Петля Мебиуса (сборник)

В вязкой смоляной мгле что-то сдвинулось; медленно проявились блеклые линии, стали четче, сошлись силуэтом, тот приблизился – и возник еще один ассасин, обладатель многочисленных тонких косичек. Они шевелились, изгибались, концы их приподнимались позади и вокруг головы, но в первые секунды Андрей не смог понять, что' это с ними. У третьего ассасина нос, явно когда-то сломанный, с прогнувшейся переносицей, съехал далеко вбок, так что крошечные, вывернутые наружу черные ноздри располагались где-то над правым уголком рта. В одной руке – кривая сабля, в другой скальп… Андрей рывком подобрал ноги и привстал, но тут же сообразил, что это всего лишь вырезанный кружок почвы с торчащей травой, за которую ассасин держал ее.

– Возрадуйтесь, братия! – хрипло воскликнул волосатый, кинув землю на середину полянки. – Я урезал еще долю мира, отмщая за нашего Старца! От трофей!

– Круто… – зевнул кривоглазый.

Косички покачивались, приподнимаясь и опускаясь… наконец Андрей разглядел, что концами они привязаны к нескольким птичкам с тонкими прямыми клювами, а еще к большому мохнатому шмелю и стрекозе. Шмель жужжал, стрекоза стрекотала, а птички тарахтели, быстро взмахивая крылышками.

Третий ассасин плюхнулся на траву и спросил:

– Ну так чего, раскочегарим, братия?

– Клубодана не осталось, – возразил кривоглазый.

– Так черного возьмем…

Кривоглазый и волосатый достали трубки. Усач, осторожно сжимая свою за мундштук, чашечкой зачерпнул пену ночи. Остальные последовали его примеру. Волосатый достал откуда-то большую, размером с указательный палец, спичку, огляделся и вдруг чиркнул о лоб кривоглазого. Тот отпрянул, выругался, а потом захихикал. Спичка вспыхнула ярко-синим гудящим огоньком, густые фиолетовые тени легли на лица, превратив их в скопище ямок и освещенных бугорков. Ассасины пустили спичку по кругу и не спеша прикурили. Затем кривоглазый вонзил ее головкой в землю – еще секунду или две она горела, озаряя почву изнутри, так что та налилась синим свечением, затем погасла.

Все трое одновременно затянулись.

Исходя пузырями, беззвучно булькая и дрожа, пена ночи поползла из-за деревьев. Трава чернела на глазах, иссыхала, превращаясь в ломкие спиральки, а стволы берез стали почти прозрачными.

Кривоглазый, сунув мундштук в зубы, затянулся особенно глубоко, с такой натугой, что Андрею показалось: сейчас у него дым пойдет из ушей. Этого не произошло, зато когда ассасин наконец выдохнул дым, левый круглый глаз его… Не может быть! Андрей мотнул головой, решив, что это лишь игра света и теней на лице курильщика, что на самом деле ничего такого не происходит. Левый глаз рывком съехал по щеке примерно на сантиметр…

Затянувшись еще по нескольку раз, ассасины удовлетворенно откинулись; двое легли на траву, а волосатый привалился спиной к истончившейся березе. Все смотрели прямо перед собой и не моргали. У волосатого, когда он выдыхал, дым выстреливал из ноздрей двумя тонкими струйками, они сходились, образуя узкий треугольник, и дальше завивались спиралью.

– Что-то я, братья… – промямлил усатый. – Что-то я как-то странно себя чувствую.

– Ага… – согласился волосатый, выпуская дым тонкими короткими змейками, которые, извиваясь и шипя друг на друга, быстро уползали наискось вниз и исчезали в земле. – Мнится мне, что в голове моей – черный пух, хлопья ненасытного мрака.

Кривоглазый, задумчиво нахмурившись и скосив правый глаз вверх, так что зрачок почти исчез под бровью, в то время как левый на щеке быстро вращался, подтвердил:

– И я, и я… уж таким эзотеричным себя ощущаю, братья…

– Как же, эзотеричным… сакральным до умопомрачения – тайным центром мироздания чувствую себя я.

