Пёстрые истории о школе и не только…

– Два! – и я вижу её, возвышающуюся над собой.

«Да у неё усы! – мелькнуло в голове. – Как у тигра, когда дрессировщик резко тычет ему в морду хлыстом, а тот, оскалившись, рычит».

Теперь я понимаю. Ну, подойди учительница, возьми мой учебник и положи его на свой стол. Всё. Или прерви объяснение и скажи с улыбкой: «Давайте подождём, когда она обернёт учебник». Мне было бы стыдно, и я бы не притронулась к обложке. Но нет.

– Два! В журнал!

Через неделю на уроке конституции учительница (вот убей, не могу вспомнить, как её звали) вызывает меня. Я встаю и молчу. Не знаю, что со мной, просто не хочу отвечать.

– Два! – не криком, а таким тихим зловещим голосом сказала она, что её усы застыли как придорожные столбики.

Ещё неделя прошла. Две двойки. Кошмар! А за это время прошли другую статью о том, что каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Я учу уроки.

Последний урок по Конституции. Через неделю конец четверти. Вызывает. Молчу. Ещё двойка. Три двойки! За четверть будет двойка. Как пережить это?

Теперь-то я уверена, что не я одна не сплю ночами, не спит и учительница. Кто на педсовете разрешит ей поставить два в четверти по Конституции? Не по математике, не по физике, а по Конституции? Вызвали в школу маму.

У нас красивая школа. Широкий коридор, на подоконниках горшки с цветами. Так заведено, что на переменах ученики прогуливаются по коридору. Идут по двое, по трое, разговаривают, повторяют уроки. Дежурные учителя не разрешают сидеть на банкетках, сгоняют двигаться, двигаться.

Мы стоим у подоконника: учительница, мама и я. На нас все смотрят, кто с любопытством, кто с сочувствием. На маме белый шарф с длинными кистями. Мама нервно заплетает кисти в косички, учительница говорит, говорит, говорит. Поток прогуливающихся замедляет шаг, проходя мимо нас, прислушивается. Когда я увидела третью косичку на мамином шарфе, меня как ошпарило! «Что я делаю? – пронеслось в голове. – Чем я лучше “усатого тигра”? Маме это за что?».

– Я знаю все параграфы, – быстро сказала я. И начала рассказывать и о достоинстве личности, и о праве на свободу и личную неприкосновенность, и о праве на защиту своей чести и доброго имени. Усы покорно улеглись и поплыли в улыбке вместе с губами. «Сейчас замурлычет», с отвращением подумала я.

В журнале появились две пятёрки: одна задним числом перед двойками, другая – после двоек. Инцидент исчерпан. В четверти вышла тройка. Единственная.

А самое интересное – это то, что мама меня не ругала, мы даже не вспоминали об этой ситуации. Почему же она так врезалась в мою память?

Лаборантка

В школе по физике у меня была четвёрка. Это было более чем странно: я физику не знала совсем, как и не знаю до сих пор, например, как ток бежит по проводам. Меня ни разу за три года (с восьмого по десятый класс!) не вызывали к доске. Откуда четвёрка, спросите? Заработала! Учительница по физике, Александра Фёдоровна, говорила: «Девчонки физику не знают. Поэтому идите, Калинин и Румянцев, к доске решать задачи». Доска делилась пополам, на ней появлялись формулы, цифры, а мы переписывали всё в тетрадки.

Бывало и так, что задачу не могли решить ни ребята, ни Александра Фёдоровна сама. «Приехали! – радостно восклицала она. – Спрошу у сына, разберём задачу на следующем уроке». Александра Фёдоровна очень гордилась своим сыном, физиком, выпускником Физфака МГУ. На следующем уроке разбиралась задача, Александра Фёдоровна объясняла, Калинин и Румянцев скрипели мелом по доске, а мы ручками по тетради.

Для лабораторных работ класс был разбит на тройки: «мозги, практика и лаборант». Мне повезло: я была лаборантом при Калинине и Румянцеве. Особенно я любила взвешивать. Я брала деревянную коробочку на крючочках, открывала её, доставала пинцет и осторожно клала на весы маленькие гирьки – разновесы. Ребята решали задачу, сдавали учительнице, и мы получали за лабораторную работу оценки: Калинину и Румянцеву – по пятёрке, а мне – четвёрку. Мне больше и не надо было. И так три года. Один раз я болела и пропустила лабораторную работу. «Мы так намучились с этими гирьками», – сказали ребята, – «то уроним, то не довесим, то перевесим, еле уложились по времени. Тебя всё время вспоминали». Было так приятно услышать это. Я почувствовала свою значимость, может не зря ставили мне четвёрку?

