Петербургская баллада

— Ну зачем же вы так, — сузил глаза Панов. — Я понимаю — нервы, но все же не с официантом разговариваете… Я к вам с искренней благодарностью, а вы… Нехорошо, молодой человек. Ладно, забудем, — благодушно решил он. — Я вам хочу сделать предложение.

— От которого нельзя отказаться? — догадался я.

— Почему? Можно, — пожал он плечами. — Только это будет очень глупо с вашей стороны. Как видите, — он повел рукой вокруг себя, — я остался без телохранителей. Вы можете занять их место. Вам одному я буду платить столько, сколько платил им троим. Это огромная сумма — поверьте. Если откажетесь, будете потом жалеть. Я даю вам редкий шанс изменить свою жизнь и благосостояние.

— Меня устраивает моя жизнь, — сказал я. — Мне куда больше нравится сажать таких, как вы, чем охранять их.

— Руки коротки, — выступил вперед Ганапольский.

— О! — удивился я. — А я думал, что ты все еще под столом сидишь.

Он покраснел от злости и даже сделал в мою сторону шаг, словно собираясь идти на конфликт. Я уже прикидывал, как половчее послать его в нокаут, чтобы во время предобморочного полета он собрал как можно больше столов, когда между нами шагнул капитан Пискунов.

— Вам, — кивнул он Панову и Ганапольскому, — требуется проехать в отделение милиции для дачи свидетельских показаний. Да-да, прямо сейчас. Сержант, проводите… Вас мы спросим чуть позже, — повернулся он ко мне, — сейчас вам необходимо отлежаться, отдохнуть… Одним словом — отправляйтесь домой, Сергей Алексеевич. И… я могу надеяться, что по данному делу наша с вами встреча — последняя?

Я не мог отказать себе в удовольствии в глубоком сомнении пожать плечами. Окончательно добила растерявшегося от столь явного неповиновения капитана Катя Беликова, потрепав его по попке и многозначительно подмигнув на прощание. Мы уже отъезжали от ресторана, а капитан все еще стоял в дверях, выпучив глаза и хлопая ртом, как выброшенная на берег рыба.

— Всегда хотела надрать ФСБ задницу, — пояснила мне Беликова, когда, оттерев выступившие на глаза слезы, я закончил смеяться. — А уж он пусть думает, что хочет… Тем более что сейчас его задница окажется в руках куда более суровых полковников и ей будет трудно позавидовать. Надежды на то, что эта встреча была последняя, грела Пискунова недолго. На исходе второго дня капитан сам открыл дверь моего кабинета и, опасливо покосившись на улыбающуюся Беликову, остановился перед моим столом.

— Присаживайтесь, — предложил я.

— Мой визит вас не удивляет? — спросил он. — Мне кажется, что вы воспринимаете его как должное…

— Раз пришли — значит, надо, — лаконично отозвался я. — Слушаю вас.

— Нужна ваша помощь, — перешел к делу Пискунов. — У нас очередная неприятность… Если говорить прямо: полный провал.

— Он опять обвел вас вокруг пальца? — не удержалась от шпильки Беликова. — Шустрый мужчина…

— Слишком шустрый, — вздохнул Пискунов. — Я уже ничего не понимаю. Даже потихоньку начинаю склоняться к мистике. Это не человек, это — привидение. У нас нет даже его отпечатков пальцев. Никогда еще наш отдел не был таким посмешищем. Проваливается засада за засадой. Нам с подполковником Дивовым объявлено по выговору. Снимки, сделанные службой наружного наблюдения, совершенно не годятся для дела. Да и что требовать от разведчиков, если Дивов лично общался с ним и не может дать более-менее достоверного описания. Он пользуется гримом лучше любого артиста… Я уже потерял надежду на благоприятный исход и полагаюсь только на случай или чудо… Ах, если б знать тогда, в больнице, что все так обернется!

— Я могу предположить, что эти упадочнические настроения являются результатом его новой акции? — спросил я. — Кого он решил ухлопать первым: Панова или Ганапольского?