– Оккультным… – не согласился волосатый, начиная покачиваться влево-вправо. – Я – Пуп Земли.

– Что там – оккультным… я чувствую себя трансцендентальным, как маятник Фуко.

– Маятник – тьху, плевое дело. Я ощущаю себя печатью Соломоновой…

– Ха, печать! – фыркнул кривоглазый. – Тоже мне, Гурджиевы дети… Я же – что твоя Великая Энеограмма!

Остальные уважительно примолкли.

Про Андрея на время забыли. Стараясь не привлекать к себе внимания, он встал и пошел в обход поляны, перешагивая через вытянутые ноги. Ассасины молча косили на него масляно блестящими глазами. Как же отсюда уйти? Земля в круге света от костра еще видна, но дальше – ничего…

– А с этим-то чё решим? – Усатый дернул Андрея за штанину, когда тот проходил мимо. – Давайте порешим?

Наступила пауза, затем ассасин хихикнул. Тут же отозвался кривоглазый, к нему присоединился волосатый, и вскоре вся троица дергала ногами, содрогаясь в приступе хохота.

Андрей, махнув рукой, сел, обнял колени и уставился на подбирающуюся к носкам дешевых интернатских туфель пузырящуюся лужу. Та под пристальным взглядом немного отползла и потянулась в обход.

Достав саблю, волосатый начал выписывать клинком разные фигуры, хихикая и помаргивая, когда острие свистело около носа. Дым он выдыхал небольшими порциями, в виде то маленьких черепов, то перекрещивающихся полумесяцев, то квадратов, то ромбов. Две птицы, привязанные к косичкам волосатого, сели ему на темя и стали выклевывать что-то из сальных спутанных волос. Шмель, рассерженно гудя, гонялся за стрекозой вокруг головы, выписывая орбиты, будто спутник вокруг планеты. Неподалеку что-то затарахтело; Андрей сначала поднял голову, потом вскочил, оглядываясь.

– Куда вы летите?! Надо вернуться за Андреем!

– В Атлантиду. Без нее нет жизни, лишь блеклое существование.

– Да ее же нет!

– А вот и есть. Она – мечта. Только в нее перестали верить, забыли – и она накрылась пеной ночи.

– Вы что несете? Какая пена ночи?! Это бред какой-то!

– Не бред, не бред. Друг твой ее видел в той роще, черная такая. Места всякие выедает, когда никто их не видит, не знает, не помнит… – Брежия вздохнул и отвернулся, глядя вперед.

Шар летел в сильном ветре, но невысоко, немногим выше крон деревьев. Прохладно – Валерка поежилась. И ничего не видно. Начало светлеть, но налившиеся густой синевой облака затянули землю.

– Что за пена ночи, вы объясните?

– А? – Брежия оглянулся, моргая, будто уже забыл о Валерке. – Это всё ассасины. Их один сумасшедший старик подсадил на клубодан, они ради него на все были готовы. А теперь с черного на белый перешли, совсем свихнулись.

Резкий порыв ветра качнул шар, и корзина накренилась. Валерия, вцепившись в локоть Брежии обеими руками, уперлась коленом в плетеный борт. Крестоносец ухватился за стропу, потянул – шар выровнялся. Но ветер становился все сильнее, гудел, подвывал. Корзину болтало.

– И при чем здесь эта пена?! – выкрикнула Валерка.

– Я ж говорю: это всё ассасины! – Брежия тоже повысил голос. – Как мамалюк захватил их замок, так Старец, предводитель ихний, сиганул с вершины Горы Мира, ага! А он один среди них мог клубодан делать. И как повелителя не стало, так они окончательно разум и утратили. Стали вырезать куски бытия. Мстят они так! Всем мстят! Мы потому и поднялись в небеса – чтобы они нас не достали, пока не пришел срок! – Теперь он не говорил, а кричал. – Ассасины же приноровились пену курить, и грезы их, фантазии – материализуются, и они ими пользуются, ездят на них или еще что…