Песня моей души
Шрифт:
– Извини, но я туда не пойду: думаю, я уже достаточно наглотался ядовитых испарений.
– Дай мне то магическое пламя, чтоб я мог под ноги смотреть – и я сам схожу.
– Слушай, нам повезло, что тот маг нас пожалел – и вытащил оттуда. Могли бы уже за Гранью шагать.
– А! – он отмахнулся.
– Не ты ли говорил, что тебе наплевать на развитие чернореченской алхимии?
Алхимик долго молчал, потом сознался:
– Это расчёты с очень опасным веществом. Лучше если они не достанутся никому. Тем более, что они уже добрались до этого тайника.
– Они? – поднимаю брови.
Точнее, пытаюсь. Но даже от такого крохотного
Помявшись, чернореченец сознался:
– Есть несколько магов, которые иногда у нас воруют. Уж каких только ловушек на них не ставили – уходят, заразы!
– Не удивительно, с таким-то мастером по перемещениям!
– Ага, - он вздохнул, - Впрочем, не твоё это дело.
– Да и не твоё: тебя из-за Мстислава едва не убили.
Он снова вздохнул.
– Но я всё-таки туда схожу.
– Спятил?
– Наверное, - усталая улыбка, - Ты только дай твоего искусственного огня, а?
Как ни пытался, не смог его отговорить. Впрочем, я не особо и пытался: голова гудела жутко. Наконец, не выдержав, вручил ему сгусток искусственного пламени и, дождавшись, пока он скроется в шахте и топот его ног удалится сколько-нибудь вперёд, со стоном растянулся на траве. Мне было так плохо, так мутило, что стало совсем наплевать на всех чернореченских алхимиков и их заботы.
Мир ещё долго плавал надо мной зелёными и чёрными пятнами. Раз, кажется, меня всё-таки стошнило. Я не мог особо пошевелиться. И, поскольку это была искусственная дрянь, не знал, какой травой можно нейтрализовать этот яд…
Я с трудом дотянулся до высокого подоконника, ухватился за него, подтянулся, спрыгнул внутрь дворца и попал в длинный коридор, стены и потолок которого будто бы сотканы из узоров инея, а пол – блестящий и полупрозрачный как лёд, но не скользкий и не холодный, а слегка прохладный, как и сами стены. Очень похоже, что поверх камней замёрзла вода, а может, так оно и есть.
Прокрался в открытые двери и попал в зал, пол которого словно зеркальная поверхность озера, даже кажется, что просвечивает дно и камни на нём, и чистый светлый песок. И из зеркальной глади на меня растерянно смотрит зарёванный растрёпанный эльф лет семи. Я…
– Уходи, Кан! Тебя сюда не звали.
– Пустите меня к королю! – отчаянно завопил я.
Эльфийка больно дёрнула меня за ухо, но я не выпустил ручку. Она рванула меня ещё сильнее, словно собиралась отозвать моё ухо вместе с головой. Тихо потребовала:
– Убирайся отсюда, невоспитанный мальчишка!
– Пустите меня к королю!!!
– Пустите меня к королю! – из глаз моих хлынули слёз, - Они не виноваты! Не виноваты! Им дела нет до власти! Отпустите их! Пропустите меня! Или дайте мне осушить Чёрную чашу!!! Они не виноваты! Это я виноват!
Створки двери изготовили давно, потому ручка оторвалась прежде моего уха. Я и резко дёрнувшая меня стражница грохнулись на пол.
Казалось, будто огненная волна вырвалась прямо из моего сердца, мгновенно затопила обеденную залу. Стражники, натасканные и как маги, не смогли справиться с ним, потому вытащили короля и его жену наружу, а меня не то не спасали, не то не успели. И я утонул в свистящем и гудящем огненном океане…
Я не сразу понял, что меня трясут не эльфы, а какой-то незнакомый человек… нет, вроде знакомый…
Потом я долго сидел, пытаясь забыть приснившийся кошмар. Тот, который не раз изводил меня, особенно, в первые года, когда я как-то чудом сумел интуитивно переместиться из пламени пожара и, покрытый ожогами, выпал на мокрый мох в чужом лесу. И хотя тело моё уже давно зажило, воспоминания о той боли вновь вернулись, такие яркие… то, как я потом полз, в поисках воды… как ел какую-то травы… но последнее помнил уже как-то смутно.
Раз меня всё-таки стошнило. Алхимик, напряжённо замерший рядом, не увернулся. Он и сам был бледный, вспотевший, дышал тяжело.
Мы долго молчали, приходя в себя.
Потом он одёрнул рубашку – и ему и мне на колени высыпался ворох свитков.
– Сожжёшь?
– спросил он умоляюще.
Значит, он дошёл до тайника. Чокнутый!
Но просьбу его всё-таки исполнил.
– Можешь переместить меня к знакомому алхимику? – вдруг попросил чернореченец.
– Такого уговора не было.
– Но он может поставить нас на ноги. И ты скорее уйдёшь живым.
Шумно выдыхаю. Вдыхаю лесной воздух, глубоко-глубоко.
– Но он может сдать тебя своим. Тебя обвинят в уничтожении свитков. Может, припишут в пособники к тем ворам.
– Плевать на меня, - криво усмехнулся он и закашлялся.
Закашлялся… кровью.
– Но я хочу, чтоб ты был живой. Ты, всё-таки мне помог. Только прошу тебя ещё немного мне помочь – и сжечь эти свитки.
Если так подумать… он нашёл меня, когда я уже провалился в сон, мог спокойно меня убить, но не тронул.
Вздохнув, создал искусственное пламя. Он свалил свитки горкой, чуть поодаль, но не настолько, чтобы нам пришлось долго к ним идти – и я запалил прощальный костёр по сокровищам чернореченской «магии камней». Заклинание сумел создать не сразу – заклинание сплёл с трудом. Впрочем, как и заклинание перемещения.
На удивление, когда мы, поддерживая друг друга и шатаясь, так что нас косились даже местные пьянчуги, рассевшиеся прямо на мостовой, пришли к его знакомому, тот на удивление ничего не спросил. Попросил показать языки, осмотрел лица, руки, попросил показать грудь и кожу под мышками, ступни, осмотрел наши глаза, спросил, не тошнило ли нас уже. Ушёл в постройку во дворе. И вернулся, неся одной руке чашу и тёмно-зелёного кристалла с почти прозрачными голубоватыми вставками другого камня. В ней и в кувшине плескался какой-то травяной настой. Протянул чашу мне, мол, как самому пострадавшему. Я медлил, опасаясь пить первым. И, поняв примерный ход моих мыслей, мой спутник, забрал чашу и отпил сам. И ещё выдул чашку, долив из кувшина. Вроде бы с ним ничего не стряслось… вздохнув, я принял протянутую чашу.