Песня смерти

Но делать нечего, пришлось служить.

Спустя полгода учебки, когда до дома оставалось уже половина пройденного срока, нас отправили на армейские склады, разгребать какие-то старые залежи армейского обмундирования, которые остались еще с дедовских времен.

Почему туда нельзя было послать обычных пехотинцев, не знаю, но раз сказали, что это должны сделать моряки, никогда не видевшие ни корабля, ни моря, то значит, так все и должно было быть. Такова нормальная армейская жизнь — круглое неси, квадратное кати.

Увидав эти самые склады, я понял, что проведу здесь остаток службы. Стройные ряды седых от старости ангаров уходили куда-то в даль. Это удручало. Причем не сама работа, за ней-то как раз время быстрее летит, а тот факт, как я буду объяснять друзьям и подругам на гражданке, что я сухопутный моряк.

Тем не менее, к работе мы приступили. Разгребли сначала один склад, затем другой. В основном это были залежи старого обмундирования, фасон которого устарел еще в годах шестидесятых прошлого века. И тут мы набрели на кое-что интересное — целый склад противотанковых мин. Причем, мины эти были как раз таки не очень древними.

Кое-кто даже предположил, что это какой-то вороватый армейский снабженец намутил их для своих дел и припрятал до лучших времен на этих складах, в которые не планировалось заглядывать еще лет пятьдесят.

А тут мы. Нашли.

Один из бойцов сразу же поскакал докладывать начальству о находке, а остальные сгрудились у входа.

— Не, ну а чо, давайте глянем, что там и как? — предложил самый отмороженный наш сослуживец с распространенной фамилией Иванов. — Я так думаю, тут кое-чего можно и себе припрятать.

— Ага, а носить эту мину ты в трусах будешь. — ответил я под дружное ржание товарищей.

— Не умеете вы мыслить стратегически! — унизил нас словами Иванов и закурил сигаретку, за что тут же получил от меня весомый подзатыльник.

— Ты что, придурок? Здесь мины и еще ни пойми что хранится, а ты окурки свои будешь разбрасывать.

— Да чего им будет, минам твоим? У них наверное и запала-то нет. — быстренько затушив цибарку, гений стратегии почесал ушибленный затылок.

Мы постояли несколько минут, перекидываясь мнениями о находке. Пока один из ребят не крикнул, что начальство едет. Тогда наше внимание сосредоточилось на выходе.

В этот-то момент дурной Иванов и улучил момент, чтобы достать из ближайшего ящика противотанковую мину.

— Что-то она легкая! — покряхтывая от натуги, он продемонстрировал ее нам.

Часть ребят тут же порскнула в стороны. Я остался стоять на месте.

— Ты что, дебил, делаешь? — задал я риторический вопрос. — Положи ее на место!

— Да она пустая наверное! В ней не только запала нет, но и пороха.

Я протянул руки и попытался вырвать находку у придурковатого сослуживца. Тот вовремя увернулся и бросил ее на пол. Я замер, боясь даже вздохнуть.

— Видал? Звук пустой. В ней ничего нет! — заявил Иванов и сделав максимально высокий прыжок, приземлился прямиком на мину.

Раздавшийся взрыв я не услышал и даже не почувствовал. В одно мгновение все как-то самом собой прекратилось. Жизнь. Окружающее меня пространство. Все. Остался только чистый женский голос, тянущий заунывную тягучую мелодию.

Не понял, а что произошло?

Голова гудела как с дикого похмела. Во рту стоял кислотно-приторных привкус рвотных масс, а мочевой пузырь, казалось, лопнет от перенапряжения.

С трудом разлепил глаза. Темно. Ночь, наверное. Где я? Кто я? Как будто мешком пыльным по голове шарахнули — пустота в голове. Так, вспоминай, дружок-пирожок. Откуда это? Кажется из детства! Во! Воспоминания возвращаются. Помню боевые искусства, солдатиков, качалку, армию… Иванов, сука! Чуть не убил!

Ну, если прикинуть, что я сейчас мыслю, дышу, болею с похмелья и дико хочу поссать, то я, определенно, живой!

Блин, что-то я себя как-то не так ощущаю. Не в смысле похмелья, а в смысле, что вроде как что-то не то.

С моим телом что-то не то. Ощупал себя. Руки худые, грудь впалая. Это что ж меня так в госпитале высушило? Сколько ж я здесь нахожусь? Знатно, видать, меня осколками посекло!

Опускаю руки чуть ниже, к самому заветному. Так, а это что у нас? Не понял. Это явно не член. Это… Это… Это змея. Змея? Ко мне в штаны забралась змея!

— Змея!!! — во всю глотку заорал я и задергался на своей кровати.

Тут же поднялся какой-то переполох, включился свет и я ох… удивился, короче.

Я находился в казарме. Ну, типичной такой казарме. Только вот это была не моя казарма. Даже не так: она была вообще не нашей казармой! И люди, странные люди, одетые в армейскую вроде форму, но с какими-то аксельбантами, странными погонами, в руках у некоторых кортики и даже шпаги, а у одного прямо из руки горит огонь. Круглый такой, шарообразный. Фаербол типичный.

— Беляев, твою мать! Ты дворянин и солдат Российской империи, а кричишь как баба оглашенная!

После этих слов меня почему-то вырубило. Очнулся я в местном госпитале. И тут выясняется такое!

Вот это я попал!

Если кратко, занесло меня волею судьбы, или еще кого-то там, в Российскую империю двадцать первого века. Что, не слыхали о ней? Как это? А люди тут вот живут и наоборот, про мой родной мир с телевизорами и чикен мак нагетсами ничего слыхом не слыхивали.

Вот и получается, что я попаданец. Причем попаданец с большой буквы. Потому как сейчас я, или, если правильно сказать, бывший носитель этого тела — Олег Георгиевич Беляев, проходил срочную службу в армии его величества императора Всероссийского Александра VII.

Все бы ничего, только этот мир наполнен магией и по пути прогресса как-то не пошел. Здесь не распространено электричество и порох. Здесь нет телевизоров и интернета. Зато есть телепортация, магия стихий и много чего еще интересного.

А самое интересное, что попал я в тело щуплого дрыща. Но не простого. А потомственного дворянина из рода Беляевых. Род старый, но в данный момент малоизвестный и порядком обедневший.

Так вот, Олег Георгиевич решил поправить свое материальное положение и отправился на государеву службу. Да вот незадача: в чиновники, без обязательной армейской службы для мужчин, не попасть. Ну вот совсем! Был бы он из более зажиточной семьи или там из приближенных к сильным мира сего, то его бы зачислили в какой-нибудь полк еще при рождении. А при достижении восемнадцати лет, он уже не только человек в высоком армейском чине, но и ветеран нескольких войн и почетный медалист.