Песня Обманщика

Один осторожно отступил в сторону, позволив трупу Гриери упасть на землю рядом с ним. Скади перешагнула через тело, вытащила из-под нагрудника тряпку и тщательно вытерла меч. Мы наблюдали в абсолютном молчании, как она вытирала кровь и грязь со своего клинка, а затем снова вложила сверкающее оружие в ножны. Наконец, она подняла глаза на Одина.

— Я не твоя дорогая, Один, сын Бора. И меня не так легко подкупить.

Рука Одина крепче сжала древко копья. Я заметил, что он больше не дрожит. Когда он заговорил, съежившаяся ранимость старика исчезла.

— Скади. Мы окружили твою армию. Мои войска превосходят твои в два раза, а твои люди истощены и деморализованы.

Выражение лица Скади не изменилось, но ее правый глаз снова дернулся.

— Из уважения к твоему отцу, — продолжил Один, — я пришел сюда сегодня вечером, чтобы предложить тебе альтернативу позорному поражению. Или ты хочешь, чтобы тебя запомнили как женщину, которая вела армию Йотунхейма к ее гибели?

Губы Скади скривились в сердитой гримасе.

— Меня предали! Вы, сосущие член сыновья шлюх, добрались до Трима!

— Возможно, — сказал Один. — А может быть, у меня есть другие способы, и у Трима хватило ума бросить тонущий корабль. Крысы ведь тоже так делают.

Впервые с тех пор, как мы вошли в палатку, на хмуром лице Скади промелькнуло еще одно выражение. Любопытство?

— А что именно вы готовы предложить? — спросила Скади.

— Звезды, — ответил Один. — Я назову две самые лучшие и яркие звезды в честь твоего отца, великого Тьяцци. Во всех Девяти мирах он никогда не будет забыт.

Скади фыркнула и снова сплюнула. Огонь зашипел.

— Недостаточно.

— Я только начал, — сказал Один. — Во-вторых, мы смиренно предлагаем тебе одного из наших.

Это странное выражение вернулось, какое-то открытое и недоверчивое очарование, прежде чем Скади взяла себя в руки и снова нахмурилась, как обычно.

— Заложника?

Один пожал плечами.

— Если хочешь. Я думал о муже.

Толстые губы Скади сжались так, что почти исчезли под ее пристальным взглядом.

— Кого же?

— На твой выбор. Всех, кто не женат.

Ее глаза широко раскрылись. Она оглядела заляпанную кровью внутренность своей палатки, будто каким-то образом пропустила появление Бальдра Прекрасного. Ее темные глаза нашли меня, и я почувствовал, как что-то холодное и тяжелое пустило корни в моем животе. Мои пальцы сжали нити магии, о они были защищены. Мне потребуется немало усилий, чтобы выбраться отсюда.

— Но этого все равно недостаточно, — сказала Скади.

Ее голос изменился. То, что только что было железом и кровью, теперь стало мягким, почти сладким. Это напомнило мне низкое шипение змеи, и у меня возникло внезапное, непоколебимое чувство, что все только что стало намного, намного хуже.

— Назови свою цену, — сказал Один.

Рука Скади скользнула по ее телу во второй раз. Клинок с шипением вылетел из ножен. Что-то холодное прижалось к основанию моего горла. Непроизвольно я заставил огонь вспыхнуть сильнее. Оранжевый свет пронзил холодную, сверкающую длину меча Скади, когда она прижала его к моей шее.

— Локи… Кузнец Лжи, — промурлыкала Скади. — Незаконнорожденный сын этой сумасшедшей суки Лаувейи. Ты заманил моего отца на верную смерть.

Я сделал шаг назад. Клинок Скади последовал за мной. Когда я сглотнул, давление холодной стали у основания моего горла усилилось. С внезапной, безнадежной ясностью меня осенило, что я мог бы остаться в Мидгарде. К этому времени я уже был бы в объятиях Трима, сытый и хорошо оттраханный. Возможно, я установил бы свои обереги и позволил себе заснуть в сильных объятиях Трима.

Скади повернулась к Одину.

— Жизнь за жизнь кажется мне справедливой, Всеотец.

Один ничего не ответил. Я скорее надеялся, что он не согласится. Темные глаза Скади снова повернулись ко мне, блестя от возбуждения.

— Я хочу, чтобы Локи умер, — сказала она.

— Прекрасно, — ответил Один.

— Я против! — взвизгнул я.

Тор прочистил горло. Громко.

— Живым Локи, наверное, стоит больше, отец.

Скади фыркнула.

— Я думаю, что Тор, возможно, прав, — добавил Тир своим мягким голосом.

— Благодарю! — произнес я.

Я попытался отодвинуться подальше от острия клинка Скади. Это было бесполезно, она следила за моими движениями с совершенной легкостью.

Краем глаза я заметила, как Один поднял палец.

— Одну минуту, Скади, если ты не возражаешь.

Она ответила не сразу. Струйка холодного пота пробежала по моему затылку. Я старался не дышать слишком глубоко, чтобы меч не попал мне в гортань. От лежащего на полу трупа исходил неприятный запах.

Без всякого предупреждения Скади снова переместилась, убирая меч в ножны. Я боролся, чтобы сохранить контроль над иллюзиями, чтобы скрыть тот факт, что я начал сильно дрожать.

— Просто. Одно. Уточнение, — сказала она, одарив Одина улыбкой чистой злобы. — И, Всеотец, если ты попытаешься предать меня, клянусь Девятью мирами, я найду способ причинить тебе боль. Очень, очень сильную.

Один проигнорировал ее, когда она вышла из палатки. Ее солдаты последовали за ней, совершенно очевидно не глядя на обезглавленное, безжизненное тело, распростертое между нами.

— Что за хрень! — прорычал я, как только они ушли. — После всех этих гор дерьма, на которые я взбирался ради тебя, никчемный ты ублюдок…

Один рванул вперед, двигаясь гораздо быстрее, чем предполагали его прежние иллюзии. Он схватил меня за горловину моей брони кулаком и встряхнул, резко откинув мою голову назад.

— Заткнись! — сплюнул он. — Ты высокомерный, эгоистичный, импульсивный ублюдок! Ты похитил Идунну, Локи! Ты, а не я! Тебе не удалось вернуть ее незамеченной, ты притянул Тьяцци к самым нашим воротам. Ты навлек все это на мой народ, Кузнец Лжи!

Оттолкнув, он отпустил меня. Я отшатнулся назад, покачиваясь, будто он ударил меня. С таким же успехом он мог бы ударить меня. Я медленно моргнул и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Твой народ? — ответил я. — А что случилось с «нашим» народом, парабатай?

Один фыркнул, а затем сплюнул на пол между нами.

— И как долго, по-твоему, я буду подчищать за тобой?

— Отец, — перебил его Тор. — Я действительно не думаю, что хорошая идея позволить Скади…

Я поднял руку, жестом приказывая Тору заткнуться. У меня голова пошла кругом. Я не то, чтобы боялся смерти, но и не хотел умирать таким образом. Не в качестве возмездия за Тьяцци. Не как марионетка Одина.