Песня моей души

– Вот ты и постарайся, раз не терпится увидеть юное поколение воинов, - подмигнул ему я.

На что брат невесты проворчал, что то – не моё дело. Алина, разумеется, обиделась, что мы ссоримся. Да мы и не ссорились. Так только, поддевали друг друга. У Романа это можно было счесть неким подобием дружбы.

Наши помощники расстроились, что мы с Алиной хотим остаться в тени.

– Это же вы нас собрали! – ругался Стёпка, - Вы, козлы упрямые, вы!

– Как так: всех вдохновляли, а нам про вас и слова не сказать?! – вторил ему Белотур.

И многие шумели, возмущаясь нашим решением. Но, впрочем, на следующее утро к нам подошёл Белотур и от имени всех сказал, что раз такая наша воля – они молчать будут.

– Но если мы напьёмся, мы за себя не отвечаем! – вылез вслед за ним Стёпка, частый его спутник с некоторых пор.

Мы со светопольцем переглянулись – и сцапали парня за уши.

– Пустите! – взвопил тот сердито, - Пустите, гады! Я… я вам слабительного в жратву подложу!!! Пустите, а то пожалеете!

– А ты опять, что ли, собрался до свинского состояния себя довести? – возмутился я, - Вот взялся бы ты за ум, право слово!

– Жениться тебе надобно, - степенно сказал Белотур, - Вот станешь отцом, увидишь детят, слабых, беспомощных – совесть-то и проклюнется. И ответственность.

– Кто бы говорил! – пробурчал новодальец, - Пока кто-то бабу соблазнит, её уже и уведут!

Парень вроде шутил.

Но дня через два, Белотур вдруг на общем собрании объявил, что собрался жениться.

– Я такой шикарный, да? – ёрничал Стёпка, - Ты меня, что ли, испугался?

И по затылку получил – и от жениха, и от невесты, которая в доме присутствовала и квас, и морс готовила на всех.

Как-то я загрустил. Уже давно стемнело, край поляны освещал магический огонь. Мы как раз наломали свежих веток молодых сосен, на новую порцию лекарств, улучшенного рецепта, согласно обобщённым исследованиям последних дней – Клён и Стёпка расстарались.

Я отошёл как бы по делу, пока ещё наш отряд примеривался к молодым деревцам. Сел, чтоб меня не видно было, землю погладил, да долго извинялся перед здешним Лесом, что мы пришли его деревьям ветки ломать. И, на случай, если кто-то из людей совсем кого-то сломает, вместе с ветками, тоже извинился. Лес молчал, притихший.

Потом мы заготовляли ветки с сочной молодой хвоёю: наши вычислили, что молодая лучше. Хотя и не сильно излечение ускоряет. Но чем лучше лекарство, тем приятнее нашим душам. Всё-таки, все мы уже этим делом горели. И все хотели с «Проклятьем алхимиков» справиться. Жалко было людей, своих и врагов.

А потом костёр я развёл, магический, большой. Землю не обжигающий, длинный. Мы сидели вокруг, грелись – вечера уже были холодные. Жевали пироги, что Алина и невеста Белотура наготовили нам с собой. Вот, кто-то додумался пироги греть на моём огне. И радостно всем докладывал, что они греются, но вообще не сгорают.

– Даже не пригорают! Ай, чудно!

Все поблагодарили меня, а потом руки с пирогами в костёр потянули.

У меня аппетита не было. Я у Белотура край отщипнул – с его согласия – капустного, но больше не стал.

– Алина же старалась! – строго сказал мужчина.

– И с каким пор так дорожишь бабьим мнением? – хмыкнул кто-то из новодальцев.

Но теперь Белотур за оружие хвататься не стал, только отмахнулся, как от комара надоедливого. Да насмешника ужин больше всего занимал, лень ему было дальше ссориться.

А мне было грустно. Вот ведь, пытался вчера с Мстиславом заговорит о пользе мира, так тот меч выхватил, ткнул концом мне в грудь, но рукою твёрдою, даже рубашки не проткнул. И потребовал, чтобы я «к нему с этой дурью не лез!». Мол, так-то он меня «уважает», но «этого гадства не потерпит».

Рядом со мною подсел Станислав – он иногда с нами ходил на исследования и сбор материалов для лекарства. Он, увы, как-то не спешил поправляться. Вообще. То есть, бывали дни улучшения, а потом всё сначала, будто лекарством и не поили. Ведь мы видели, как он его принимал! И Цветана по моей просьбе за ним следила. Но будто сжирало новодальца что-то изнутри, лишало сил. Но он как будто и не расстраивался.

– Что ты тут с такою мордою сидишь, остроухий? – спросил он, то ли ворча, то ли сочувственно.

– Да грустно мне. Доколе люди будут воевать?..

– Да покуда не передохнут, - он ухмыльнулся.

Впрочем, в лицо моё вглядевшись, посерьёзнел:

– Да ладно тебе! Я понимаю. Хочется хороших результатов. А что сделано кажется малым. Хотя зря ты. Ведь ещё в том году считали, что «Проклятье алхимиков» – это приговор.

– Но всё же… - вздохнул, - Вот мы вместе трудились – и больше проку. Но я боюсь, что ваш вклад люди вскоре забудут.

– Зато мы тебя и Алину не забудем! – он меня похлопал по плечу.

С другого краю костра кто-то, клевавший носом, в обнимку с пирогом, таки упал – соседи из другой страны только отодвинулись. А он как назло приземлился виском о камень. Взвыл от боли. Пирогом подавился ещё.

К нему кинулись Белотур и Станислав.

– Держи его! – скомандовал лекарь, - А я крошки вытрясать буду.

Поначалу несчастный, который и без того был побитый, да ещё и задыхался, выл от боли и вырывался, кровь из носа разбрызгивая. Но вдруг затих. Уже все вскочили, и к нам бросились, взволновавшись, что тот «совсем окочурился». Но нет… тот прокашлялся. И будто уснул. Или сознание потерял.

– Сейчас! – выпустил его лекарь, - Сейчас я отвар принесу…

Но тот спал. Мы даже боялись его трогать, чтобы не навредить ему больше. Да и Станислав сказал, что боится его отпускать. И что мы шумели вокруг, несчастный вообще не слышал. Будто нас не было. Или совсем оглох.

– Слышь, - возмутился уже через час или полтора Станислав, не выдержав паники вокруг и поспешного обсуждения случаев, чем-то напоминающих этот, - Ты не дохни, а? Ладно бы воин на мне подох, на поле брани! Так ведь какой-то лекаришка, да не от моих рук даже!

На него уже зашипели, мол, как он так может! Про напарника-то так злостно шутить?! Ладно бы просто за едой шутил, а то вдруг тот и в правду издох или сегодня совсем Грань перейдёт?

– Друг же! – возмутился кто-то.

– Напарник же! – проворчал другой.

И оба из других народов были, чем пострадавший. Хотя это всё же не то, что должно радовать.

Я уже потом сел потерянно. Голова не соображала уже от усталости – ночь не спал, всё думая, чего надо было тогда Мстиславу ответить.