Песок

Она заметила на стене маленькие черные точки — людей, которым повезло, и позавидовала, что у них есть этот дом, эта крепость, защищающая бурлящий жизнью Спрингстон. Так решался вопрос защиты от ветров с востока — другой вариант решения той же самой проблемы можно было видеть в Шентитауне. Общим было то, что мир пребывал в движении. Пески постоянно перемещались, наступая с востока на запад. Прогрессировали, как говорил ее отец. Постоянно прогрессировали с востока на запад.

Вик развернула бинокль в сторону Шентитауна, где среди дюн двигались люди. Не было дня, чтобы не обрушился какой-нибудь дом. Ритмичный стук молотков был столь же неизменным, как и ветер. Строительство и разрушение. Разрушение и строительство. Люди прокладывали туннели сквозь дюны, когда те смыкались вокруг их домов. Черный ход превращался во входную дверь. Коврик у входа вытряхивали и перекладывали. Приспосабливались и выживали. Жизнь продолжалась.

Люди, конечно, погибали. Дома обрушивались посреди ночи. Песок мог ворваться сквозь пролом в стене в любую минуту. Люди горевали, скорбно закрывая лица руками, а потом вновь начинался ритмичный стук молотков строителей, подобный крику новорожденного.

Перемены в Шентитауне происходили постепенно и непрерывно. Дюны скользили и перемещались, и к ним приспосабливались жившие вокруг люди. Перемены отнимали последние силы, но такова была жизнь. Каждый день почти не отличался от предыдущего. Невзгоды стали привычным делом, и с ними можно было справиться. Время. Дюны. Общество. Люди. Все они прогрессировали, как сказал бы отец.

На все эти мысли отвлекалась Вик, разглядывая в бинокль линию между Шентитауном и Спрингстоном и думая о жизни и переменах, вместо того чтобы думать о еде и о том, что делать дальше. Изнывая под жаркими лучами высоко стоящего солнца, она услышала, как Палмер откручивает крышку своей фляжки, и поняла, что у них обоих вода на исходе. Трудно было принимать разумное решение, когда речь шла в том числе и о жизни брата. Вик привыкла рисковать только собой, предпочитая нырять в одиночку.

— Что ты видишь? — спросил из багажника Палмер.

— Одну лавку возле рынка, — ответила она. — Возможно, лучший для нас вариант.

Она навела бинокль на лавку, которой предстояло стать их оазисом. Они могли припарковаться неподалеку, зайти, бросить на прилавок несколько монет и предупредить насчет людей Брока. Вик увидела державшую лавку семью: женщина сгребала песок в кучи, а двое детей таскали его к дюнам. Возможно, удалось бы встретить там этих детей и заплатить им, чтобы вынесли еды. Она наблюдала за их работой, не желая спешить с каким-либо выводом, и мысли ее вернулись к тому, как живут среди дюн в Спрингстоне и в Шентитауне. Именно отсюда открывалась идеальная возможность увидеть их оба во всей красе. В Шентитауне постоянная борьба с песком порождала тянувшиеся на протяжении поколений несчастья, равномерно распределенные во времени. В Спрингстоне же люди жили под защитой от песка, посреди ровной пустыни и высоких зданий, куда редко врывались дюны. Поколение сменялось поколением, годы бедствий накапливались за шатающейся стеной, и масса эта все нарастала.

Каким-то образом Вик поняла, что происходит, еще до того, как все началось. Возможно, живя среди бандитов, часто хваставшихся своими планами, живя с Марко, она начала думать так же, как и они. А может, все дело было в маленьких черных фигурках, которые вдруг начали бегать вдоль стены, прогоняя оттуда людей. Или сперва послышался звук, а потом ее мозг заработал с такой яростью, с такой скоростью, что мысли промелькнули в мгновение ока. Казалось, будто прошли минуты, будто все ее размышления о большой стене и грядущем человечества пронеслись между первым отдавшимся в ее груди ударом и последующими признаками катастрофы.

А может, это было лишь стечение обстоятельств, дайверская интуиция. Рассказ Палмера о ящике с бомбами, способными уничтожить Спрингстон, старая мечта безумных заговорщиков и революционеров, умевших лишь разрушать, но не создавать. Так или иначе, взгляд ее был устремлен на большую стену, когда все случилось. И перед ее мысленным взором возник образ множества падений человечества.

Мысли неслись с головокружительной быстротой. Она видела сменяющие друг друга эпохи, империи, которые приходили и уходили, оставляя после себя лишь историю и легенды. Конец их был как неизбежен, так и непредсказуем, и каждый раз становился все катастрофичнее. Никто не думал, что конец наступит при их жизни. Люди смотрели на высокую стену из бетона и железных прутьев, полагая, что ее падение увидят их дети или внуки. А потом следующие поколения построят новую стену, прочнее и выше. Как и при каждом очередном падении.

Тем временем песок по другую сторону стены становился все тяжелее и тяжелее. По одной песчинке зараз. Как часы. Как тикающий таймер бомбы. Или целая их цепочка — десятки похожих на хлебные буханки бомб, закопанных вдоль подножия стены посреди ночи, размещенных там одержимыми чудовищной идеей дайверами и пиратами, которые устали от прохладной тени, отделяющей один мир от другого, жестокой черты между теми, кто тяжко трудится весь день, и теми, кто может позволить себе подождать.

Теми, кто думает, будто может позволить себе подождать.

Тик. Тик. Тик. Песок и секундная стрелка. Вик смотрела с верхушки дюны, с палубы сарфера ее погибшего любимого, и к горлу ее подступала тошнота, всепоглощающий ужас, промелькнувший в ее мыслях, когда в груди ее отдавались глухие удары.

Приглушенный грохот походил на неритмичный бой барабанов: бум… бум-бум… бум. Бум.

А потом мир пошатнулся. То, что должно было выдержать любые удары, горестно склонило голову. Тело вздрогнуло, теряя равновесие, из-под ног выбило почву. Вик не сводила взгляда с происходящего, прикрыв рот рукой. Послышался заглушенный платком крик Палмера, который спрашивал, что случилось.

Те, кому больше всех повезло в жизни, стали самыми невезучими. Тех, кто жил ближе всего к стене, раздавило на месте. Те, кто жил внутри ее, попросту исчезли. Именно им было что терять, и они потеряли все. Песок, которому они позволяли накапливаться в течение поколений, хлынул вниз, довершив начатое бомбами. И бетонная плита высотой с многие пескоскребы с грохотом обрушилась плашмя.

Дюна, на которой стояла Вик, задрожала. По склонам всех окрестных дюн потек песок, поскольку гравитация и сотрясение земли заставили их всех потерять по дюйму высоты. Вик почувствовала удар о палубу сарфера подошвами своих ног. Мгновение спустя пришел грохот, глухой рев глубоко в груди. А потом в сторону Спрингстона скользнула огромная волна песка, неестественная дюна, желавшая обрести свой законный уровень, стекая будто вода на пескоскребы, рынки и площадь. Здания рушились, теряя опору, с верхних этажей сыпались маленькие черные фигурки, жестоко вышвырнутые из своих семейных жилищ.

Песок катился все дальше. Разлившись вширь, он зацепил Шентитаун, тех немногих, кому не повезло жить вдоль края тени, захватывавшей часть домов во время летнего солнцестояния. Они тоже погибли. Уцелели лишь те, кто жил дальше. То, чего ожидали спустя десятилетия, свершилось в один миг. Шентитаун стал новым Спрингстоном. И еще Вик увидела, что песчаный поток захватил в том числе и «Медовую нору», прямо на нечеткой линии между самим городом и окрестностями.

Ее мать погребло под песком. Город погиб. И где-то сейчас радовалась небольшая группа мужчин.

Ветер усилился. Казалось, сами небеса приспосабливались к новому миру. Заскрипел гик сарфера, шевельнулся главный парус. Палмер что-то кричал. Не обращая на него внимания, Вик прыгнула обратно на сиденье и, схватив тросы, натянула их что есть силы. Кливер развернулся с могучим хлопком, и сарфер устремился вперед. Вик вела его в опасной близости от края дюны, борясь с рулем. Мысли лихорадочно сменяли друг друга. Она направлялась туда, где в последний раз видела «Медовую нору». Когда-то она поклялась никогда больше туда не возвращаться. Но теперь ей хотелось оказаться там как можно быстрее.