Песочный принц в каменном городе

— Пойдем знакомиться с коллективом, — сказал директор.

Для знакомства пришлось спуститься на улицу к курившей симпатичной блондинке.

— Лена…

Она окинула нас упрекающим взглядом — мол, чего прервали? Директор как-то виновато посмотрел на нее, потом на меня.

— Вот. Наташа. Хочет у нас работать. Компьютером владеет, но 1-С не знает.

Я напряглась. По всему выходило, Лена здесь за главную, а директор для прикрытия, и от этой Лены зависело, как долго мне еще голодать.

Молчание тянулось очень долго, как по мне — бесконечно, вдруг Лена приветливо улыбнулась.

— Ничего. Научу.

Таким образом, это был второй человек в очереди на мои поцелуи. Знакомство с коллективом продолжилось. Мы снова зашли в офис — пусть так, офис, польстим этой общаге.

В одной из комнат сидели двое: женщина лет пятидесяти и молодая девушка лет двадцати. Красивая и тоже блондинка. В Одессе вообще много блондинок, как я успела заметить.

— И как тебя зовут? — спросила блондинка.

Тон капризный, но ссориться в первый день не хотелось

— Наталья.

— Наталья?

Брови девушки недовольно поползли вверх.

— Тяжелый характер.

Прямо в точку, но, по всей видимости, и у тебя не простой.

— Здесь есть одно правило, — продолжила девушка, — все мальчики наши. Все хорошие мальчики. Мои и Ленкины.

Я поторопилась отмахнуться — мне сейчас не до них.

— Наташа, — представилась девушка. — А это, — рука плавно указала на рядом сидящую женщину, — Андреевна.

Теперь понятно, почему она знала о моем характере. Действительно, двум Наташам на одной территории тесновато.

Я часто сталкивалась с Наташами — иногда от столкновения искры летели. Да и вот, из последнего — ту, что увела у меня Артема, тоже Наташей зовут.

Но Лена мне понравилась — объясняла доходчиво и быстро. Я решила, что мы обязательно подружимся, ведь нас в офисе всего четверо — директор, Андреевна, ваяя Наташа и Лена, и мы примерно одного возраста. Директора и Андреевну вычеркиваем — не та весовая категория, а с девчонками, была уверена, сойдемся быстро.

И ошибалась. С ними мне предстояло пройти и через бойкот, и через предательство, и через угрозы.

Но пока я радовалась, что работаю не за прилавком, а в офисе, и хотя должность звучала малопривлекательно: «оператор ПК», и работала я до позднего вечера, здесь мог быть карьерный рост.

И новые отношения. Я старалась забыть Артема.

Ребята, которые так же числились в нашей компании, но работали на складе, говорят, были симпатичными.

И слухи подтвердились. Как-то в кабинет, который мне делили с Ленкой, заглянули двое привлекательных парней, бросили пару шуток и ушли.

— Вот запомни, — Наташка зашла в кабинет, — это и есть наши мальчики. И они, как мы договаривались, заняты.

Я кивнула. Пусть так. В сравнении с Артемом они все равно проигрывали. Только работа. И я с головой ушла в нее и попытки обрести первых друзей в Одессе, не смотря на игнорирование коллектива.

Я слышала, делались ставки, сколько я продержусь. Не огорчать же их — держалась, работала, молчала, злилась, отбивалась от шуток в свой адрес и все меньше и меньше делала ошибок в накладных.

И все бы хорошо, жить можно, если бы день не сменялся вечером, когда предстояло идти к троллейбусной остановке вдоль кладбища, и вечера — ночью и сном в обнимку с ножом.

Когда люди спорят: есть ли Рай, Ад и так далее, мне становится смешно. Есть. И Адом для меня стала та осень в Одессе.

На улице становилось все холоднее, соседи никуда переезжать не собирались, а бабка не спешила ко мне с обогревателем.

Новая порция снега с неба — транспорт задерживался, ломался, отказывался выходить из депо, стены в съемной лачуге покрылись моросью, от одежды стал исходить неприятный запах, я забиралась в ледяную постель, предварительно надев двое гамаш, двое носков, варежки, укутавшись в дубленку-подделку и приказывала себе спать.

Просыпалась в пять утра, смотрела на звезды с неприязнью, стучала зубами от холода, надевала затхлую одежду и в шесть выезжала на первых трамваях. Конечно, если имели честь приходить.

Дорога с пересадкой занимала два часа — это если повезет, и трамвай не сломается, а иногда приходилось сидеть в пустом обледенелом транспорте и ждать, когда дадут ток.

Накладные, десять вечера, дальнобойщики, сальные ухмылки — и опять Ад.

У Данте говорилось о девяти кругах, я прошла девяносто — три месяца, вплоть до Нового Года.

На работе со мной, по-прежнему, никто не общался, я была в вакууме, но странно, ни разу не подумала о том, чтобы уехать домой, туда, где тепло и где тебя всегда ждут…

Я похудела, прическа из модной снова превратилась в хвост, одежда поизносилась и болталась, иногда я слышала насмешки по этому поводу или мне так казалось — не скажу точно.

Денег катастрофически не хватало, квартплату в очередной раз подняли сразу вдвое, тазик лопнул, одежда отсырела, я простыла, кашель разрывал легкие, а за стенкой слышалось ворчание:

— Меньше курить будешь, курва!

Видимо, мой кашель был слышен и в соседнем флигеле, потому как однажды в дверях возникла улыбчивая бабка с самодельным обогревателем, впихнула его у изголовья, и дав наставления по эксплуатации, удалилась.

Благодаря обогревателю, за два дня я отогрелась, температура чуть спала — снова на работу. И снова столкнулась в дверях с одной из теток.

— Похолодало, правда? — спросила она.

И даже улыбнулась.

— А бабушка наша отказывается включать отопление, — продолжила тетка. — Говорит: дорого, рано еще. Терпите или переезжайте.

Я снова не отреагировала. Не нравятся мне резкие перемены. Не верю в них.

— А у тебя в комнате тепло?

Я молча прошла мимо, и этого мне не простили.

Вечером, едва я переступила порог холодной комнаты, ворвалась бабка, гневно сверкнула глазами и унеслась с обогревателем. На кухне послышался дружный смех.

В том, чьих это рук дело, сомневаться не приходилось.

Простуда усилилась, кашель тоже, я практически не могла спать — задыхалась, скандалы за стеной и в мой адрес слышались уже отчетливей. Иногда под дверью обнаруживала цыганскую иглу или пучок седых волос. Иногда выходить из комнаты не хотелось, вставать не хотелось.