Представители руандийских отрядов и формирований маи-маи трутся плечами в коридорах, а заправляет всем этот подполковник из Непала, которому до отставки рукой подать. Какая ерунда ни стрясется, они кидаются к трубке спутниковой связи и вопят благим матом, требуя инструкций сверху. Нам ли не знать, Филип вон прослушивал их разговорчики, верно?
Филип раскланивается под веселый смех, как только я заканчиваю перевод. Вольнонаемный консультант, прослушивающий штаб ООН? В глубине души я потрясен, однако виду не подаю.
— Полагая, что это опять конголезцы грызутся между собой, силы ООН — в Букаву, Гоме или где бы то ни было — ограничатся нытьем-жалобами и, эвакуировав гражданских лиц, отступят под защиту собственных укреплений, чтобы переждать, пока баламуты угомонятся. Но — будь так добр, старик, изобрази им это охеренное НО — если только ООН или еще кто-нибудь заподозрит, что ручки тянутся из-за границы, мы окажемся в глубокой жопе.
Поскольку суахили располагает богатым запасом бранной лексики, я не считаю себя вправе корректировать вольности Шкипера. Но если у Франко мой перевод вызывает очередной взрыв одобрительного гогота, а у Дьедонне — вымученную улыбку, то Хадж удостаивает нас лишь шутовским боевым кличем.
— Это еще что за хрень? — зло цедит Макси, почти не разжимая губ, как будто это лично я, а не Хадж, оскорбил его.
— Просто он в хорошем настроении, Шкипер.
— Я не тебя спрашиваю, а его.
Я перевожу вопрос Хаджу, точнее, его спине, обтянутой шикарным пиджаком.
— А может, в тот день никому не захочется бузить, — лениво пожимает он плечами. — Может, дождик будет.
Филип, неизменно бдительный, деликатно вмешивается:
— Полковник имеет в виду всего лишь несколько разбитых витрин, Хадж.
Ладно, еще немного пограбят, постреляют. Спалят пару машин, но никто вас не просит поджигать весь город. Ваш отец решительно настроен свести ущерб в Гоме к абсолютному минимуму, и вы, не сомневаюсь, желаете того же для Букаву. Все, что нам нужно, — это хороший фейерверк, общее ощущение беспорядка, чтобы создать ситуацию, когда харизматичный и популярный лидер под правильным лозунгом сможет торжественно водворить мир — в данном случае это будет Мвангаза, старый друг вашего отца. Люк, кстати, подал недурную идею, как можно все устроить в Гоме: митинг протеста как бы случайно выходит из берегов, а дальше пиво делает свое дело. Рекомендую взять его план на вооружение и в Букаву.Однако даже дипломатическое искусство Филипа не способно положить конец выходкам Хаджа. Более того, оно производит обратный эффект. Хадж уморительно трясет руками над головой, словно отмахиваясь от всего сказанного, чем провоцирует Феликса Табизи. Его по-арабски гортанная французская речь гремит на всю комнату:
— Порядок действий следующий, — монотонно рокочет он, словно отчитывая оплошавшего слугу. — В благоприятный момент Мвангаза с советниками покидает свое тайное убежище за пределами страны и прибывает в аэропорт Букаву. Мятежная толпа, организованная твоим отцом и тобой лично, встречает его на ура и с почестями провожает в город. Ясно? Как только Мвангаза ступит в Букаву, все боевые действия должны немедленно прекратиться. Ваши люди складывают оружие, перестают грабить, стрелять и присоединяются к празднику. Все, кто помогал Мвангазе в его великом начинании, будут вознаграждены, начиная с твоего отца. Остальным повезет меньше. Жаль, Люка здесь нет. Надеюсь, он скоро поправится. Он любит Мвангазу. Двадцать лет они оказывали друг другу услуги, теперь рассчитаются сполна. Тебе тоже достанется.
Хадж больше не смотрит в окно; опершись локтями о стол, он задумчиво теребит крупную золотую запонку.
— Значит, маленькая война, — наконец заключает он.
— Да полно вам, Хадж, и не война вовсе, — принимается увещевать его Филип. — Одно название. А мир совсем рядом, буквально за углом.
— Ну да, он по жизни там прячется, — кивает Хадж, вроде бы соглашаясь с этой логикой. — Да и наплевать: подумаешь, маленькая война, — развивает он свою мысль по-французски. — В самом деле, что такое немножко смертей? Тьфу, даже не заметишь. Все равно что быть немножко беременной.
Для пущей наглядности он изображает звуки пальбы, каких я уже наслушался под ватерлинией: “Бах! Та-ра-рах! Тра-та-та-та!” А потом падает на стол, лицом вниз, будто мертвый, раскинув руки, и тут же вскакивает как ни в чем не бывало.
Макси намерен захватить аэропорт Букаву, а кто вздумает встать на его пути, может катиться ко всем чертям. Аэропорт называется Кавуму, находится в тридцати пяти километрах к северу от города и представляет собой ключ к успеху нашего предприятия. Вот его аэрофотоснимок на доске. Был ли в Букаву аэропорт двадцать лет назад? У меня в памяти лишь неровное, заросшее травой поле, где пасутся козы, да серебристый биплан, которым управлял бородатый польский священник отец Ян.
— После захвата аэропорта все Южное Киву — как на блюдечке. Взлетно-посадочная полоса два километра. Можно забрасывать что хочешь, кого хочешь, когда хочешь. Плюс таким образом у вас блокирован единственный аэродром, куда Киншаса могла бы прислать серьезное подкрепление. — Бильярдный кий Макси отщелкивает нужную информацию. — Из Кавуму можно экспортировать товары на восток в Найроби, — щелк! — на юг в Йоханнесбург, — щелк! — на север в Каир и дальше. Или можно вообще забыть про Африку южнее Сахары и рвануть напрямую на европейские рынки. “Боинг-767” долетает без посадок с сорока тоннами груза на борту. Элементарно утрете нос руандийцам, танзанийцам и угандийцам. Примите к сведению.