Пьесы. Статьи
Шрифт:
Д о к т о р. «На заднице»! Это хорошо! (Смеется чересчур громко.)
Я н (Михалу и Иерониму). Он выглядит порядочным человеком, только до крайности запуган.
М и х а л. Он думает, что именно этого мы и ожидаем от него, и, как воспитанный человек, не хочет нас разочаровывать.
И е р о н и м (Доктору). Как это случилось, что вы и ваша семья остались в городке?
Д о к т о р (не прекращая осмотр). О! Видите ли, господа, впервые в жизни я не подчинился приказу властей. Но в день эвакуации, на прошлой неделе, стоял двадцатипятиградусный
М и х а л. Мы поняли, что вы больше боялись мороза, чем своих властей.
Д о к т о р. Это тоже верно. Но я подразумевал совесть. Вы знаете, что немцы бывают разные… Именно в этом смысле я и хотел сказать — совесть у меня чиста. Зачем же мне было уходить из городка и моего дома с детьми в такой мороз? (Яну, осмотрев рану.) Ничего страшного нет, можете быть совершенно спокойны…
Я н. Вам, наверное, приходилось видеть вещи похуже?
Д о к т о р (со вздохом). Да, конечно, и не только при исполнении своих обязанностей. (После паузы, делая перевязку.) И все же никогда не знаешь, что лучше… До вчерашнего дня мне казалось, что я поступил правильно, не подвергая своих детей мучениям, которые вот уже неделю испытывают жители нашего города, эвакуировавшись невесть куда…
И е р о н и м. А теперь вы другого мнения?
Д о к т о р. Увы, есть вещи, с которыми примириться труднее, чем со смертью.
Я н. Вы хотите сказать, что вчера случилось нечто подобное?
Д о к т о р. Простите, но я не могу говорить об этом спокойно…
М и х а л. Говорите как хотите. У нас за плечами гораздо больше такого, с чем трудно примириться.
Д о к т о р. Не сомневаюсь. Поэтому я и не считаю себя вправе жаловаться именно вам… на то, что случилось вчера с нами…
Я н. С вами?..
Д о к т о р. Точнее, с моей старшей дочерью. Она еще не окончила гимназию и для меня еще ребенок… (После паузы, почти шепотом.) Увы, со вчерашнего дня она уже не ребенок…
Ян, Михал и Иероним молча смотрят друг на друга.
М и х а л. Да, но что поделать? Мы можем только посочувствовать вам… и вашей дочери…
Д о к т о р. Это большое, большое несчастье.
И е р о н и м. Я вас понимаю, у меня тоже дочь пятнадцати лет.
Д о к т о р. Теперь я себя упрекаю — зачем мы остались здесь, в пустом городке… Возможно, если бы была жива моя жена… Но что поделать, я уже несколько лет вдовец… Один со своими девочками. Они теперь так напуганы, что не хотят выпускать меня из дому.
Я н. Жаль, что мы этого не знали раньше: я бы пришел к вам сам.
Д о к т о р. Ну что вы! Пока не стемнело, мы чувствуем себя более или менее в безопасности.
И е р о н и м. Это случилось вчера вечером?
Д о к т о р. Да, около девяти часов.
М и х а л. Солдаты?
Д о к т о р. Нет. Из тех, кого привезли в окрестные поместья на принудительные работы. Многие знали меня, заходили за чем-нибудь, иногда я лечил их. Знали, что у меня растут дочери… Теперь они перебрались в город, заняли пустые квартиры.
Я н. Так, как мы…
Д о к т о р. Не смею сравнивать. Вчера вечером меня позвали к больному.
Я н. Так, как мы…
Д о к т о р. Нет. Это было подстроено.
Им нужно было заманить меня, чтобы девушки остались одни. И вот… когда я вернулся, все уже было кончено… Но зачем я говорю вам все это? Вы сами пережили столько…М и х а л. Увы, приходится расплачиваться по большому счету, вы это хорошо знаете.
Д о к т о р. Конечно. Только очень трудно, когда в счет уплаты берут то, что вообще не имеет цены. Особенно если расплачиваться приходится тем, у кого совета не спрашивали, когда открывали этот страшный счет. (Другим тоном.) Извините, а вы надолго в наш городок?
И е р о н и м. А для вас это имеет какое-нибудь значение?
Д о к т о р. Я спрашиваю потому, что послезавтра нужно сменить повязку.
Я н. Я приду к вам послезавтра.
Д о к т о р. Позвольте, я сам зайду. (Закрывает чемоданчик.) Ну, так. На сегодня моя роль окончена.
Я н. Я могу вас только поблагодарить.
И е р о н и м. Увы, кроме металлических пуговиц, у нас ничего похожего на деньги нет.
Д о к т о р. Ах, оставьте, не стоит говорить об этом! Разрешите откланяться. Вскоре стемнеет, и мне хотелось бы поскорее быть с детьми.
М и х а л. Да, конечно, вам нужно торопиться.
Д о к т о р (надевая пальто). Желаю вам того же, что и себе: спокойной ночи. (Идет к двери.)
Я н (вслед ему). Минуточку, господин доктор…
Доктор останавливается.
Хочу вас спросить. А вы… вы не боитесь… повторения вчерашнего?
Михал и Иероним с удивлением смотрят на Яна.
Д о к т о р. Если я вас правильно понял… Должен вам искренне сознаться, что… такие опасения меня не покидают. Увы, мы ведь совсем беззащитны. Я даже думаю, что и жизнь наша в опасности. Тем более что я единственный врач в этом городке и обязан открывать двери каждому, кто вздумает постучаться. Но что поделаешь? Я на все готов. В крайнем случае убьют меня, — понятно, что детей я буду защищать. А те люди очень разъярены, особенно когда выпьют. Возможно, они считают, что сейчас я и моя семья отвечаем здесь за всех немцев.
Я н. Мне кажется, что при создавшейся ситуации вам и вашим дочерям было бы намного безопасней хотя бы здесь, в этой квартире… (Михалу и Иерониму.) Как вы думаете?
Д о к т о р. Простите, как я должен это понимать? В этой квартире?
И е р о н и м. Вот именно, как ты, Ян, это понимаешь?
Я н. Очень просто. Уступим семье доктора одну из пяти комнат, подальше от входа, а мы здесь займем оборонительный рубеж впереди.
И е р о н и м. Мы — оборонительный рубеж? Впереди, говоришь? То есть там — фронт настоящий, большой, а у нас здесь будет свой маленький, совсем маленький?.. Послушай, что ты, собственно, задумал?
Д о к т о р. Простите. Вы, вероятно, подшутили надо мной…
Я н. Это не в моих правилах — шутить над людьми безоружными и беззащитными. И уверен, что мои коллеги тоже…
М и х а л. У тебя, Ян, бывают неожиданные идеи.
И е р о н и м. Я бы сказал — странные. Мне понятны отцовские чувства, но… как бы там ни было, ведь это немцы, и мы совершенно не обязаны помогать им, заботиться об их безопасности. А может быть, даже и не имеем права?
Я н. Со вчерашнего дня мы получили право выбора… как поступать… по отношению к немцам — тоже. Я уже выбрал.