Петербургские апокрифы

Извозчик беспокойно похлестывал лошадь, а Чугунову было необычайно весело и слегка тревожно. На набережной опять задержали, и пришлось свернуть в переулок и проехать на Галерную. Около Исаакиевского собора, как на параде, строился полк, горели костры, проехала карета Красного Креста.

— По Морской, может, лучше проберемся, — сказал извозчик и свернул на Малую Морскую.

Вдруг он испуганно задергал вожжами и чуть не вывернул князя на крутом повороте. Чугунов обернулся и увидел, что прямо на них полным галопом скачет конный отряд. Он разглядел высокие султаны на киверах и поблескивающие сабли.

Извозчик, привстав, пустил лошадь вскачь. Почему-то Чугунову и в эту минуту было только весело.

Он заметил, как смешно бежала по тротуару дама в лиловой ротонде, а мальчишка из парикмахерской в белом балахоне старался успеть закрыть ставнями дверь.

— Ой, барин-батюшка, убьют! — крикнул извозчик.

«Да не может же быть», — подумал Чугунов, и вдруг ужас извозчика передался ему.

Рядом с санями бежали люди; какой-то парень без шапки на ходу кричал что-то и все старался ухватиться за задок саней.

Чугунов еще раз оглянулся и увидел совсем близко взмыленные морды коней и блестящие сабли; вдруг совсем близко он увидел знакомое лицо. Это был скакавший на правом фланге корнет Лазутин.

Чугунов узнал его и улыбнулся офицеру; страх прошел, и он даже сказал что-то успокаивающее извозчику.

Чугунову опять показалось, что этот быстрый бег, фыркающие лошади, сверкающие сабли — все это не более чем веселая шутка.

Лазутин, которому было приказано оттеснить толпу, не прибегая к оружию, тоже узнал князя. Еще не видя даже его лица, он вдруг подумал (как тогда, когда он видел его из окна училища), что это именно князь. Эта неожиданная мысль зажгла в нем странное беспокойное любопытство, и он пришпорил коня, желая непременно догнать этого господина, неизвестно почему-то напоминавшего ему князя.

Когда Чугунов обернулся и, узнав Митю, улыбнулся ему, исступленный ужас какой-то охватил Митю.

Будто какое-то злое, отвратительное привидение мелькнуло перед ним, и, не помня себя от ярости, он крикнул сорвавшимся голосом:

— Руби! — и первый поднял свою новенькую саблю.

V

Наташу не столько беспокоило, сколько удивляло, что ни в воскресенье, ни в понедельник Чугунов не являлся.

Правда, в субботу она говорила с ним очень резко, но Наташа даже представить не могла, чтобы чего-нибудь не простил ей князь.

На улицах было неспокойно; Андрей Федорович строго-настрого запретил всем домочадцам выходить из дому. Только Феклуша с черной лестницы приносила странные и необычайные вести.

В воскресенье потухло электричество, и в комнатах было зловеще и скучно от унылой свечи, от бесконечной воркотни Андрея Федоровича. Наташа ходила по комнатам. Она даже представить не могла, что удерживало князя.

В понедельник вечером, ложась спать, Наташа загадала: если завтра Чугунов не приедет, то, значит, все кончено, и свадьбы не будет; если приедет, то она больше не станет колебаться и откладывать. От этой мысли ей стало как-то беспокойно весело, как игроку, поставившему на карту большую сумму и не потерявшему надежды еще выиграть.

В том же тревожно-возбужденном настроении она встала на следующее утро. Почему-то Наташа была почти уверена, что князь не приедет; ей было обидно, и вместе с тем она чувствовала себя почти свободной.

Александра Львовна с удивлением следила за оживлением дочери.

— А жених-то, кажется, аукнулся, — обнимая мать, смеялась Наташа только наполовину с притворным весельем.

— Не пойму я тебя, Наточка; причудница ты у меня; добром не кончатся твои выдумки, — сокрушенно говорила Александра Львовна.

Наташа села за пианино и заиграла что-то бурное и веселое. Когда раздался на парадной звонок, Наташа вздрогнула. «Ужели он?» — подумала она почти с ужасом, но не перестала играть, хотя ноты прыгали в глазах. Смущенно пробежала горничная, сказала что-то, и Александра Львовна быстро прошла в переднюю. «Не он», — облегченно подумала Наташа и заиграла еще громче, как бы желая заглушить свой внезапный страх.

— Перестань! — сказала Александра Львовна таким изменившимся голосом, что Наташа резко оборвала музыку и повернулась на табурете.

— Князя убили, — тихо вымолвила Александра Львовна и опустилась на стул у стены.

В дверях стоял старик в лакейском пальто с большим воротником и, закрывая лицо руками, громко всхлипывал. Наташа будто во сне видела и слышала все.

— Ну, как же, как же случилось это? — спросила Александра Львовна.

— Не знаю, матушка; на улице зарубили, убили князиньку нашего, солнышко наше… на руках носил… — бормотал бессвязно Терентий.

— Княгиня просила нас приехать сейчас, — сказала Александра Львовна, вставая, но Наташа, кажется, не слышала ее слов.

На улицах было пустынно. Сырая оттепель окутывала все бледным туманом. Извозчичьи сани вязли в грязном снегу. Что-то говорила Александра Львовна, но Наташа сидела молча. Она не думала ни о князе, убитом женихе своем, ни о Мите, о котором мучительно не забывала ни на одну минуту. Сырой ветер почему-то напоминал ей корабль, какие-то далекие страны, все, не похожее на то, что окружало.

Только когда они подъехали к огромному дому на Сергиевской, очнулась Наташа.

«Дом князя М. В. Чугунова» — бросилась ей в глаза дощечка у ворот, и она в первый раз вспомнила: «Неужели правда, что он убит?»

От этой мысли ей стало страшно. Никто из близких ее не умирал, и мертвые внушали ей ужас.

«Неужели он умер? Не может быть. Как же теперь будет?»

Страх и жалость наполнили Наташу.

Проходя по огромной двухсветной зале, по изящно убранной маленькой гостиной, рассматривая все эти предметы почти царской роскоши, Наташа невольно думала: «Здесь жила бы я, и все это принадлежало бы мне». Ей было стыдно этих мыслей, и вместе подымалась острая жалость о чем-то утраченном. Вспоминался князь, такой ласковый, преданный, готовый повиноваться малейшему желанию ее.

Елена Петровна встретила Тулузовых в кабинете князя; она была так же тщательно причесана и одета, так же улыбнулась Наташе, только стала еще тоньше, еще беззвучнее стали ее движения.

— Ужасное несчастье, но доктора надеются.

— Он еще жив? — спросила вдруг Наташа.

Княгиня пристально посмотрела на нее.

— Его положение очень опасно, рана глубока, и череп… — Елена Петровна не кончила и как-то неожиданно заплакала, закрыв своими тонкими руками лицо.

Она плакала беззвучно, и мелкие-мелкие слезы катились между пальцев. Было что-то детское, беспомощное в ее тихом отчаянии.