Петербург

Такие вот книжно-лирические мысли бродили у меня в голове, пока я шел обратно по просеке к разрушенному супермаркету, где остался мой мотоцикл. Так или иначе, но задание Черного Шака я выполнил, теперь дело за малым – освободить Анью и доставить ее в центр разрушенного города. И еще одно. Надо постараться по возможности меньше думать об отвлеченном. Точнее, о том, что разбудил в моей голове Оператор. Или вложил в голову, что при его способностях тоже нельзя исключать.

Я чувствовал: начни я сейчас плотно думать об этом, и мои – а может, и чужие воспоминания хлынут потоком, сметая на своем пути повседневное. Мой образ жизни, мои цели, которые я поставил себе до того, как перешел границу красного Поля. И будет это уже не моя жизнь, а чья-то. Возможно, того парня, воспоминания которого мне когда-то заблокировали. Но сейчас я уже привык к другому, не исключаю, что чужому прошлому. И на кой, спрашивается, мне что-то менять? Да, я часто живу и поступаю не так, как поступили бы многие. Но это мои решения и моя жизнь. И не пошли бы лесом всякие уроды, пытающиеся в ней что-то изменить на свой лад…

До развалин я дошел без приключений, за что судьбе отдельное спасибо. Измотали меня, признаться, битвы с монстрами, Оператором, красным Полем смерти и собственными воспоминаниями. Или не собственными? А бес его знает. Много я слышал ранее о несокрушимом ментальном блоке в моей голове, который недоделанный Франкенштейн снял влегкую, от нечего делать, просто чтоб лишний раз поглумиться над беспомощной жертвой. Даже не верилось как-то. Хотя, если он в красное Поле ходил как к себе домой и из трупов себе живых солдат лепил, то кто его знает… Во всяком случае, сейчас я точно знал – начни я копаться в себе, сразу вспомнятся в деталях две прошлые жизни, и пойди разбери, какая из них настоящая. Поэтому оптимально не ковыряться в давно минувшем, а тупо забыть про него и жить настоящим. Тем более, что в этом настоящем было чем заняться.

Сумки у меня не было, поэтому вопрос транспортировки головы мутанта встал остро – тем более что она у него была довольно большой. Почесав свою и немного помучившись морально, я пришел к выводу, что если этому муту при жизни было не в падлу глумиться над целым кладбищем трупов, то мне и подавно нечего морочиться. Тем более, что мне оно нужно не ради того, чтоб над мертвым поиздеваться, а исключительно по делу.

Торчащих арматурин вокруг было навалом, поэтому я быстро нашел подходящую, с заостренным концом. После чего аккуратно положил на землю отрезанную голову, вставив арматурину в ухо, и резко нажал книзу.

К моему удивлению, железо довольно легко прошло сквозь массивный череп, даже неприятного хруста почти не было. Сняв пронзенную башку с железки, я поискал глазами вокруг, нашел неядовитый плющ, обвивший кусок бетона, срезал его, продел через уши трофейной головы, после чего привязал ее на руль мотоцикла спереди, пойдя по неверному пути головорезов Черного Шака. Какой мир, такие и традиции, как говорится, с волками жить, по-волчьи выть.

Положа руку на печень, способ этот был придуман не мной. Когда-то где-то в одной из двух своих возможных прошлых жизней я читал в каком-то историческом романе, что дикие племена по всему земному шару использовали такой изуверский способ именно в целях удобства транспортировки голов убитых противников. Так что тем бойцам, кто игнорирует художественную литературу, категорически рекомендую заняться чтением – многие полезные вещи, о которых знают дотошные писатели, вы не найдете в воинских наставлениях, даже секретных, даже специально написанных для диверсионно-разведывательных групп. Например, можно начать с моих книг – я в курсе, что если и умру, то точно не от скромности.

Улыбнувшись собственным мыслям, я завел мотоцикл и погнал по шоссе обратно. Утренний ветер приятно обдувал лицо, выхлестывая из глаз невольные слезы, а из организма – усталость прошедшей ночи. Завзятые байкеры меня поймут – нет лучшего способа восстановить силы, как после сложной ночи промчаться на хорошем мотоцикле по хорошей дороге. По словам Шака, мотоцикл у меня был дерьмовый, дорога под колесами лежала самая что ни на есть постапокалиптическая, в рытвинах, кочках и трещинах. Но, тем не менее, я чувствовал, как мое тело вновь наполняется силой, – потому, что очередная битва осталась позади, мои враги умерли, я жив, и все это более чем отличная причина не унывать и надеяться на лучшее.