— Ганапольского, — вздохнул Пискунов. — Мы уже, не мудрствуя лукаво, окружили этих двоих столь плотным кольцом телохранителей, что казалось, и муха не пролетит. Удвоили группы наружного наблюдения…

— Как же он его? Если муха не пролетит? — полюбопытствовала Беликова.

— Муха не пролетит, а пуля вполне, — предположил я.

— Верно, — кивнул Пискунов. — На этот раз он работал с дистанции. Может быть, еще плохо чувствовал себя после той схватки, а может, просто решил не рисковать…

— Неужели вы не могли заставить их некоторое время посидеть дома?

— Очень настоятельно рекомендовали. Да еще своих людей приставили. Он снял Ганапольского через кухонное окно. Проник в квартиру дома напротив, пока хозяева были на работе, и… Я не могу так работать. Это что-то запредельное… В моем понимании киллер — это тот, кто действует втихаря, нежданно, скрываясь при малейшем появлении милиции, я не говорю уже о ФСБ… А это — отморозок. Ему запала в голову блажь, и он прет напролом, вопреки логике и здравому смыслу. Меня все чаще посещают мысли сменить работу. Что я за оперативник, если не могу справиться с одиночкой, имея в своем распоряжении уникальную технику, информационную базу, десятки профессионалов самого высокого уровня… Он — сильнее.

— Зачем вам я?

— Вы — второй человек, который видел его в лицо так близко на протяжении такого времени и остался при этом живым, — сказал Пискунов. — Подполковник Дивов и вы — вот и вся наша надежда. Мы не знаем, что он еще может выкинуть, а шанс у нас остался только один. Последняя жертва из его списка — Родион Семенович Панов сидит в своем загородном особняке, окруженный своими и нашими телохранителями, боится подходить не только к окнам, но даже к телевизору и беспробудно пьет. Причем пьет такими темпами, что если Протей по каким-то причинам решит повременить, то Панов убьет себя сам — такое количество спиртного в его возрасте вполне способно заменить киллера… Панов — наш последний шанс пообщаться с убийцей. Проморгаем и в этот раз — потеряем надолго… Если не навсегда. Он это тоже понимает и потому будет особенно осторожен. С его дьявольской фантазией…

— Может быть, он вовсе откажется от этой затеи? — спросил я. — Риск неоправданно высок.

— Судя по тому, что мы о нем знаем, — вряд ли, — ответил Пискунов. — Это упертый сукин сын. Мне кажется, что ему даже нравится играть с нами.

— Псих! — сказала Беликова.

— Нет, — покачал головой капитан. — Просто… малый со странностями. Привык доводить все до конца. Он придет за Пановым — можете не сомневаться.

— Я не думаю, что моя помощь столь уж необходима вам, — задумчиво произнес я. — Здесь скорее нужны специалисты по личной безопасности.

— Утопающий хватается за соломинку, — сказал Пискунов, — он обязательно попытается проникнуть в особняк, когда поймет, что Панова не выпустят на улицу еще долгое время. И вот тут главное будет — опознать его. Вы с Дивовым будете в наружном оцеплении… Я говорил вам, что он отстранен от руководства операцией?

— И кто же руководит этим процессом теперь?

— Я, — сказал Пискунов. — Только не надо поздравлять. Поставили бы другого, да я с самого начала участвовал в операции и знаю все обстоятельства. Поймаю — быть мне майором и руководить отделом. Нет — быть старшим лейтенантом и навсегда забыть о возможности продвижения по службе.

— Значит, у вас есть теперь и личный мотив?

— Личный мотив у меня есть давно, еще с тех пор, как он стал делать из меня дурака, — нахмурился Пискунов, — у меня, знаете ли, тоже некоторые амбиции имеются… Кстати, личный мотив есть и у вас. Если не секрет, Сергей Алексеевич, как вы вышли на это дело?

— Какой же секрет? — удивился я. — Об этом в рапорте написано — по агентурным данным. Вы разве мои рапорта не читали? Агент сообщил о появлении на рынке кассет с «черным порно» и… закрутилось.