Пётр Машеров

Машеров оживился.

– Вы посмотрите, как удобно коровам лежать - и мягко, и тепло.

Прошли через весь коровник, затем по лестнице забрались на чердак, посмотрели, как хранится люпин. Затем отошли метров сто-сто пятьдесят от коровника и оказались у силосохранилища. Это была трехметровой глубины бетонная траншея, перегороженная через каждые пять метров такими же бетонными, неизвестно для чего, стенками.

Остановились у ямы, где половина силоса была выбрана, а половина еще хранилась. Силос отрезали специально приспособленной косой, поэтому торец оставшейся части был вертикальным и ровным. На морозном воздухе он даже покрылся инеем. Машеров тоже обратил на это внимание. Он шагнул к краю ямы и вдруг, опершись на него рукой, прыгнул в трехметровую глубину. Это было так неожиданно, что Делец на какой-то миг оторопел. Но потом последовал за ним. Он же тем временем запустил руку поглубже в бурт, достал жменю неподмороженного силоса, выбрал два кукурузных листа и начал их жевать.

– Силос хорош, кислота не чувствуется.

Председатель тем временем раздобыл небольшую лестницу и они без труда взобрались наверх.

Когда подошли к машине, первый секретарь поинтересовался:

– Что дальше будем смотреть?

За председателя колхоза ответил Делец:

– Посмотрим новый четырехрядный коровник. Его строители только-только закончили.

– Значит, по горячим следам при высоком начальстве и недостатки определим?

– Нет, Петр Миронович, недостатки есть, мы их вам хотим показать. Выходим на новую ступень, на более высокую механизацию животноводческого труда.

– Верно, верно, - согласился Машеров, - я знаком с этим проектом, хотя в натуре его еще не видел. Давайте посмотрим.

Делец с председателем колхоза сели в машину первого секретаря ЦК, а секретарь парторганизации ехал за ними на колхозном газике. Когда около дороги оказался бурт торфонавозного компоста, Машеров, указывая на него пальцем, спросил Пейгановича:

– А этот как, дышит?

Председатель ответил твердо:

– Дышит, Петр Миронович!

– Проверим, - сказал он водителю.

Вышли из машины, направились к бурту.

Остановились как раз около его середины.

– Ну что ж, Александрович, - обратился он к Пейгановичу, - давай, демонстрируй «дыхание».

Тот мигом взобрался на бурт, расставил по обе стороны верхнего гребня ноги и с приседанием тряхнул его. Верхняя корка бурта заколыхалась, даже пошла какими-то волнами.

– Посмотрите, колышется!
– воскликнул обрадованный Делец.

– В самом деле - «дышит», - подтвердил и Машеров. Он тоже, видимо, не совсем верил тому, что раньше говорил председатель о «дышащих» буртах.

Затем, взяв у водителя лопату, влез на верхушку бурта. Вырубил небольшой квадрат замерзшей верхней корки и отвалил его. Из вырубленного отверстия, как из камина, повалил густой на морозном воздухе пар.

– Вот это «дышит», - сказал удовлетворенно Машеров, стоя во весь рост с лопатой в руках на верхней кромке бурта.
– При таких удобрениях на хороший урожай можно надеяться!

Затем вырубленный квадрат был водворен на прежнее место.

Пройдя к машинам, он вдруг обратился к секретарю парторганизации:

– Сейчас у вас, кроме животноводов, люди, думаю, не особенно заняты?

— Да, это так, - последовал ответ.

— За время, которое мы будем на стройке, сможете собрать людей?

— Уже вся деревня знает, что вы у нас, так что соберутся быстро.

— Вот и хорошо! Мы поедем на новый коровник, а вы возвращайтесь назад, - он посмотрел на часы, - и к семнадцати часам соберите людей. Я хочу побеседовать с ними.

Новый коровник выгодно отличался как наружным видом, так и внутренней планировкой и начинкой: два асфальтированных прохода, мо-локопровод, родильное отделение, наконец, комната животноводов, где можно перекусить, попить чай, отдохнуть. На осмотр коровника ушло минут двадцать пять. Подойдя к воротам, Машеров взял председателя колхоза за руку:

– Евгений Александрович, а чем вы заполнять этот коровник будете? Переведете коров из той фермы, где мы были?

– Нет, Петр Миронович. Там у нас и поголовье сложилось, и кадры животноводов хорошие подобрались.

– Для чего же тогда новый коровник строили?

– Его мы тоже заполним. Сто двадцать телок своих растим, восемьдесят обещает племсовхоз продать.

— Что же вы своих телок не показали?

— Они в третьей бригаде.

— Так, может, заглянем, время у нас еще есть.

— Давайте заглянем.

И они поехали в третью бригаду. Здесь ферма представляла из себя обыкновенный длинный сарай, сложенный из старых обобществленных гумен. Находящиеся на ферме доглядчицы готовились к раздаче кормов. Телки все как одна уже были на ногах и выглядывали из своих загородок. Машеров, поздоровавшись с молодыми животноводами кивком головы, сразу заговорил:

– Что, девчата, новое дойное стадо готовите?

– Готовим, как же. Для наших телок во второй бригаде целый дворец построили.

– Отдавать таких красавиц не жалко будет?

– Ой, товарищ секретарь, мы так к ним привыкли, как к родным детям!

– У вас лично есть дети?

Девушка покраснела. За нее ответил председатель.

– Нет, она еще не замужем.

– Что, женихов нет?

– Нет, товарищ секретарь. Вот хорошо, что вы к нам приехали. Хоть вам пожалуемся. Что ж это делается? Всех парней из деревень забирают в армию, а назад они не возвращаются. То их на целину, то на Север, то на большие стройки, то еще куда-нибудь сманивают, а нам - оставаться в девках. Куда же смотрят наши власти?

– Но ведь и в тех местах, о которых вы говорите, тоже нужны люди, - спокойно заметил он.

– Батюшки!
– продолжала все та же доглядчица.
– Так кто же говорит, что не нужны?! Нужны, конечно, нужны! Но мы вот, незамужние молодухи, - она рукой указала на своих подруг, - рассуждаем так: откуда, с какой деревни взяли ребят в армию, туда их и верните. Пусть они приедут, со своими девчатами сгуляют свадьбы, а потом уже не одни, а семьями едут, куда Родина прикажет. Правильно говорю, девчата?

– Правильно, Надюша, правильно!
– засмеялись подруги. А одобренная говорунья закончила:

– Дороженький секретарь, ну скажите, разве мы плохие девчата, разве мы хуже тех городских, к которым наших парней увозят!

И вдруг рассмеялась:

– Не обижайтесь на меня, может, и наговорила что лишнее.

Первый секретарь не обижался, его тоже, видимо, за живое задел этот разговор. Беседа пошла о судьбе сельской молодежи, об условиях ее труда, о культурном досуге…

***