Петля для скалолаза

– Я стану разгребать снег вместе с тобой, – сказала Мэд шепотом, глядя на мои губы. – Только ты дай слово, что проводишь нас до «Белого Князя».

– У тебя мертвая хватка, – ответил я. – Живым не оставишь, если я откажусь?

– Ты не откажешься.

– Но ты объяснишь мне, для чего тебе надо в альплагерь?

– Это коммерческая необходимость.

– Ты собираешься наладить в «Белом Князе» бизнес? Открыть торговые палатки? – с издевкой спросил я.

Мэд закатила вверх глаза.

– Господи, какой же ты дотошный! Ты вырываешь из меня признание. Да, да, это контрабанда, в общем-то, очень банальная и, может быть, даже пустяковая. И все-таки от того, доставлю я товар к месту или нет, зависит очень многое.

– Контрабанда? – выдохнул я, делая вид, что страшно удивлен.

– Ты так удивляешься, словно первый раз слышишь это слово. По-русски, если я не ошибаюсь, оно звучит так же?

– И что же это за товар?

Мэд подыскивала слова:

– Ну, что-то вроде… вроде лекарственного препарата.

– Наркотики? – влобовую спросил я без всякой надежды, что Мэд назовет альфа-сульфамистезал.

– Пусть будет так.

– И много раз ты уже бывала в «Белом Князе»?

– Один раз в прошлом году.

– До того, как меня поставили начальником каэсэс Приэльбрусья?

– Незадолго до этого.

– Ты обходилась без посторонней помощи? Ты сама дошла до лагеря?

– Нет, я была в составе международной команды. Нас было много: немцы, эстонцы, грузины, осетины и дагестанцы.

– А как же ты намеревалась дойти в этот раз?

– В этот раз все спутали «ослы». К счастью или к несчастью, но нам оказалось по пути с ними.

– А если бы никаких «ослов» не было? Что тогда?

– Тогда бы я просила тебя довести нас с Гельмутом до перевала Местиа.

– И ты думаешь, что я бы согласился?

– Думаю, что да. Ну, что? – напомнила о себе Мэд.

– Сколько Гельмут готов заплатить мне за эту услугу? – спросил я. – Кажется, ты сказала – в десять раз больше? Что ж, пусть платит, и мы выйдем в альплагерь «Белый Князь» сразу после того, как я выясню судьбу Глушкова.

– Я всего лишь предположила, – дала задний ход Мэд. – К тому же у Гельмута нет с собой такой большой суммы.

– Зато у него есть чековая книжка. Я одолжу ему ручку. Пусть выписывает чек на сто тысяч марок на предъявителя.

– Сто тысяч марок? – Мэд натянуто улыбнулась. – Но ты требуешь слишком много.

– Много? Ты думаешь, что он сумеет найти здесь проводника подешевле?

– Я тебя понимаю… Хорошо, я поговорю с Гельмутом.

Я предоставил родственникам возможность пошептаться наедине и, пока Хагемайстеры обсуждали мое предложение, занялся заточкой «кошек», зубья которых от льда и камней стали совсем круглыми. Не успел я обработать надфилем два передних зуба, как Мэд позвала меня.

– Хорошо, Стас, – сказал Гельмут, когда я подошел к нему. Немец сменил солнцезащитные очки на оптические с толстыми линзами, положил на колени сумочку-визитку из черной кожи, раскрыл «молнию», вынул ручку и чековую книжку. – Я буду писать чек на сто тысяч марок, как вы хочешь, на представлятеля.

– На предъявителя, – поправил я.

– Но вы должен обещать мне, что вопрос про тот рюкзак, – он кивнул в сторону обрыва и многозначительно посмотрел на меня, – мы будем решать вместе, когда пойдем назад из «Белый Князь».

– Уболтали, – ответил я со вздохом.

Гельмут старательно вывел на чеке свою роспись и протянул листок мне.

– Берлин, – пояснил он. – Восточный филиал нацьональ банк…

– Я найду, – заверил я Гельмута, пряча чек в непромокаемый пакет на липучках. – Ну что, господа контрабандисты? Я быстро спущусь вниз и посмотрю, что там осталось от Глушкова, а вы…

С Мэд что-то происходило. Она смотрела через мое плечо куда-то назад, и ее глаза стремительно наполнялись суеверным ужасом. Я круто обернулся и едва не вскрикнул.

Метрах в пятидесяти от нас на снежном гребне, как на коне, сидел Глушков. Его лицо, распухшее и посиневшее от безобразной гематомы, перекосила какая-то жуткая улыбка. Под ногами у него лежал рюкзак Бэла – тот самый рюкзак с долларами, а в руках поблескивал аспидным стволом «калашников».

Глава 23

– Что, не ждали? – спросил Глушков, когда я осторожно приблизился к нему, изо всех сил всматриваясь в лицо – не померещилось ли? – Я это, я, не надо так таращить глаза.

– Как ты смог выбраться? У тебя все цело? – спросил я, понимая, что любой вопрос сейчас прозвучит глупо.

– Ты спрашиваешь, все ли у меня цело? – невнятно, с трудом двигая распухшими губами, произнес Глушков. – Так вот, сука рваная. Ты, как спасатель, должен был поинтересоваться об этом раньше, когда меня унесло лавиной вниз. Но ты даже не спустился вниз, даже не свесил свою поганую харю с обрыва…

Я не узнавал неприметного героя. Казалось, что это другой человек, внешне очень похожий на Глушкова.

Он вдруг начал мелко и часто покашливать, и этот кашель незаметно превращался в смех. Он поднял лицо, провел языком по губам, покрытым черной корочкой запекшейся крови.

– Знают ли твои фрицы, что в этом рюкзаке? – спросил он, делая ударение на слове «что». – Знают ли они, что это дерьмо?

Я скосил глаза вниз. Глушков легонько пнул ногой рюкзак, и тот, перевалившись с боку на бок, разлегся на снегу между нами.

Где-то писали, что с психами надо разговаривать очень вежливо и спокойно. Я попытался улыбнуться.

– Дружище! Я просто страшно рад, что ты жив. Тебе не надо волноваться, сейчас мы обработаем твои раны и тихонько пойдем вниз.

– Стоять! – выкрикнул Глушков и поднял «калашников», нацеливая его на меня. – Знаешь, что я сейчас сделаю? Пристрелю тебя к едрене фене, а труп сброшу вниз.

Не похоже, чтобы этот придурок был склонен к шуткам. Я замер, не сводя глаз с автомата.

– Но зачем? – тихо и беспомощно спросил я. – Я не делал тебе зла.

– А просто так, – ответил Глушков. – Ты мне не нужен. К тому же это очень приятно – убивать. Вот сейчас ты есть, мыслишки какие-то свои глупые в голове прокручиваешь, а стоит мне только чуть-чуть пошевелить пальчиком – и тебя не станет. И будешь потихоньку вмерзать в лед, пока тебя случайно не найдут какие-нибудь альпинисты. Представляешь – одно движение пальцем… Мы очень часто боимся вот так пошевелить пальчиком. А бояться ничего не надо, вот что я тебе скажу, погань.

Он слишком круто начал, но первый испуг у меня прошел, и я стал злеть.