Пьесы (сборник)

Убивал Кухулин королей, Королей и сынов королей, И драконов, живущих в озерах, И колдуний, летающих в небе, И Банаков, и Бонаков, и лесных людей.

Дурак уходит в боковую дверь, и последние слова говорит уже за кулисами. В большую дверь на заднем плане входят Кухулин и Конхобар. Еще из-за кулис доносится раздраженный голос Кухулина. У него темные волосы, и ему лет сорок с небольшим. Конхобар намного старше, и он опирается на длинный посох, украшенный или искусной резьбой, или золотым набалдашником.

КУХУЛИН.

Я убивал без твоего приказа И награждал без твоего приказа, И, верно, из-за этого решил ты С меня взять клятву верности. Теперь же Ты требуешь совсем другую клятву, Меня почти рабом ты хочешь сделать Из-за юнца, приплывшего от Айфе И стражника убившего.

КОНХОБАР.

Он прибыл, Тебя ж не видно было и не слышно. Охотился ты иль плясал с друзьями?

КУХУЛИН.

Его прогоним мы, но я свободен. Пляшу, охочусь, ссорюсь я, влюбляюсь, Когда и где мне самому угодно. И если б жидкой кровь твоя не стала, Увы, с годами, ты б меня не трогал.

КОНХОБАР.

Я детям сильную страну оставлю.

КУХУЛИН.

Ты хочешь, чтоб тебе я подчинился, Чтоб следовал во всем твоей я воле, Бежал к тебе по твоему приказу, Сидел в совете между стариками; И это я, чье имя охраняет Наш край теперь, и, помнится мне, в прошлом Изгнал я Медб, и северных пиратов, И сорхских королей числом до сотни, Да и царей богатого Востока. Зачем же мне, который с трона Тебя не дал согнать, еще и клясться, Как будто я король у свиноводов, Как будто я у очага потею, Как будто я руками лишь рисую Узоры на золе? Неуж и вправду Ленив я так, что без кнута не стану Тебе служить?

КОНХОБАР.

При чем тут кнут, воитель? Да нет, сыны меня, как день, так мучат, Мол, никакого с Кухулином сладу И в будущем, как быть с ним, мы не знаем, Коли его не купишь, не сломаешь. Тебя не станет, где искать защиты? Земля горит, где он огнем проходит, Над ним у времени нет власти.

КУХУЛИН.

Вот славно! Так что же, подчиняться мне придется Юнцу, коли его посадишь ты на трон, Как будто это ты?

КОНХОБАР.

Да уж, наверно. Ведь сын мой королем верховным будет, А ты, хоть пламя в жилах у тебя И твой отец пришел к нам с солнца, ты Один из королей и голос твой Не громче всех других в делах державных И тише, чем у сыновей моих.

КУХУЛИН.

Ну что ж, мы честно все обговорили. Когда умрем с тобой, вот будут толки О нас повсюду. Помнишь, молодые, Мы видели, как облако рдяное Парило над землей? Оно исчезло, И мы свершили больше, чем другие, Так будем честны. Конхобар, не любы Мне сыновья твои – нет в них размаха, Нет крепости в костях, им стелют мягко, А мы с тобой довольствовались малым.

КОНХОБАР.

Ну да! Что ж ты детьми не обзавелся?

КУХУЛИН.

Уж лучше вовсе не иметь потомства, Чем быть отцом иль бледной немочи, Иль дурака, иль жалкого урода В том доме, где я радовался жизни.

КОНХОБАР.

Ты врешь, хоть честностью своей хвалился. Нет, всякий муж, владеющий землею, Ее желает завещать потомку, Чтоб имя сохранить свое в веках, И горю нет предела для того, Кто все именье отдает чужому, Как ты отдашь.

КУХУЛИН.

Наверно, это правда, Но не для нас. Нас арфы будут славить.

КОНХОБАР.

Играешь ты словами, как законник, Не вкладывая в них души. А мысли Твои я знаю, ведь недаром чашу И плащ один делили на двоих. Тебя ли мне не знать? Во сне ты плакал О сыне, правда, помню я, так горько, Что встал я на колени и молился О сыне для тебя.

КУХУЛИН.

Тогда ты думал, Что буду я послушен, как другие, Коль стану им подобен; нет, не вышло; Я не такой, и не было резона, Я не хотел свою породу портить, Хоть некогда владыка неба ястреб, Породой поступившись, жизнь мне дал, Зачав меня от смертной.

КОНХОБАР.

Так всегда. Насмешничаешь ты над здравым смыслом, Иль всё тебе, иль ничего не надо. Да нет на свете юноши такого, Который всем бы угодил тебе.

КУХУЛИН.

Ни дом, ни имя я не завещаю Тому, кто убоится и не выйдет Со мной на поединок.

КОНХОБАР.

Что ж, ты быстр, Силен и безразличен к здешним девам, Так почему б тебе не влезть на гору И не поймать небесную красотку, А то на берегу ты подстерег бы Принцессу из морского королевства.

КУХУЛИН.

Не богохульник я.

КОНХОБАР.

Ты презираешь Ирландских королев и не признаешь Своим ребенка.

КУХУЛИН.

Это ты сказал.

КОНХОБАР.

А я ведь помню, как ты похвалялся, Когда на празднике напился эля, Что, воинскому делу обучаясь В Шотландии, там королеву встретил С лицом, как камень, белым и, как пламя, Власами рыжими. Других любил ты, Но от нее, воительницы храброй, Лишь от нее вдруг захотел ты сына.

КУХУЛИН.

Смеешься над «воительницей храброй», Ведь с прялками тебе привычно знаться, Ты терпишь рядом только тех из женщин, Которые твердят ежеминутно: «Ах, как ты мудр!» — «Не хочешь ли ты кушать?» — «Что мне надеть, чтоб угодить вам, сэр?» Так гомонят они все дни и ночи. Воительница! В этом нет насмешки, Ведь ты ее не видел, Конхобар, Когда, откинув голову назад, Она смеялась, с тетивой на ухе, Когда она серьезно рассуждала, Сев к очагу, и, будто от вина, Взгляд у нее темнел, когда любовной Она пылала страстью… Пусть бездетна, Она прекрасней всех на свете женщин, Она могла бы королей рожать.

КОНХОБАР.

Ты помнишь ли, о чем мы говорили? Известна мне та женщина, которой Хвалы теперь возносишь – это Айфе. Возненавидела она тебя И не упустит шанса, чтоб потуже На Кухулине петлю затянуть Иль земли захватить твои, на помощь Призвав все воинства на свете.

КУХУЛИН.

Что же, Меня совсем не удивляет это, Ведь для меня любовь, что поцелуй Во время битвы или перемирье Воды и масла, света с темной ночью, Горы с долиной, огненного солнца С холодною, скользящею луной — Короткой передышкою в войне Противников, не знающих покоя В три раза дольше, чем известен край наш.