Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

С у л ь м и н а. И поглядеть не даешь, столько годов прошло…

С у л ь м а. Что тебе за прибыль — глядеть? Мне надо поговорить с паненкой. Не мешай. (Подталкивает ее к выходу.)

С у л ь м и н а. Ухожу, ухожу! Спокойной ночи, паненка. Ежели что, кликните, я всегда… (Уходит, оглядываясь и вздыхая.)

И о а н н а (после ухода Сульмины). Круто вы с женой, Сульма.

С у л ь м а. Нелегкая ее сюда принесла. Лучше б она не знала. Чего доброго, пойдет по людям разносить…

И о а н н а. Ничего страшного не случилось, ведь не преступление, что я сюда пришла.

С у л ь м а. Конечно, нет, но и трезвонить об этом незачем. Уж я ей дома накажу… (Вдруг,

озабоченно.) А вы, извиняюсь, в самом деле хотите тут ночевать?

И о а н н а. Да, пан Сульма. Хочу провести еще одну ночь в родном доме. Раз уж так получилось… Побыть одной, в тишине, когда нет чужих… Хочу остаться наедине со своими мыслями… Разумеется, это не значит, что вам надо немедленно уходить. Ночь длинная.

С у л ь м а (растерянно). Верно, ночь длинная…

И о а н н а. К тому ж возвращаться в город уже поздно.

С у л ь м а (неуверенно). Я бы мог проводить…

И о а н н а. Что вы, пан Сульма! Два километра туда, два обратно — итого четыре! Нет, поговорим немного с вами, потом вы пойдете спать, а я посижу, может быть, полежу… вот хотя бы на этом диване, а утром выскользну, — я уверена, меня никто и не заметит. Разве что вы мне не разрешите, пан Сульма, тогда скажите откровенно!

С у л ь м а (задетый). Неужто выкину вас…

И о а н н а. Вы знаете, я уже однажды уходила из этого дома… в сорок пятом… И верьте, мне вовсе не легко было прийти сюда сегодня. Но если я уже очутилась здесь, то на сей раз хотела бы уйти сама, а не потому, что меня выгоняют… Не знаю, достаточно ли понятно я говорю?

С у л ь м а (сосредоточенно слушает, потом, кивнув головой). Ежели правду сказать, так у меня другое дело, попроще. Спросить я вас хочу кое о чем, но чтобы как на исповеди… Люди разное говорят. Одни — что у нас все изменится и к старому вернется. Другие опять же — что уж ни за что, никогда. Так вот, вы ответьте, — по-вашему-то, как будет?

И о а н н а (озадачена). По-моему? А зачем вам мое мнение?

С у л ь м а. А затем, что коль вы уж пришли в этот старый дом, я должен знать… Иначе мне трудно будет говорить с вами так, как положено говорить человеку с человеком…

И о а н н а (после паузы). Если скажу искренне, вы мне все равно не поверите. Впрочем, мне действительно не так просто рассуждать об этих делах, как другим… Я бы хотела… (Обрывает.)

С у л ь м а (испытующе смотрит на Иоанну). Небось думаете: может, вернется еще все прежнее. Ну, а как же иначе? Таким, как вы, по-другому и нельзя рассуждать. Тогда я вам скажу, честно скажу, чтобы вы поняли, в чем дело: речь идет не только о тех больших делах, про которые в газетах пишут, но и о нас, Сульмах! (Живо, жестикулируя.) Помните, я сызмальства печи здесь топил, паркет натирал до блеску, чтоб сиял, как хрусталь. Половину жизни ухлопал на него. Вазы, блюда фарфоровые беречь должен был пуще души своей. И не заметил, как от этого постоянного глядения на фарфор да паркет и дверные ручки, надраенные до блеска, душа моя сделалась махонькая, слепая… (Замолкает, тяжело дышит, затем после паузы.) А когда пришло это, в сорок пятом, и мир перевернулся, так меня словно бы кто в грязь выплюнул, потому — что я такое был без паркетов, буфетов, зеркал? Но я думал: останься, пережди! Долго новое не удержится, все вернется к прежнему, а ты, Сульма, сторожи! Береги панское добро, глаз не спускай, сторожи, как верный пес… (Устало замолкает.)