Нам нравилось в Александре Фёдоровне то, что она не возвышалась над нами, не стеснялась сказать, что не знает чего-то, мы ждали её очередного «Приехали!». Правда, иногда мы думали, что она нарочно так говорила, чтобы ещё раз похвастаться своим сыном, его успехами.

Раньше мы жили в переулке у Проспекта Мира, рядом с метро «Рижская». Недалеко от метро – Рижский рынок, который мама любила. Мы и потом, когда переехали на Плющиху, ездили туда покупать клюкву, морошку, бруснику и чернику. Однажды мы поехали туда за клубникой. Идём по рядам и вдруг я резко остановилась. Наша Александра Фёдоровна продаёт клубнику! Я так испугалась, растерялась, начала тащить маму в другую сторону, мама не могла понять, что со мной, а я боялась, что мама увидит нашу учительницу за прилавком. Мы же думали, что наши учителя – неземные люди! Как это смешно теперь, когда мы видим наших учителей и не в таких местах, и не в таких ситуациях, но тогда они всё-таки были на пьедестале!

Я не умею хранить тайны, но о том, что увидела Александру Фёдоровну, торгующую клубникой на рынке, среди бабок, я не рассказала никому.

Теорема

Я верю, что мечты сбываются! Если очень-очень чего-нибудь захотеть и думать об этом постоянно, представляя себе, как это может осуществиться, то обязательно всё произойдёт. Это проверено не раз.

Мы каждый год сдавали экзамены. В начале сентября нам раздавали брошюры с билетами для подготовки к экзаменам по всем предметам. Страницы были чёрканы – перечёрканы галочками, вопросами, кружками. По этим признакам можно было увидеть, как человек готовился к экзаменам.

Я боялась экзамена по геометрии. Галина Николаевна, учительница математики, из кожи вон лезла, чтобы подготовить нас к экзаменам. Она была влюблена в свою математику. Я смотрела на неё во время объяснения материала. Маленького роста, изящная, она порхала перед доской, вся выпачканная мелом, чертила треугольники, в которых я видела царский трон (прямой угол), кресло с уютно откинувшейся спинкой (тупой угол). Каждый начертанный треугольник Галина Николаевна как бы поддерживала рукой, вытаскивала из угла биссектрису, следя, чтобы угол честно делился пополам.

Она чувствовала все эти предметы, видела их в объёме. Я не видела. Я видела её улыбающееся симпатичное лицо с ямочкой на правой щеке. Вот она поддерживает треугольник правой рукой, ямочка улыбается нам, вот левая рука подхватывает другой треугольник, ямочка улыбается фигурам, начертанным на доске. А я гляжу на доску, как кошка, которая «смотрит» хоккей по телевизору.

Галина Николаевна предложила нам сделать модели разных теорем, тогда на экзамене нам не надо будет чертить на доске, возьмём готовую модель и будем доказывать теорему, держа модель в руках.

Я обратилась к соседу Мише. Он уже стал студентом первого курса Авиационного института.

– Мишель, сделай мне модель теоремы для экзамена по геометрии, – попросила я.

– Какой теоремы? – уточнил Миша.

– Всё равно, какой, – не задумываясь, ответила я. – Какую тебе легче сделать.

– Ладно, – согласился Миша. – Я тебе сделаю модель «Подобие треугольников». Сможешь три теоремы доказывать: первый признак подобия треугольников, второй и третий признаки.

И Миша сделал мне такую красивую модель! Два треугольника (большой и поменьше) выпилил из фанеры лобзиком, ошкурил, покрасил морилкой, покрыл лаком. Нанизал их на круглую палочку, натянул красивые нитки так, что получились треугольники, подписал буквы и, что самое главное, рассказал мне эти теоремы, показывая на модели. Он также, как и Галина Николаевна, с любовью гладил дощечки, нитки, показывал углы… и я запомнила: «Если два угла одного треугольника соответственно равны двум углам другого треугольника, то такие треугольники подобны». И так все три теоремы!