Петербургские апокрифы
Шрифт:
— Читай, только без пафоса, Жук, и что-нибудь любовное, — заказывала Наташа.
— Уж непременно про любовь, — перелистывая том Тургенева, ворчал Коля, сам любивший исключительно любовные рассказы и даже писавший тайком ужасно страстные повести из великосветской жизни. — Ну, вот хотите «Первую любовь»{278} прочтем? — предложил Коля.
— Ах, это как отец и сын в одну и ту же девушку влюбились, — вспоминала Александра Львовна.
Коля начал читать. Прислонясь к печке, Митя посматривал то в окно на низкие разорванные тучи, которые плыли по чуть-чуть
— Поучительная история, — заметила Александра Львовна, когда Коля кончил читать.
— Мне ее жалко. Как это ужасно, — задумчиво промолвила Наташа.
— Ну, сама виновата, развратная девчонка. Откуда это Тургенев взял? Еще теперь могла быть такая особа, а в наше время…
Александра Львовна сложила работу, поцеловала Наташу в лоб и, продолжая еще критиковать повесть, пошла вниз узнать об обеде.
Коля побежал пить. Наташа тоже встала и, подойдя к окну, задумчиво чертила пальцем по запотевшему стеклу.
— Что с вами, Наташа? — спросил Митя после минуты молчания. — Вы так печальны сегодня.
— Со мною ровно ничего. Скучно. Надоело все. Скорей бы в город, — оборачиваясь, проговорила Наташа, не смотря на Митю.
— Но еще вчера… — робко начал Митя.
— Ах, вчера, вчера, — резко перебила Наташа, — вчера было вчера, а сегодня скучно.
— Я не понимаю, — совсем тихо проговорил Митя.
— Тем хуже для вас, — как-то неприятно засмеялась Наташа и, вся покраснев, вдруг быстро выбежала из комнаты.
Митя долго уныло стоял перед окном, стараясь разобрать начерченные на стекле буквы.
К обеду прояснило. Сильный ветер гнал тучи. Солнце косыми лучами ударяло в окна балкона. После обеда, когда Андрей Федорович ложился спать, Александра Львовна с детьми ходила гулять.
В старой пелеринке Андрея Федоровича, широкополой соломенной шляпе, с палочкой и корзинкой в руках, неутомимо шла Александра Львовна, большая охотница собирать грибы, которых было в окрестных лесах множество. Так и сегодня сейчас же после обеда стала тормошить она своих спутников.
— Не хочется, мама, — вяло говорила Наташа.
— Вот еще глупости; и так киснешь целый день. Скоро и лету конец — надо пользоваться. Собирайтесь, молодые люди, собирайтесь, нечего время даром терять! — гнала она Наташу и мальчиков.
Собирались неохотно и медленно.
В лесу после дождя было тепло и сыро. Слегка размаривало. Александра Львовна рыскала в высоких галошах, подколов юбку, по кустам, наполняя свою корзину крепкими подосиновиками. Наташа, опираясь на руку Коли, шла медленно. Митя меланхолически шел в стороне.
— Жук, давай мечтать, — предложила Наташа.
Мечтать было любимым занятием еще с детства.
— Ну, о чем мечтать, — угрюмо ворчал Коля, все еще дувшийся за Катю Маровскую.
— Вот скоро осень. Поедем в Петербург. Что-то принесет этот год?
Папа обещал абонемент взять в оперу. У Маровских журфиксы{279} будут и по субботам, так что ты, Жук, можешь бывать.— Очень нужно, — возразил Коля.
— Ну, конечно, нужно. Какой ты смешной. Чего ты стыдишься? Это даже очень хорошо, весело влюбиться. Я бы хотела! — с жаром говорила Наташа.
— Кто ж тебе мешает? — спросил Коля, уже несколько заинтересованный разговором.
— В кого же? Ведь меня как в монастыре держат. В кадетов да юнкеров влюбляться, ленточки на память дарить — это хорошо было в третьем классе, а теперь…
— Ну при чем тут юнкера? — обиделся Коля.
— Счастливые Маровские, — мечтательно продолжала Наташа. — У них всегда много свежего народа. Офицеры, студенты, поэты какие-то. А я все еще в детской. Тебе бы, Жук, за Катей смотреть. Живо замуж выскочит за какого-нибудь приготовленного мамашей барона.
— Все у тебя глупости, Ната, на уме. Я не знаю, что с тобой сделалось?
— А за границу, Жук, хорошо бы поехать в Италию, — мама уж сколько лет обещает.
— Ну, этого не скоро дождешься. Старик дела все запутывает и запутывает.
— А вот дождусь, дождусь. Сбегу я от вас. Надоели вы мне все. Будто болото, а не жизнь. Если бы не мамочка, давно бы сбежала. А скоро никто не остановит.
Наташа даже ногой топнула досадливо, и жестокая складка легла между круто сдвинутых золотистых бровок.
Митя посмотрел на нее с изумлением, почти со страхом.
— Что вы на меня так смотрите! — опять с тем же нехорошим смешком крикнула Наташа. — Погодите, еще узнаете, какая я.
И вырвав руку от Коли, она побежала к Александре Львовне, кричавшей из лесу:
— Ау-ау, идите масляники брать, дети!
— Что с нею сегодня? — промолвил Коля и после молчания добавил. — Действительно, трудно с нашими ей. Никаких ни развлечений, ни занятий.
Митя ничего не ответил, и они молча полезли через мокрые кусты на голос Александры Львовны.
Долго неутомимая Александра Львовна таскала своих спутников по лесу, от поляны к поляне, от оврага к молодняку и все дальше и дальше. Погруженные каждый в свои думы, Коля, Митя и Наташа покорно, хотя и довольно лениво, брели за своей путеводительницей. Наконец и она опомнилась.
— Куда же, однако, мы зашли? Я уж что-то даже не понимаю, — оглядываясь по сторонам зорким взглядом, говорила Александра Львовна.
Поспорили, в какую сторону надо идти, но, осмотревшись внимательно, опять настойчиво повела Александра Львовна по выбранному ей направлению. Не без труда перебрались через сырой крутой овраг и вышли наконец на опушку. За плетнем тянулся зеленый луг, и вдалеке виднелись строения деревни.
— Да ведь это Лукашкино; пожалуй, верст десять мы сделали, — говорила Александра Львовна.
Солнце уже опускалось к западу, готовое упасть в сине-багровую тучу, окна изб горели закатными лучами.
— Ну, через забор да в деревню, — там лошадь возьмем, — командовала Александра Львовна и первая довольно ловко перелезла через невысокий плетень.
Мальчики прыгнули за нею. Наташа замешкалась, собирая чернику.
— Давайте руку, я вам помогу, — предложил Митя, когда Наташа встала на забор.