И о а н н а (встревоженная его вспышкой). Успокойтесь, пан Сульма, успокойтесь. Сядьте.

С у л ь м а (тяжело опускается на стул). Оставили меня, поверили… Хочешь — работай, дел по горло, а людей мало. Ну,

стал я работать. Делаю что велят, а по ночам свое думаю… Еще тогда был этот, как его, Миколайчик… (После паузы.) Еще шныряли здесь те, из леса… Бывало, зазывали к себе, спрашивали, что да как? «Присматривай за всем, — наказывали, — приглядывай, а работай спустя рукава, лишь бы не заподозрили чего…» (После паузы.) Потом притихли. Год прошел, второй, третий, а каждый за два сошел бы… Работаю да ко всему присматриваюсь, аккуратно, по совести. А когда смотришь, то видишь… Работа интересная, ой интересная! Люди молодые, ученые… И работают не ради себя. Едят кое-как, удобств никаких, веселья у них только и всего, что в нашем клубе… Показывали, объясняли, что к чему. И не успел я оглядеться, как мою слепую махонькую душонку словно кто под лампу положил, ту, большую, что в нашей лаборатории… И стал мир проясняться, и такие в нем вещи, о которых даже не подозревал, что водятся, а не только как называются…

И о а н н а (задумчиво). Слушаю, будто сказку в детстве…

С у л ь м а. Сказку? Нет, одна правда. Ныне такая правда случается, что никакому сказочнику не придумать. (После паузы.) Вроде как со мной было. Мало-помалу, год за годом, и я уже не замечал прежнего Сульмы в себе. Странно даже подумать, что когда-то он был… Перестал я ждать как дурак, да и слушать всяких. Но интересно, как дальше-то будет с тем хорошим, которое мы все строить взялись, ой как интересно!

И о а н н а (тихо). Я вас понимаю, Сульма, может быть, даже больше, чем вам кажется…

С у л ь м а. Не все понимают. Вы там, в своем мире, видите разных людей, так должны знать, что не все… Да и то сказать, трудно порой разобраться, к примеру, хоть бы и вам в себе самой — трудно… И отказаться от своего еще трудней, да от желания, чтобы старое вернулось… Нескладно я говорю, панна Иоася?

И о а н н а. Говорите, пожалуйста, говорите. Я слушаю, хоть нового вы мне ничего не сказали…

С у л ь м а (медленно поднимаясь). Да, конечно, куда уж мне придумать новое! Я только хочу, чтобы вы узнали про Сульму все как есть. Потому — вдруг вы себя тешите, вернется, мол, прежнее, и что тогда? Людям вроде меня снова в старую шкуру влезать? Нет уж, паненка, что нет, то нет! Искать тут вам, в старом доме, нечего! (После паузы, спокойно.) Извините меня, лично на вас я обиду не держу, плохого вы мне ничего не сделали… Но к той темноте, в которой мы столько лет прожили, возвращать людей не надо! Нельзя! Ни меня, ни других. Понимаете, паненка? (Строго.) Нельзя!

И о а н н а (глядя в одну точку). Искать в старом доме нечего… (Сульме.) Обидели вы меня немного, пан Сульма.

С у л ь м а. Обидел?

И о а н н а. Потому что то, зачем я сюда шла… (Обрывает.)

Оба прислушиваются. Где-то справа хлопнула тяжелая дверь, а вскоре послышался скрежет ключа в замке.

С у л ь м а (тревожно). Кто-то вошел в прихожую…

И о а н н а. Кто? Может быть, ваша жена?

С у л ь м а. Эх, нелегкая… (Быстро подходит к выключателю, тушит электричество.)

Слышны приближающиеся шаги в комнате справа. Затем открывается дверь; луч света ручного фонарика прорезает темноту — на пороге В р о н а с плащом, перекинутым через руку, портфелем и фонариком.

В р о н а (увидя застывших Иоанну и Сульму). Это вы, пан Сульма? Вы не один? (Идет к выключателю, зажигает сеет, подходит к Иоанне.) А-а! Это вы?

Поделиться с друзьями: