Песня Обманщика

— Твоя голова принадлежит мне, придурок, — прошипела она.

Черт. После этого я попробовал пошутить, но настроение у меня было совершенно мертвое. Как раз в тот момент, когда я думал о том, чтобы превратиться в серию нелепых животных, Один поймал мой взгляд. Он склонил голову набок и вежливо извинился. Я закончил свой текущий набор шуток, особенно грязную серию, и ушел во взрыве шокированного смеха от всех, кроме Скади.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы найти Одина, и не только потому, что я потихоньку пьянел. Этот ублюдок уже вышел на улицу. Он стоял на крыльце, сжимая в кулаке веревку.

— Что за… — начал я.

— Спусти штаны, — сказал Один.

Я моргнул, пытаясь сориентироваться. Один был единственным человеком во всем Асгарде, который ни разу не выразил желания трахнуть меня. Это казалось совершенно неподходящим временем и местом для начала.

— А разве это не слишком публично? — сказал я, махнув рукой в сторону открытых дверей в Вал-Холл. Свет факелов и смех уплыли в холодную темную ночь.

— Твою мать, Локи, — проворчал Один. Он потянул за веревку, зажатую в кулаке, и что-то заблеяло у него за спиной.

Я посмотрел вниз. К веревке была привязана маленькая, белая козочка. Маленькое животное посмотрело на меня влажными от росы глазами. Один обвязал веревку вокруг козочкиной бороды, что, должно быть, было для козы чертовски больно.

— Ах ты, садистская задница, — сказал я. — Да какого хрена…

Мой голос затих. В голове начал складываться кошмарный план, связанный с привязыванием коз к очень чувствительным частям тела.

— Спусти свои трижды проклятые штаны, — прорычал Один.

— О нет, — сказал я. — Нет, нет, нет, и иди ты, не-е-е-т.

Взгляд Одина был безжалостен.

— Ты ценишь свою хорошенькую головку, говнюк? Хочешь оставить ее себе?

— Ты мог бы просто отдать ей Бальдра!

— Бальдр уже помолвлен.

— О, трахни меня боком, Один! Скади хотела Бальдра! И она была бы чертовски более склонна смеяться, если бы знала, что сегодня вечером поедет домой с Бальдром Прекрасным!

— Бальдр женится на Нанне [13] , - отрезал Один.

13

Нанна (др. — сканд. Nanna — «мать») — дочь Непра, супруга Бальдра, мать Форсети. Богиня плодородия, происходящего от взаимодействия с солнцем и его теплом.

— Что?

Я нахмурился, гадая, правильно ли расслышал. Нанна была чопорной занудой, которая вела себя так, словно все на Асгарде были ниже ее. У меня сложилось отчетливое ощущение, что она не очень-то любит мужчин, замужество или даже секс.

— Отец Нанны собирается свергнуть меня, — сказал Один. — Когда он сделает свой ход, я женю Бальдра на Нанне, и Бальдр кастрирует восстание своего тестя изнутри.

— Дерьмо.

Я провела пальцами по волосам. Как раз в тот момент, когда я думал, что добрался до сути интриг Одина, оказалось, что там был отдельный подвал планов и контрпланов, о которых я даже не подозревал.

— А Бальдр знает об этом? — спросил я.

— Конечно, нет. Не будь наивным. И даже не думай говорить ему об этом. Он ни на секунду тебе не поверит.

— Ах ты, тенистый старый хрен. Использовать собственного сына в политических целях.

Один нахмурился, глядя на меня. Разочарование волнами исходило от него.

— Я использую все имеющиеся в моем распоряжении инструменты, чтобы обеспечить безопасность этого мира. Я думал, что ты лучше всех меня поймешь.

— Дерьмо. — Я взглянул на козочку с веревкой, обвязанной вокруг бороды. — И это должно было быть ободряющей речью?

— Локи, просто спусти штаны и заставь эту сучку смеяться.

Я с трудом сглотнул.

— Я еще недостаточно пьян для этого.

Один взмахнул рукой, и скрытая магия задрожала, когда он протянул бутыль через эфир. Он протянул ее мне с молчаливым неодобрением, и я осушил ее целиком.

— Все еще недостаточно пьян, — заявил я, швыряя бутыль в темноту с крыльца Вал-Холла.

Вздохнув, Один протянул мне еще бутыль. Я осушил и эту, а затем махнул ему рукой в универсальном знаке «продолжай».

— Если ты потеряешь сознание, — прорычал Один, — она убьет тебя. Ты ведь это знаешь, не так ли?

Я проигнорировал его слова, взял третью бутыль и осушил ее. Мой желудок опасно сжался, как это всегда бывало, когда я только что выпил огромное количество алкоголя за очень короткий промежуток времени. Я закрыл глаза, пока рвота не прошла, а потом снова открыл их. Один свирепо смотрел на меня, сжимая в кулаке веревку. Веревку, которая вела к милой маленькой козочке.

О чем мы опять говорили?

— Спускай штаны, — сказал Один.

О. Дерьмо. Верно. Я возился с поясом, не понимая как его расстегнуть, и просто сорвал штаны, отправив их в полет через эфир. Это движение заставило меня пошатнуться, но я поймал себя на том, что стою на краю крыльца Вал-Холла. Один с отвращением фыркнул.

— Думаешь, сможешь ее привязать? — спросил он, вдавливая веревку мне в ладонь.

Я уставился на него во все глаза. Мой разум категорически отказывался понимать слова Одина. Вместо этого я подумал о том, как хорошо было бы выпить еще одну бутыль меда, а потом, может быть, пойти и прилечь где-нибудь.

— Твои чертовы яйца втянули нас в эту кашу, Локи, — заявил Один. — А теперь твои чертовы яйца вытащат нас из нее. Это же поэзия. У Браги с этим будет целый полевой день.

Мой желудок снова сжался, на этот раз еще сильнее. Я крепко зажмурился.

— От стихов Браги меня тошнит, — процедил я сквозь стиснутые зубы.

Рука Одина хлопнула меня по плечу.

— Они будут говорить об этом еще тысячу лет, — сказал он.

Когда я открыл глаза, Одина уже не было. Я стоял один, полуобнаженный, на крыльце Вал-Холла с веревкой с козочкой.

С веревкой, привязанной к моим яйцам.

Просто так у нас появился новый претендент на худший день моей гребаной жизни. 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Я, шатаясь, вошел в Вал-Холл, широко раскинув руки, рассказывая какую-то нелепую историю о том, как мне пришлось тащить козу на пастбище, но мои руки были заняты, и я не мог придумать куда ее привязать… Все в Вал-Холле повернулись и уставились на меня, широко раскрыв глаза и разинув рты. А потом они все начали кричать.