Понятное дело, что Шак, увидев достигнутый мной результат, постарается не выполнить свое обещание и использовать меня снова и снова, шантажируя Аньей. Но тут уж извини, собакомордый, но придется тебе напомнить о данном слове и, возможно, вызвать на поединок. Конечно, шансы мои невелики. Но тот, кто сумел уничтожить Оператора вместе с его армией, просто не может не справиться с предводителем банды собакоголовых байкеров, в противном случае я буду очень обижен на фортуну. Хотя мертвым уже не до обид…

А вот и въезд на Западный скоростной диаметр, причем сохранившийся гораздо лучше, чем шоссе, по которому я сюда приехал. Поддав газу, я буквально взлетел на «Воздушную дорогу»…

И резко затормозил.

Передо мной расстилалась довольно зрелищная панорама, залитая кровавыми лучами восходящего солнца. Террикон, гигантская засыпанная свалка, обиталище байкеров-мутантов, сумевших приручить боевых роботов Последней войны, была завалена трупами собакоголовых и стальными фрагментами био. Причем и тех, и других буквально разрывали на части, словно мутанты и непобедимые роботы были картонными фигурками.

Я невольно закусил губу. Глупо надеяться, что в этой мясорубке смогла выжить Анья. Ночные убийцы рвали врагов самозабвенно, и для того, чтобы найти целый труп, нужно было очень постараться.

Впрочем нет, похоже, я ошибся. Вон возле раскуроченного «Спайдера» валяется вроде как целый труп собакоголового.

Я присмотрелся. Надо же, а «мертвец»-то шевелится, пытается ползти.

Съезд вниз был рядом, и не прошло и двух минут, как я слез с мотоцикла и подошел к раненому.

Это был Черный Шак, которому изрядно досталось от неведомого врага. Брюхо распорото, несмотря на броню, и сейчас предводитель собакоголовых байкеров одной лапой придерживал выпадающие скользкие петли кишок, а другой пытался дотянуться… до черного ножа с надписью «Сталкер», валяющегося неподалеку.

На голове Шака шлема не было, и я увидел, как заметивший меня собакоголовый ощерился, показав клыки.

– Кажется, ты рад меня видеть, – заметил я, подбирая «Сталкер».

– Это чудо, что мертвые не порвали тебя на куски, – прохрипел Шак. – И, я вижу, тебе удалось завалить их главного. Неплохо, хомо, раздери меня живые трупы. Хотя о чем это я, уже разодрали. Кстати, неплохо выглядишь, помолодел лет на десять…

– Откуда это здесь? – прервал я заискивающие излияния предводителя байкеров. – Уверен, второго такого ножа в этом мире не найти.

– Барыга привез, сразу после твоего отъезда, – отозвался Шак. – Целый рюкзак всякого барахла, и нож этот там был. Подкинь его сюда, будь человеком. Мне ненадолго, потом вытрешь от крови и заберешь. Дело на полминуты. Или пулю подари, если не жалко. Конечно, боеприпасы тут дефицит, но я сумею отблагодарить.

Я понимал собакоголового. Виктор Савельев, знаток японских обычаев, говорил, что после ритуала сеппуку, который невежественные европейцы называют «харакири», некоторые люди умирали целые сутки. Думаю, живучий мутант мучился бы еще дольше. Сейчас для него смерть – дорогой подарок, избавление от страданий. А подарки врагам нужно дарить только в крайнем случае. Шак был самый настоящий враг, и я не собирался с ним церемониться. В его случае быструю смерть еще нужно заслужить.

– Что здесь случилось? – спросил я.

– А тебе не все равно? – злобно зыркнул на меня мутант, поняв, что в моем случае на жалость к страдающему врагу давить бесполезно.

– Учти, я пока еще добрый, – сказал я, задумчиво рассматривая клинок «Сталкера». – Сейчас боль от твоей раны притупилась, но ее, как лезвие ножа, можно заострить. Слыхал о Паутине страданий?

Шак слегка стушевался. Наверняка он слышал о технике экспресс-допроса, основанной на знании расположения основных нервных узлов, которые что у людей, что у человекообразных мутантов расположены одинаково. Опытный знаток «Паутины» слегка надрезает кожу в нужных местах, а после играет с болью, словно музыкант, дергая за нужные струны оголенных нервов. Правда, в данном случае вместо музыки раздаются крики нереальной боли, которую специалист по дознанию дозирует так, чтобы жертва и сведения нужные выдала поскорее, и не умерла от запредельных страданий.